Быть героем

Над городом темнели тучи, и холодный дождь с самого утра поливал выгоревший под солнцем камень, словно чувствуя настроение хозяина замка-крепости. Элиот Кусланд, двадцатилетний юноша, словно постарел на десять лет, когда гонец принес из Остагара дурные вести. Битва была проиграна. Королевская армия вместе с войсками эрла Хоу и тейрна Кусланда потерпела поражение, а Логейн едва успел увести своих людей на север от кровавой бойни. Элеанора, чье здоровье пошатнулось еще неделю назад, окончательно слегла, и Элиот больше не заходил в ее покои, оставив мать на попечение Орианы. Сейчас нельзя было показываться тейрне на глаза, не имея никаких новостей, которые могли бы поднять ее на ноги. Он не брался судить о битве, на которой не присутствовал. Можно было винить что угодно — или кого угодно — в ее исходе, но Элиоту важно сохранить здравый ум в такой тяжелый час. По прибытию гонца его мысли одна за другой, слово ураган, сметали все остальное, чего нельзя было допускать, ведь теперь на его плечах лежит тяжелое бремя правления. Правитель не имел права переживать за своих близких больше, чем за собственный народ, а уж хайеверцам в ближайшее время придется несладко. Его задача — обеспечить их всем, что необходимо для того, чтобы пережить эту войну, а это не только армия, но и мирные люди. Элиот не разбирался в таких вещах от слова совсем, так как до этого дня думал совершенно о других вещах. За спиной скрипнула дверь, впуская прохладный воздух из коридора. Он повернулся и поприветствовал служанку молчаливым кивком, приглашая пройти, но та топталась на пороге, будто норовила как можно скорее оставить своего лорда наедине с размышлениями.  — Ландра покинула замок сразу после завтрака, милорд. Сообщить об этом вашей матушке? Вряд ли ей было до этого дело.  — Благодарю, — его голос звучал сипло и тихо, совсем не так, как подобает, но Элиот полагал, что его горе не только понимают, но и разделяют. Ноги словно приросли к полу, не давая их хозяину отойти от окна. Глупо было ждать еще одного гонца, который сообщил бы, что у него вести от тейрна или Фергюса, но Элиот не переставал надеяться. Отчаянно надеяться и думать о том, что, обвиняя то Логейна в таком отвратном чувстве юмора, то гонца, перепутавшего войска людей с ордой порождений тьмы, то хайеверского целителя, подсунувшего странное снотворное, из-за которого путались ночные кошмары с явью, это не принесет ему никакого облегчения. Он чувствовал на себе чужой взгляд. Сообразив, что служанка все еще стояла в его покоях, Элиот обернулся и устало опустился на стул близ окна.  — Да, сообщи. Эльфийка кивнула и вышла, аккуратно затворив за собой дверь. В помещении вновь воцарилась гробовая тишина, в которой можно было различить шаги и тихий голос, обращенный, вероятно, к охраннику около матушкиных покоев. Дождь усиливался с каждой минутой, смывая грязь с улиц. Почему за долгие годы он не смог смыть скверну, уничтожающую Тедас во времена Мора? Элиот хотел бы, чтобы вода была на это способна. В последние несколько дней население Хайевера будто вымерло. Слуги рассказывали, что жители города переживали гибель своего тэйрна также трудно, как его собственная семья. Народ любил Брайса Кусланда, помнил о его подвигах во время оккупации Ферелдена орлесианцами, почитая как героя — в этих краях почти наравне с королем Мэриком и тейрном Логейном. Сам Элиот не выходил дальше ворот замка — новые обязательства навалились на него еще в тот день, когда отец и брат уехали на войну. Когда новости о поражении при Остагаре достигли Хайевера, те, кто был постарше, взяли под свой контроль быт в замке, прекрасно понимая чувства хозяев, и все же этого в скором времени окажется недостаточно. Элиот давно перестал устраивать семейные приемы пищи, предпочитая завтракать, обедать и ужинать в одиночестве. И матушка, и Ориана тоже ели в своих покоях — для северянок попытки скрыть свою слабость были вполне естесственны, что бы не происходило. Жена Фергюса все свое время посвящала сыну, стараясь таким образом отвлечься от дурных мыслей, но, как только маленький Орен ложился спать, глаза снова и снова наполнялись слезами, которые все никак не заканчивались. И пусть в ее горе следовало винить порождений тьмы, Элиоту казалось, что иногда она бросала гневные взгляды на него — будто осуждала за то, что с гибелью брата все досталось ему. Новым тейрном Хайевера должен был стать Орен, но возраст позволял носить титул только формально, тогда как реальная власть перешла в руки Элиоту. Править его никогда не учили, так как тот был младшим сыном Брайса Кусланда, но Орен уж точно умел не больше. Те проблемы, которые был вынужден решать тейрн, едва ли понимал ребенок, хотя это не значило, что ему не нужно учиться. Приходилось решать мелкие задачи, которые не требовали чрезмерных усилий, но к концу дня все равно очень изматывали. Элиот, когда всем этим занимались отец и Фергюс, любил перед сном проводить несколько часов в библиотеке, но сейчас ему не хватало времени зайти туда даже на десять минут. Призраком он возвращался в свою спальню и проваливался в глубокий сон, превращающийся под утро в кошмар. Снова и снова он просыпался в холодном поту, видя, как порождения тьмы захватывают Хайевер и расправляются с тем малочисленным войском, что осталось в замке. Элиот никогда не был суеверным и считал, что любого противника можно было сразить стрелой или мечом, но его уверенность подкосила участь отца и