Сияние любви

      Они тренируются в огромном зале, где через огромное стекло проникает солнечный свет, отсвечивая от смоляных волос Изабель куда-то вдаль. Огромные колонны с расписными узорами, символичными знаками то и дело принимают бьющееся о них тело Джейса. Лайтвуд определённо сильна. У них это словно игра, забава, потому что получать ещё больше навыков некуда. Они отличные бойцы, по сути, единственные охотники, которые лицом к лицу сражаются с врагом. Семья Лайтвудов считается лучшей, и Джейс входит в нее, даже если он Эрондейл. И некоторых, в частности Иззи, ужасно расстраивает тот факт, что они — семья, что чертовы брат и сестра. Она не знает, что делает и зачем задает такой вопрос, но пытается быть более тактичной: — Джейс, — девушка выдыхает, боясь произнести дальнейшие слова.       Они сидят на мраморном полу тренировочного корпуса, смотря, как солнце уходит в закат. Тренировка задержалась пуще обычного, а проведённые ими часы вместе бесценны для Изабель. Джейс слегка хмурится, первый раз видя неуверенность Лайтвуд. Как давно она стала подбирать слова, остерегаясь прямолинейности? — Иззи, что-то случилось? — он делает оборот навстречу её взгляду и смотрит на неё, искренне переживая, что кто-то обидел его маленькую сестрёнку.       Девушка опускает глаза, боясь поднять их, но через минуту отчего-то в ней просыпается уверенность. Она поднимает свои глаза с дьявольским взглядом, а потом решительно задаёт вопрос: — Ты бы смог полюбить меня, не будь мы семьёй? — на неё словно обрушился дьявол. Девушка медленно облизывает верхнюю губу, ожидая ответа Эрондейла. Тот же вопросительно смотрит на Иззи, поражаясь вопросу, который отнюдь не простой. — Иззи, тебе плохо? — Джейс пытается склонить это все к плохому самочувствию, но сам ведь знает ответ. Только что она три часа подряд тренировалась с ним, нанося сильные удары, ловко уклоняясь от его. — Ты можешь просто ответить на мой вопрос? — в голосе нотки раздражённости.       Несколько минут в зале тишина. Джейс не знает, что и сказать, как ответить так, чтобы не задеть Изабель. Она ему определенно не нравится, потому что он никогда не смотрел на неё под углом «не сестра». Он никогда не обращал внимания на её откровенные наряды, потому что он не видел в ней соблазнительницу. Джейс никогда бы себе не простил посмотреть на неё под иным углом, потому что они — семья.       Эрондейлу хочется провалиться сквозь землю, чтобы в этот чертов зал зашёл кто-нибудь, желательно Алек, которого Изабель отсюда выгнать не сможет. Парень не хочет отвечать на вопрос, потому что ответ очевиден. Гробовая тишина, при которой слышалось потрескивание множества лампочек, нарушилась самим Джейсом. — Нет, Иззи. — Он тут же встаёт, делая несчастные попытки уйти, но почему-то ему хочется объясниться перед ней. Но зачем?       Взгляд Лайтвуд потускнел, и она не утруждает себя тем, чтобы встать и пойти за ним, задать пару вопросов, попросить объяснений. Изабель слишком больно, словно огромный кинжал вонзили в районе груди, делая им круговые движения, потроша сердце девушки изнутри. Нутро больно защемило, а осознание того, что влюбленность безответна, даже при попытке вообразить, прожигает рану внутри души Изабель. А чего ожидала она? Уверенного «да»? Нет, Изабель Лайтвуд изначально знала ответ, но, видимо, решила стать мазохистом. Ей кажется что мир рухнул, поглощая её с собой куда-то в неизвестность. — Почему? — она чувствует его взгляд на своей спине. Джейс застыл в паре метров от неё.       Эрондейл давно замечал, что Изабель делает скрытые попытки стать ему кем-то большим, чем сестра. Девушка часто засматривалась на него, и если раньше она корила себя за это, то сейчас откровенно пожирала его взглядом. Она верила, или ей казалось, что они смогут быть влюблёнными, потому что кровь их не связывает, а проведённое вместе детство, в котором её учили, что Джейс — брат, можно назвать долгой дружбой. Изабель не хотела быть его семьёй, считаться его сестрой. Девушка завидовала Клэри, что получила поцелуи Джейса, ревностные взгляды и робкие объятья. Она хотела того же, но четко знала границу, которую так хотела переступить, но не могла. Пожалуй, это единственное правило, что не нарушила Изабель Лайтвуд. — Ты моя сестра. Ты навсегда останешься в моем сердце, но только как Бель, — то самое прозвище, которое она дал сам, как только увидел её — маленькую леди в желтом платье, словно из сказки «Красавица и Чудовище». Изабель была для него красавицей, а чудовищем он считал весь мир, который вскоре испортил её — ввёл во множество сомнений, кучу искушений и ещё больше запретов, которые Изабель нарушала из принципа. Так она позволяла называть себя только ему. — Ты нарушаешь запреты из принципа, верно? — Джейс уже уходит, останавливается возле выхода. — Так, может, я нравлюсь тебе только из принципа?       И он уходит, оставляя её в угнетающих мыслях, которые, как обычно, поделились на две части. Джейс без лишних слов понимал, что он нравится Изабель и поэтому решил не увиливать, сказав прямо. Его слова запали ей в душу, неужели её сознание управляет её сердцем? — Чертовы принципы! — крикнула охотница, со всей силы пнув грушу.       Изабель смирилась с тем, что навечно останется его сестрой и что желаемые страсти никогда не будут достигнуты. Лайтвуд просчиталась, задавая этот глупый вопрос, потому что теперь между ними ничего не будет как прежде. Девушка будет избегать Джейса, опасаться столкновения с ним. Между ними пропадёт та связь братства, потому что она больше не будет считать себя Бель — слишком грязная, грешная. Да, это останется тайной, но теперь она не сможет посмотреть ему в глаза, потому что, кажется, Лайтвуд охеренно просчиталась. В сердце зародились сомнения: а влюбленность ли это, или страсть к нарушению закона? Изабель бесконечно запуталась.