***
You cut me off, I lost my track. It’s not my fault, I’m a maniac. It’s not funny anymore. Well, It’s not.*
Лидия просыпается, захлебываясь собственными слезами, лёжа на холодном и грязном полу подвала, корчась от боли во всём теле, словно тяжело раненное дикое животное. Она не помнит, когда именно уснула, но даже сквозь звонкий гул в голове, наполненный отголосками душераздирающих криков, она чувствует жжение в спине, судя по всему, свидетельствующее о падении. Не без труда открыв глаза, девушка быстро стряхивает с ресниц тяжёлые солёные капли и едва сдерживает всхлип. Шум в голове все не стихает, пульсируя острой болью в висках, и Лидия вновь прикрывает веки, пытаясь понять, как во всем этом не сойти с ума. «Не время раскисать»,— думает она и делает глубокий вдох, приостанавливая слезы. — «Ты не должна показывать ему свою слабость. Это не Стайлз», — в голову тут же лезет образ прежнего добродушного парня, слишком активного и смышленого для своего возраста, но девушка быстро отмахивается от него, не желая ворошить всё ещё свежую рану. Только во второй раз открыв глаза, Мартин замечает, что лежит под мягким пледом и совсем не чувствует холода. Часть ее хочет остаться в зоне относительного комфорта, но вторая рвется посмотреть, изменилось ли в комнате что-то ещё. Не выдержав натиска любопытства, она приподнимается на локте, игнорируя боль в плече, медленно оглядываясь, и замечает на столе, рядом с которым, собственно, и упала, небольшой поднос с неизвестным ей содержимым. Только до обоняния доносятся приятные нотки съестного, уловив которые живот тут же издает характерный для голодного человека звук. — Тебе стоит поесть, — довольно миролюбиво произносит взявшийся из ниоткуда голос, и Лидия машинально поворачивает голову на звук, упираясь взглядом в сидящего на стуле Стайлза. Точнее в того, кто раньше им был. — Надеюсь, в этом мы с тобой солидарны, — он плавно поднимается, игнорируя напряжённый взгляд рыжеволосой, и берет со стола небольшой тряпичный сверток, который тут же бросает поверх укрывающего девушку пледа. — Не твой стиль, но выбор невелик. Лидия осторожно садится, боясь делать резкие движения, прикрываясь пледом, и разворачивает одежду: тёмно-синие пижамные штаны, разрисованные в стилистике Звездных Войн, и большая серая футболка из тонкой, но приятной к телу ткани. Девушка хочет тут же облачиться в выданное обмундирование, но медлит, чувствуя, что это ещё не всё. — Ах, да, — вспоминает Стилински, и протянутые к подносу руки тут же меняют направление, беря что-то с невидимой девушке области стола. — Для начала нужно разобраться с твоими ранами. Ты же позволишь мне загладить свою вину? — Он опускается перед Мартин, усаживаясь по-турецки и ставя рядом с собой небольшую чашку с водой и маленькую аптечку. — Я буду осторожен, обещаю, — заглядывает в глаза так, будто это его действительно интересует, а Лидия не находит слов, чтобы хоть как-то ему ответить, лишь сильнее сжимает пальцами мягкую ткань пледа, служащего ей укрытием. — Молчание — знак согласия. Стайлз выуживает из чашки небольшую губку и усаживается ближе, полностью игнорируя сбившееся от страха дыхание своей пленницы и лёгким движением руки скидывая плед с ее плеч. Лидия почти сжимается под тяжестью его внимательного взгляда, но понимает, что сопротивлениями сделает только хуже, поэтому замирает, позволяя парню мягко касаться холодными пальцами ее кожи, но не провоцируя на большее. — Тебе нечего бояться, Лидия, — когда-то миролюбивый и несколько застенчивый Стайлз сейчас звучит совсем по-другому. Опасно, жутко, но по-своему привлекательно. Он проводит мокрой губкой вдоль ключицы, останавливается у яремной ямки и скользит вниз, к ране, чувствуя, как мышцы на животе девушки нервно сокращаются, но будто бы только упиваясь этим. Он аккуратно и сосредоточенно отмывает засохшую грязь от кожи вокруг раны, напоминая Мартин того самого Стайлза, каким был не так давно, и бережно промакивает выступившие капли крови, после чего, в очередной раз ополоснув кусочек пористой ткани, стирает пыль и кровь с остальных частей тела девушки и отставляет чашу в сторону, берясь за аптечку. — Ложись, — тоном опытного врача приказывает Стилински и бросает на рыжеволосую слегка раздраженный взгляд, когда та отрицательно мотает головой. — Нужно обеззаразить рану. Или ты хочешь, чтобы нижнее белье я тоже забрал на стирку? — Нет, хорошо, — поддается Мартин и ложится на спину, позволив парню склониться над порезом с маленьким пузырьком, заполненным известной, не особо приятно пахнущей жидкостью, в руке. По всей области живота тут же разливается неприятное, но вполне терпимое жжение, боль от которого Мартин просто проглатывает, не желая казаться чересчур уязвимой. Но эффект быстро смягчается легким потоком воздуха, охлаждающим взаимодействие перекиси водорода с кровью. Девушка резко выдыхает, когда нежеланные ощущения исчезают, и смотрит на парня, отставившего пузырек в сторону и взявшегося за тюбик с заживляющей мазью. Пара осторожных движений, и Стайлз уже почти заканчивает с повязкой, лишь