22 барабашки

— Да куда же она делась? — возмущается мужчина. — Клал же на стол её. Порядок на столе пропал, и все из-за проклятой ручки, которая куда-то делась. Джеффу нужно было записать один адрес, чтобы не забыть его, но все ручки из дома буквально испарились. Он уже смирился с утратой и начал искать карандаш. Но увы и ах… — Какого черта? Кто стащил всю мою канцелярию?! — кричал посреди комнаты, положив руки на пояс, скорее спрашивая у самого себя. Хоть бери и кровью пиши. Джефф сбросил вызов с человеком, который диктовал ему адрес, и записал название улицы на телефоне. Решив, что нужно купить новые ручки с карандашами, Джефф хотел допить свой кофе, но кружки на месте не обнаружил. — Что. За. Херня? — Дэвис начинал злиться. Обежав все комнаты в поисках кружки, он ничего не нашел. Джефф не мог понять, что происходит. То ручки, теперь кружка. Что дальше? Диван? Телевизор? Кран из ванной?  — Сегодня не мой день, — констатировал факт, заходя на кухню, чтобы сделать себе новый кофе. Варить напиток не хотелось, поэтому достал с верхней полки банку растворимого и кружку. Открывает выдвижной ящик, где хранятся столовые приборы, и не обнаруживает их там. Джефф стоял в ступоре и смотрел на пустой ящик. — Это какой-то розыгрыш? — истерично хмыкнув, Джефф осмотрел свою кухню. Не хватало вазы, которая пустовала на одной из полок, и одного стула. Глаза мужчины округлились, а сердце забилось так, будто прямо сейчас он убегает от маньяка извращенца. Его явно обокрали, так он думал. Но только какому больному ублюдку нужно красть ручки, его кофе, пустую вшивую вазу и один стул? Джефф аккуратно вышел из кухни и направился в гостиную. Вся техника была на месте. Он схватил массивную статуэтку, чтобы если что, обороняться от грабителя. Осмотрел гостиную тщательней. Не хватало несколько фотографий, пульта от телевизора, книг и, о боже, кактуса. Прям по больному, это был его любимый кактус, за которым он ухаживал, как за сыном. Это было выше его сил. Он не знал, что думать. Обращаться в полицию было слишком глупо. Он обессиленно плюхнулся на диван. — Какого черта происходит? — глубоко вздохнул, вспоминая все проведенные с Вильгельмом, кактусом, дни. Неожиданно на кухне послышался тихий звон и шум. Джефф резко вскочил и помчался туда. И лучше бы он этого не делал. На кухне бегало множество маленьких… Человечков? Дэвис с открытым ртом и ужасом в глазах смотрел на все это. Страх сдавливал глотку, поэтому он не мог издать и звука, не мог сдвинуться с места. Маленькие человечки держали в руках его украденные, как он думал, вещи. Некоторые лазили по полкам, забирая вещицы с собой. Никто его не замечал, пока он не выдал себя: зацепил банку воды, которая стояла на столешнице, когда его ноги подкосились, и он чуть не упал. Маленькие глазки обратили на него внимание. Джефф смотрел на них, они смотрели на него. Искра. Буря. Визг. Маленькие человечки начали визжать своим низеньким голосом и хаотично бегать по кухне, держась за голову. Джефф поорал, сразу же успокоясь. — Вы кто такие? Я вас не звал! Идите на хуй! — кричал Джефф, угрожая малюткам поднятой бутылкой воды. Человечки прониклись его агрессивностью и теперь угрожали Джеффу вилками и кактусом. Посмотрев на кактус, сердце мужчины пропустило удар. — Что вам нужно? Кто вы? — вновь задал вопросы, но уже спокойно. — Мы барабашки, — ответила одна из малюток, крутя ложкой в руках. — Чего? — прихуел Дэвис. — Я сошёл с ума, — печально произнес, посчитав число малюток. Двадцать две барабашки.  — Можете забрать все: ручки, столы, стулья, пульт, фотки, но, прошу, верните Вильгельма, — умоляюще попросил, поставив бутылку обратно на столешницу. — Забирайте все, что хотите. Только оставьте меня и Вильгельма в покое. — Прости, Джефф, — сказала уже другая малютка, бросив какой-то носок на пол и посмотрев на своих сородичей. — По законам нашего государства, тот, кто нас поймает, должен получить извинения и имущество обратно, а мы уйти. Так вот, мы просим прощения. Больше ты нас не увидишь. Все двадцать два маленьких человечка разом бросили все вещи на пол и быстро смылись. Остался только он, Вильгельм и гнетущая тишина, в которой витал пиздец.