Формула Распутина

31 декабря 2016 года. Раннее утро. Лубянская площадь. Москва.       За ночь сугробы превратились в жидкую кашицу. Сквозняки лупили из всех подворотен едкой гриппозной сыростью. Они трепали поношенный сюртук, лезли за шиворот и гуляли по пустым карманам. Не спасал даже подаренный Соней шерстяной свитер — стужей пробирало до костей. За два года Андрей так и не свыкся с московским климатом, регулярно то страдая от насморка, то мучаясь кашлем.       Из метро «Площадь Распутина» они с Яшей вышли, когда звон монастырских колоколов уже созывал братию к заутрене. Никольская утопала в рождественских огнях, сквозь вьюжный сумрак неотчетливо проступали силуэты окрестных домов.       — Какая гадость! — Андрей поёжился. — Ну и погодка!       — Да уж… — Яша достал сигареты и протянул товарищу пачку. — Будешь?       — Ага. Спасибо.       — Только давай постоим. Не люблю на ходу.       — Давай! — прикуривая, Андрей удивлённо поднял брови. — «Феникс»?! Жируешь?! Рита бы этого не одобрила…       — Я бы тоже не одобрил! — Яша сплюнул сквозь зубы. — Сам себе, бывает, удивляюсь… Знаешь, в детстве накормили нищетой досыта. Уж столько лет прошло, а всё отвыкнуть не могу…       — Большая семья?       — Семья-то маленькая. Я да сеструха. Только одни мы остались…       — Прости!       — Чего у ж там… — Яша вздохнул. — Мама умерла ещё, когда Ольку рожала, а через пять лет и отец от рака за полгода сгорел. Мне — четырнадцать, Ольке — пять, и живи как хочешь! Я кое-как хедер закончил… На Привозе всякой мелочью торговал… Потом правильным людям на глаза попался…       — Каким?       Яша замолчал, затягиваясь сигаретой, и недобро ухмыльнулся.       — Ты, Андрюха, смотри! Я-то тебя знаю, а серьёзные пацаны за лишние вопросы язык быстро укоротят!       — Я ж чего… — Андрей застенчиво отвел взгляд. — Просто… Интересно…       — Да ты не тушуйся! — Яша хлопнул товарища по плечу. — Просто в нашем деле лишние вопросы… Ни к чему они. Только делу вредят. А секрета нет. Сначала мальцом на побегушках, потом приказчиком в антикварной лавке. Теперь вот деньжат накопил — в Москву подался, решил своё дело открывать.       — А сестра? В Одессе осталась?       — Как же! Останется она! В Питер укатила! — Яша прямо-таки светился от гордости. — Выросла сестрёнка. Двадцать семь летом стукнуло. Она у меня о-го-го какая!       — Замужем?       — Какое там… Она вроде вашей Риты… Всю жизнь в своих книжках роется, а на мужика только поверх очков и смотрит, как на козявку из носа, — Яша скорчил надменную физиономию, явно передразнивая сестрицу. — Царь Соломон в юбке!       — И чем занимается?       — Ты, Андрюх, — Яша засмеялся, — со своими двумя курсами университета даже слов таких не знаешь! А я и подавно! — он щелчком отправил окурок в ближайшую урну. — Ну что, пойдем?       — Погоди, сейчас…       Андрей тоже выбросил докуренную сигарету, достал из кармана платок и протёр запотевшие очки. В руках нищего студента белый кружевной батист смотрелся как на свинье корона. Особенно с вышитыми в углу инициалами «С.Р.». Скосившись на платок, Яша едва заметно усмехнулся, но ничего не сказал. Спустя минуту они уже шли в сторону Лубянской площади, подгоняемые метелью и холодом.       — Яш, а зачем было выходить здесь? Доехали бы до «Лубянки»…       — Дурак ты, Андрюха! Неграмотно это. А вдруг тебя там уже ждут?! Один с лопатой и двое с носилками. Выйдешь ты такой, а они тебя тут же и срисуют. Всему вас учить надо!       — Яш, ну какое?! Если б гэбня нас пасла, они бы и «Площадь Распутина» обложили, и «Китай-город», и всё остальное…       — Не скажи! Недооценивать их нельзя, но и переоценивать тоже. Люди, Андрей, глупее, чем тебе кажется. А уж эти-то — тем более. Вон, сегодня ночью какого-то легавого в Питере взорвали!       — Насмерть?!       — Не, живой вроде… Но сам факт! Прикинь?! Катит он к своей марухе, слюни развесив, а ему гранату через лобовое стекло! И не попка какой-нибудь! Майор! По особо важным!       — А ты откуда знаешь?!       — Да в твиттере у этой журналюшки прочитал. Как её?       — Паскевич?       — Ну, да, Паскевич… Прикинь, как всё просто! А мы считаем, что у легавых вместо мозгов компьютеры! Всегда есть мазня, что они чего-то недосмотрят. И пользоваться этим надо, чтобы потом на фуфло не играть. Вышли. Осмотрелись. На Никольской вроде чисто. А дойдём до угла — ещё покурим и осмотримся.       — Не думал, Яша, — Андрей восхищённо покачал головой, — что у тебя такой опыт революционной борьбы! Откуда?!       — Опять лишние вопросы? Были, знаешь ли, учителя… Лучше скажи, этого Сталкера ты в лицо знаешь?       — Не-а. Мне его мобильный через третьи руки достался.       — Не нравится мне это…       — Говорят, диггеры — народ надёжный. И Рита одобрила… Мне-то не нравится, что он встречу назначил прямо у памятника Джунковскому, у Сперанского под самыми окнами.       — Рита одобрила, — Яша скривился в мерзкой гримасе. — Свой котелок-то зачем?! Не только же щи хлебать?! А насчет памятника, это ты зря. Чувствуется, что пацан грамотный. Самое безопасное место на Москве. Безопасней было бы только на Тверской, у особняка Волконской.       — Не безопасней, — Андрей хмыкнул. — Говорят, наша всероссийская мамочка любит курить, стоя у окна. Так там вокруг по три снайпера на каждой крыше.       — Мамочка?! — Яша прыснул. — Никогда не слышал. Это кто ж её окрестил так?       — Говорят, кто-то из генералов КГБ…       — Кто говорит? Откуда ты у нас всеведущий такой?       — Да так… — Андрей покраснел. — Говорят…       — От народ! Ими баба вертит, а они ей кликухи выдумывают, как школота сопливая! — Яша сплюнул. — Генералы, подишь ты! Страшная гэбня, тоже мне! Клоуны!       — Яш, ну а что ты с ней сделаешь?! Формально она только жена Сперанского, а у них принцип единоначалия…       — А у вас тоже принцип единоначалия?! Волконская своим подкаблучником вертит и всей страной заодно. Вами — Рита. Какая, спрашивается, разница?!       — Ну… — Андрей смущённо потупился, обсуждать девушку в её отсутствие ему было неприятно. — Рита, она очень умная. Блестящий полемист!       — Ага. И графиня к тому же! Эти мне барчуки!       — Она порвала со своим прошлым, ушла из семьи.       — Сколько ей лет, кстати?       — Ой! Неловко было как-то спрашивать… Моя ровесница, чуть старше. У неё четвёртый курс, у меня — третий. Двадцать, или около того. А к чему ты это спросил?       — Перебесится ваша Рита, вот увидишь! Перебесится и вернётся к папенькиным денежкам да к маменьке под тёплое крылышко.       — Не знаю… У нас многие из дворян: Лизонька Лазоверт, Савва Дашков… И почему «вашей»? Ты ведь тоже теперь с нами.       — Ну… Я ведь недавно, — Яша благодушно развёл руками. — Не обвыкся пока. Пускай будет нашей. Но все равно не люблю, когда бабы мужиками помыкают.       Тем временем они подошли к Лубянской площади, остановились и закурили.       Сквозь предрассветную мглу памятник Джунковскому казался Андрею нелепым призраком из сказок Гофмана, экранизированных гонконгской фабрикой грёз. Мысли закружились вместе с роем липких снежинок. Перед глазами, словно на экране, ручьями тёк вишнёвый сок, обильно поливая бутафорские потроха замученных жертв, и на мгновение молодой человек позабыл, что не один. Вновь протирая очки, он грустно размышлял о судьбах несчастной родины. Сок ли это был?! Бутафория ли?! Вглядываясь в мутные контуры здания КГБ, Андрей думал, что лишь одному богу известно, сколько невинных жизней загублено в этих мрачных подвалах.       