Сияние любви

      Они сидели в какой-то мрачной забегаловке их маленького городка, где есть только дешевое пиво, отнюдь не лучшего вкуса, и горчащее на языке виски. Здесь собираются только выбывшие. Выпавшие из реальной жизни люди, выбывшие из рядов «нормальных», и давно потерявших голову, оставив её где-то рядом с первой дозой наркотиков.       Кэтрин была как раз той, кто считалась нормальным: успешная карьера, квартира, семья. Казалось, для счастья ничего не нужно, но она не была счастлива. Семья терпела её только из-за дохода, достигла успехов не самостоятельно  — поднимаясь по карьерной лестнице, оказывалась в постели более знатного мужчины. Квартиру подарил тот самый жлоб, что повысил её до статного уровня, до этого сняв с неё плату — ежедневный секс в течение полугода. Пирс отчаялась, не видя мир в розовых очках. Она погрязла во всех грехах этого мира, начиная от прелюбодеяния, заканчивая ссорой с матерью, впервые чуть не подняв на неё руку. В тот день Кэтрин ушла. Ушла из мира реальности во вселенную, где все было сквозь розовый объектив, где, казалось, ещё немного и взлетят единороги. Кэтрин Пирс впервые попробовала наркоту.       Кол никогда не считался нормальным, никогда не входил в ряды людей, постоянно оставаясь где-то в тени. Майклсон никогда не питался нормально — полуфабрикаты были для него чем-то ценным. Кол с семнадцати начал курить вроде бы легализированную марихуану, но отчего тогда он стал настолько зависим? Вскоре он стал дилером, продающим наркоту, ведь сам подсажен на неё. Он выискивал жертв — падших, не видящих смысл в жизни. Кол Майклсон продал наркотик Кэтрин.       В их первую встречу, в этом же дряхлом баре, она ему показалась сильной, свободной. Кэтрин казалась ему правильной. — Ты ошибся, — сказала она ему, покупая огромную дозу. Ей было настолько хреново, что эта забегаловка казалась ей Раем: никто не осуждал, не смотрел косо и не цокал языком.       Они курили вместе, вводили дрянь в кровь вместе, видели мир ярким вместе. Абсолютно все они делали вместе, теряясь в дебрях счастливой жизни, улетая от жесткой реальности. Оба чувствовали себя окрылёнными, то ли от кайфа, то ли от любви. Кэтрин считала себя нужной, действительно счастливой. — Помнишь, как три года назад я продал тебе наркоту в этом месте? — Кол спросил, улыбаясь, вспоминая то, как они веселились раньше.       Прошло три года с той чертовой, казалось, неудачной встречи. — Конечно, как не помнить такого, — ответила Кэтрин. Они сидели на привычном им месте, в самом дальнем углу. — Спасибо, что не забываешь меня. Спасибо, что забрал меня оттуда, хотя бы на час, — выдохнула Пирс.       Пару месяцев назад её забрали от передоза в реабилитационную клинику для сильно зависимых. Ее закрыли там, обрубив любое общение с обществом. Лишь сегодня, через два месяца, ей позволили побывать на воле. Даже если и на час, Кэтрин была рада этому. В тот день, когда её забрали, она вновь потеряла смысл жить. — Я купил квартиру, специально для нашего малыша. Не самую классную, но это лучше, чем скитаться по улицам, — сказал Майклсон, радостно улыбаясь. Он коснулся её нежной руки, слегка поглаживая. — Я скучаю по вам.       Как только её забрали в клинику, то сообщили, что она беременна. Срок был маленьким, но такому факту Кэтрин была рада. Она думала, что больше никогда не останется одна, потому что малыш не бросит. Пирс видела в нем своё спасение и даже ради него не пыталась сбежать из больницы, ради него исключила возможность видеть мир счастливым. Радость окутала обоих. Кол нашёл работу, еле отказавшись от наркотиков, иногда покуривая сигареты. Малыш, кажется, сделал их мир дойстойным для жизни, ярким и без наркотиков. — Кол, мне нужно тебе кое-что сказать, — девушка виновато отпустила глаза, нервно перебирая пальцами салфетку. Она не знала, с чего начать и как сделать так, чтобы не было больно. — Ты хочешь чего-то? Что угодно, детка. Двадцатка баксов в кармане, — смешно сказал Кол, одергивая карман кожаной куртки.       А Кэтрин от этого только хуже. На душе — хреново, в сердце — больно. Ему на пару секунд кажется, что он увидел слезы в её глазах, но, кажется, ошибся, как в первый раз. Майкслон ждёт ответа, просьбы, хоть чего-то, но только не тишины. Когда Кэтрин молчит — плохо. — Он умер, Кол, — неуверенно сказала Пирс почти шепотом. На глазах у неё слезы, и Майкслон не ошибся, точно. — Малыш умер, его не смогли спасти.       Она почти не дышала, задыхаясь в собственных грехах. Кол почти не жил, потому что новость — убила. Оба молчат, а дыхание рассекает тишину. — Давно? — Колу горько. — Месяц назад. — Блять!       И он понимал, что разбился нахуй. Она могла сообщить ему об этом раньше, чтобы больно не было, они ведь разговаривали раз в две недели по десять минут. Что, черт возьми, её остановило? Кол хотел винить и себя, но сорвался на Кэтрин. Резко встал и ушёл, чуть не опрокинув стол. Она бежала за ним, запинаясь, задыхаясь в собственной панике. — Кол, прости! — Пирс почти догнала, почти схватила за куртку, но. — Не бросай меня, Кол. Прошу тебя, — она точно знала, что выглядела низко — бежит за ним, просит о чём-то, готова встать на колени, лишь бы не бросил. — Ты у меня один. Кол, прошу! — она упала возле дороги, когда уже не видила его силуэта. Разодрала коленки в кровь, грубо оседая на них. Ей не больно, ни капли. У Кэтрин Пирс сломана душа.       У Майкслона на душе — миллиарды осколков, вонзающихся глубоко. На сердце у него — боль, а в крови — кокс. Он хотел видеть мир ярким, но палитра снова оказалась без красок.       Кэтрин закрывают в психушке, Кола — в тюрьме. У обоих куча мыслей о смерти. Майклсон не пишет, Пирс не звонит. Они потерялись в неизвестности, в грубой реальности. Может, не стоило надевать те розовые очки, чтобы не было настолько больно?