напоследок проверяет, надежно ли ее закрепил, а рыжеволосая каждую минуту напряженного молчания чувствует, как по спине пробегают стайки мурашек. — Осталось немного, — отчитывается Стилински, беря в руки уже другую мазь. Он садится почти вплотную и разводит ноги девушки, тут же закидывая их по обе стороны от собственных бедер и придерживая, пока девушка предпринимает попытку вырваться. — Угомонись, — рычит он, сжимая пальцами непривыкшую к грубости кожу. — Твои сопротивления имеют абсолютно обратный желаемому эффект, поэтому советую попробовать хоть немного мне довериться, иначе я не смогу больше сдерживаться, — в его голосе уже не слышно и ноток мягкости, лишь раздражение. — Хорошо, — выдавливает Мартин сквозь сжатые зубы. Она старается оставаться спокойной, но чувствует, что уже не может сдерживать слезы, так отчаянно рвущиеся наружу, ее как будто бы обволакивает вязкое чувство обреченности. А осознание того, что приходится подчиняться человеку, к которому она совсем недавно что-то чувствовала, и вовсе приводит в ужас. Она вновь осмеливается посмотреть в светло-карие глаза, которые когда-то вызывали у нее странный, но до жути приятный трепет, надеясь обнаружить в них хотя бы остатки человечности, но видит лишь холод и искры безумия, тут же опуская глаза в пол. — Нет-нет-нет, посмотри на меня! Не стоит отводить взгляд, — Стайлз ощутимо, но не больно хватает девушку за подбородок, склонившись над практически обнаженным телом, но та лишь зажмуривается, не желая встречаться с обезоруживающим светом янтаря, пусть и окунувшимся в сумасшествие. — Я хочу видеть твои глаза! — голос практически врезается в стенки черепной коробки рыжеволосой, и она все же смотрит на парня, чувствуя, как горячие капли оставляют за собой мокрые дорожки на щеках и висках, утопая в спутанных локонах. — Какая же ты красивая, когда плачешь, — заворожённо шепчет он и проводит большим пальцем по влажной щеке. — Просто уйди! — Да что случилось? — Не хочу, что бы кто-нибудь видел, как я плачу. — Да брось, Лидия. Послушай, тебя совершенно не должно волновать, что кто-то увидит тебя плачущей, понятно? Особенно тебя. — Почему? — Потому что я считаю, что ты очень красивая, когда плачешь.** Считай, Стайлз сказал то же самое, что и пару лет назад, но почему тогда вместо легкой, но такой искренней улыбки и теплого взгляда, Лидия не может выдавить из себя ничего, кроме рваного дыхания? Почему она чувствует лишь всепоглощающий страх, сковывающий по рукам и ногам? Почему ей кажется, что теперь Стилински будет намеренно заставлять ее плакать, лишь бы потешить самого себя? Почему? Лидия хочет что-нибудь сказать, ибо знает, что ее мучитель ждет и без ответа, вряд ли, захочет остаться, но в голову абсолютно ничего не лезет: все мысли спутываются между собой, образовывая вопящую кашу, которую едва ли удастся расхлебать. Взгляд мечется из стороны в сторону, ища, за что зацепиться, но все вокруг останавливается, когда холодные пальцы парня касаются внутренней стороны бедра девушки, вызывая волну странного возбуждения и отвращения к самой себе. Стайлз медленно, но уверенно втирает мазь в гематомы на ногах, не видя, но, кажется, чувствуя, какой эффект производят его действия. Уголок его губ быстро приподнимается, демонстрируя довольную усмешку. — Знаешь, Лидия, — начинает он, закрывая тюбик и кладя его на место. — Я не хочу тебя торопить, поэтому, если хочешь молчать, я не стану тебя принуждать к разговорам. Молчи на здоровье. Рано или поздно, но ты все равно привыкнешь, — он вновь нависает над ней, наблюдая, как лихорадочно вздымается девичья грудь и как сжимаются пухлые губы. — Только вот чем дольше ты будешь держать рот на замке, тем искуснее будут ключики, которые я возьмусь к нему подбирать. Стилински склоняется к уху рыжеволосой и подается чуть вперед, даже сквозь достаточно плотную ткань спортивных штанов давая почувствовать ей свое возбуждение. Мартин хочет закричать, убежать, провалиться, лишь бы не испытывать волны противоречивых чувств, хочет оттолкнуть, ударить, поцарапать, но лишь внутренне сжимается и зажмуривается, покорно ожидая, когда это прекратится. — Ты привыкнешь, — слова обжигают мочку уха, а их источник поднимается на ноги, давая Лидии глоток сомнительной свободы. — Еда на столе, советую тебе ее съесть, пока совсем не остыла. Еще я принес матрас. Прости, пока без подушки — ее нужно заслужить. Так что, будь хорошей девочкой, ладно? — Заслужить? — невольно переспрашивает Лидия, хоть и догадывается, что подразумевается под этим словом. Стоит лишь встретиться с похотливым взглядом кареглазого, как все становится понятно. — Да, милая, заслужить. По спине пробегает волна страха, когда осознание предстоящего доходит до девушки в полной мере. Она, конечно, уже далеко не девственница, да и особо железных принципов в этой области не имеет, но секс по принуждению — это вам не пьяные связи со случайными людьми, они так просто из головы не выветрятся вместе с остатками похмелья. Тем более, когда принуждает не чужой тебе человек. И избежать этого вряд ли удастся.