Русская власть во все времена калёным железом пыталась выжечь в русском человеке не только свободу, но и всяческие помыслы о ней. Нет! Не давленной вишней испачканы полы в этих застенках! Одни герои гибли, но им на смену неизменно приходили другие. И так будет всегда, пока не рухнет вековое рабство, пока униженный народ не порвёт цепи невежества, нищеты и бесправия. Всегда найдутся те, кто возвысит свой голос против беспощадной тирании. Такие, как Рита, как Яша… Андрей украдкой прикоснулся губами к буквам на нежном батисте и, бережно свернув, спрятал платок в нагрудный карман — поближе к сердцу. Как же ему сейчас хотелось, чтобы Соня тоже была с ними! И Андрей верил, что этот час придёт!       — О чём задумался? — Яша курил и, не поворачиваясь к Андрею, цепким взглядом осматривал площадь.       — И не стыдно же ему! — надевая очки, Андрей кивнул в сторону монумента.       — Кому?       — Владимиру Фёдоровичу. Джунковскому.       — А чего ему стыдиться?! Он же памятник! — Яша хохотнул и, сделавшись серьёзным, мрачно покосился на бронзового истукана. — У нас к нему особые счёты. За погромы тридцать седьмого. Только мораль, Андрюха, она как фаршированная рыба — готовить долго, а жрать нечего. Как там у Гегеля? Точка зрения моральности есть точка зрения воли в той мере, в какой она бесконечна не только в себе, но и для себя. Сечёшь поляну? Бес-ко-неч-на!       Выронив сигарету изо рта, Андрей широко открыл глаза.       — Не перестаю тебе удивляться, Яша…       — Удивляться удивляйся, а виду мог бы и не подавать. А то светишься, как ёлка новогодняя. Ты, кстати, где встречаешь? А то приезжай ко мне, в Перово? У меня хата просторная.       — А у тебя ведь дома интернет есть?       — Таки да.       Борясь с искушением, Андрей надолго задумался.       — Буржуй ты, Яша! А еще нигилистом прикидываешься. Мне на интернет никакой стипендии не хватит…       — Так приедешь?       — Извини… Я все-таки в общаге… Соседке обещал в гости зайти…       — Это к той, которая платок подарила? — Яша хитро прищурился.       — Не… — Андрей в очередной раз густо покраснел и отвёл взгляд. — К другой…       — Это правильно! Соседок должно быть много, — Яша дружески пнул товарища в плечо. — Кстати, о поляне, — он снова обвёл взглядом площадь, — вроде всё чисто. Ты иди, я на стрёме. Если что, я сигнал подам, как договаривались.       Андрей молча кивнул и, кутаясь от ветра, пошёл к подземному переходу. Выйдя на поверхность у памятника Джунковскому, он обернулся в сторону Никольской. Отсюда фигура Яши была едва различима. Сквозь зыбкую пелену ледяного дождя всё выглядело, как в абсурдном сбивчивом сне, когда понимаешь, что спишь, а проснуться не можешь. Рассказ Яши о своём детстве тронул Андрея почти до слёз.       «Так не может быть! — думал он. — Так не должно быть! Двое детей из бедной еврейской семьи остались без родителей, и общество отвернулось от них! Сколько же лишений выпало на их долю?! Сколько пришлось пережить?! И ведь не сдались! Выжили! Яша, хоть и разговаривает, как шпана с Хитровки, а Гегеля наизусть цитирует!»       — Дядька, ты, что ль, Фролов?! — кто-то дёрнул Андрея за рукав. — Ты меня дожидаешься?!       Чуть снизу на Андрея смотрели два нахальных голубых глаза, принадлежащие шкету лет пятнадцати.       — Ну, если ты — Сталкер, то тебя.       Больше было некому, но сомнения у Андрея оставались. Сталкер! Такое погонялово подошло бы брутальному лохматому мужику лет сорока в чёрной клёпаной кожанке. По крайней мере, именно так представлялся Андрею матёрый диггер, знающий о московских подземельях всё, если не больше. А тут… Гаврош какой-то…       — И кто меня спалил? — Сталкер тоже с подозрением смотрел на Андрея.       — Лукич.       — Это кореш Гремлина, что ль? Такой плешивый, с золотым зубом?       — Ты, сопляк, меня проверять вздумал?! — Андрей чуть не влепил пацану подзатыльник. — Нет у него никакого золотого зуба, и не плешивый он!       — Ты, дядька, не кипешуй! Я ж не знаю, кого в такую рань на Лубянку занесло, — Гаврош шмыгнул носом и вытер его рукавом. — А чё ж Лукич тебя к Гремлину не отвёл?       — У Гремлина дороже, — о таком человеке Андрей слышал впервые, но виду не подал.       — Понятно, халявы захотелось, — пацан снисходительно покачал головой. — А в горкал зачем лезешь, дохлых крыс давно не нюхал?       — Повысить эрудицию.       — Чего?!       — Твоё какое дело?!       — А такое! Сколько вас? Больше троих не беру, шуму много.       — Сначала двое, а потом…       — Оптовые покупатели, значит? По червонцу с рыла.       — А не многовато?!       — Ближайшее бюро экскурсий на Никольской, — пацан равнодушно пожал плечами и кивнул куда-то вдаль. — Скажешь там, что от Лукича, тебе скидка будет.       — Ну, хорошо… — Андрей нехотя кивнул. — Деньги, наверное, не проблема…       — Про тебя мне Лукич рассказывал, а второй кто? — настырный пацан продолжал допрос.       — Ты не знаешь, он не москвич. Но товарищ надёжный!       — Знаем мы этих понаехавших! Ладно… А потом?       — Что потом?       — Ты сказал: «Сначала двое, а потом…»       — Потом с нами ещё девушка пойдёт.       — Понятно! — Сталкер брезгливо поморщился и сплюнул. — Глямюр-тюжюр… Баб не беру, — он развернулся и зашагал прочь.       — Пацан, погоди! А если по четвертному?!       — Баб не беру! — рявкнул Сталкер через плечо.       — Пацан, а по полтиннику?!       Мальчуган остановился и недоверчиво посмотрел на Андрея.       — Откуда у такого шаромыжника бабло? Нищее студенчество… — он цокнул языком. — У тебя ж весь прикид на столько не тянет!       — Будут бабки!       Сталкер продолжал брезгливо морщиться, но было видно, что алчность потихоньку берёт верх.       — Ладно! — пацан махнул рукой. — Но смотри, если кинешь или легавым запалишь, тебя найдут и кишки выпустят! И запомни, если твоя трепетулька хоть раз взвизгнет, тут же из трипа выкину!       — Значит, договорились? — Андрей облегчённо выдохнул.       — Нет ещё. Червонец задатка.       — Ну, это уже жлобство!       — А снарягу мне на свои брать?!       — Какую такую снарягу?!       — Дурень! А ещё очки надел! Или ты в своих обносках под землю собрался?! Тебя в первом же шкурнике на ремешки порвёт!       От стипендии оставалось рублей пятнадцать, но делать было нечего. Андрей выгреб из кармана несколько мятых бумажек и протянул маленькому кровопийце.       — Держи, дармоед.       — Фильтруй базар, дядька! Я за наезды не по теме проценты взымаю, — Сталкер убрал деньги в карман.       — Когда начинаем?       — Жди. Снарягу возьму — позвоню. Не раньше второго.       — Лады…        — Обожрался лебеды! Мне твои «лады» на хлеб не намазать! Бабки готовь!       Сталкер развернулся и по-детски вприпрыжку засеменил в сторону Мясницкой.       Москву засыпало мокрым снегом, злые сквозняки рвали в клочья одежду, и над всем этим глубоко погружённый в свои мысли Владимир Фёдорович Джунковский равнодушно глядел сквозь пространство.       «Истинный Гаврош! — думал Андрей. — Кеды, тоненькая куртка с капюшоном, вязаная шапочка… Проценты он, видите ли, взымает! Интересно, читать-то хоть умеет?»       — Эй! Пацан! Ты в школу-то ходишь?!       — Дядька, ты совсем дурак?! — бросил Сталкер, не оборачиваясь. — Далеко мне пешком ходить! На метро езжу!