брата. Ведь у одного и другого было оружие, но их клинки не смогли сразить врага, а щиты — отразить смерть. Он отвернулся к окну, выходившему на тракт, будто проверяя, вдруг в этот день вернется кто-то из их людей и расскажет, как оставшиеся в живых едва ушли из-под Остагара. Ужасно было даже представлять, что не спасся никто. Вместо солдат Элиот увидел одинокую фигуру, скрытую плащом, верхом на коне. Маленького рыжего, похожего на эльфа, паренька — еще один гонец, не иначе. Не дожидаясь сообщения от слуг о прибытии вестей, Кусланд сам спустился в парадный зал. Ему показалось, что все будто оживились — надежда на то, что новость хорошая, была мала, но все же она была. Элиот глянул на трон — место, где, как он помнил, всегда восседал отец и вершил суд или принимал гостей и вассалов. До сих пор он старался не думать, что теперь там должен сидеть Орен. Гонец разговаривал с сэром Гилмором, но, увидев Кусланда, тут же замолчал и коротко поклонился. Протянув левую руку, он отдал свиток сэру Гилмору, а тот — Элиоту. Он резко выдернул письмо и сломал печать. Слуги и рыцари перестали обижаться на излишнюю грубость своего нового хозяина, понимая, что на его месте, скорее всего, вели бы себя так же, но Элиот не мог не жалеть о том, что вымещает злость на ни в чем неповинных людях.  — Что там? — голос Орианы, раздавшийся за спиной, заставил вздрогнуть. — Я увидела из окна, как… — она подошла почти вплотную, и Элиот почувствовал ее дыхание у своего уха.  — Это из Редклифа, — запоздало произнес гонец, извиняющим взглядом посмотрев на женщину. Печать принадлежала Герринам. О том, что мог написать эрл Эамон, Элиот догадывался — и в итоге оказался прав. Он не любил лезть в политику, считая, что всем этим должны заниматься его отец и брат, но мать все равно посвящала его во многие подробности, так что предположить о содержимом оказалось весьма простой задачей. Эамон извещал о Собрании Земель, которое должно было состояться уже в этом месяце в Денериме. Несмотря на то, что Хайевер всегда держался в стороне от внутренних политических проблем, тейрны, и особенно их жены, держали нос по ветру. Элеонора часто говорила о том, что рано или поздно интересы Эамона и Логейна столкнутся, и вот, кажется, время пришло.  — Сейчас не время для подобных глупостей! — воскликнула Ориана, попятившись назад, — другой реакции от нее ждать и не стоило. Про себя Элиот согласился со своей невесткой, однако, если бы он не почувствовал горький привкус скверны, погубившей его близких, вероятно, отнесся бы к вести из Редклифа более снисходительно.  — Кайлан не оставил после себя наследников, а Анора не считается особой королевской крови, даже с учетом ее статуса. Эамон боится, что Логейн захватит власть. Ориана, будучи родом из Антивы, мало что понимала в грубой ферелденской политике. Она была той женщиной, которая, потеряв возлюбленного и отца ее ребенка, будет думать о таких вещах в последнюю очередь. Ей было все равно, кто станет королем, нужен был лишь человек, способный отомстить за всех, кто погиб при Остагаре, и Эамон, который не принимал участие в сражении на юге, едва ли подходил для этого. Тяжело вздохнув, Ориана покинула парадный зал. Элиот перечитал письмо еще раз. Эамон красноречиво расписывал предательство Логейна, который увел войска в самый последний момент обратно в столицу, вместо того, чтобы прийти на помощь своему королю. Несмотря на то, что в стране забыли о крестьянском происхождении талантливого военачальника, эрл Редклифа вспомнил об этом несколько раз, намекнув на необходимость лишить Логейна титула тейрна за дезертирство. В проеме дверей появилась мать. Она выглядела намного лучше и была одета в одно из своих лучших убранств, которые обычно носила во время приема гостей. Голубой корсет украшали бежевые вставки из короткого меха, а подол заканчивался серой каймой, прикрывающей ноги до самых пяток. Несколько десятков лет назад подобные наряды не носили в этих краях, и после своего замужества Элеонора стала законодательницей новой моды, добавив в грубые северные наряды изящности и женственности. Сегодня же такой наряд мог гласить только о том, что вдовствующая тейрна нашла в себе силы двигаться дальше и начала оправляться от горя.  — Ориана рассказала мне о письме, — произнесла она, подойдя к сыну. — Я знала, что до этого дойдет. Несмотря на роскошное платье, тейрна все еще оставалась бледной тенью самой себя. Любому человеку, потерявшему двух самых близких людей, одного из которых она родила и вырастила, необходимо было время, чтобы прийти в себя, и Элиот поистине был восхищен тем, что его мать так быстро решилась покинуть свои покои и обсудить с сыном текущее политическое положение в стране.  — Старик хочет прибрать Ферелден к рукам на старости лет. Но и Логейн хорош тоже — я не сильна в военной тактике, однако, присягнув королю, он не имел никакого права бросать его на произвол судьбы.  — Его люди могли спасти положение, — едва шевеля губами, сказал Элиот, отдав матери письмо. Та пробежалась глазами по строчкам — так, будто уже читала его. Затем передала в руки сэру Гилмору и подошла к сыну.  — Мы все были ослеплены верой Кайлана в победу. И — убеждением в том, что Логейн всегда был человеком чести и не смог был предать сына Мэрика.  — Эамон все равно его винит в предательстве. Достаточно ли этого будет для того, чтобы его выбрали новым королем? Элиот знал ответ на свой вопрос, однако, когда речь заходит об Эамоне, трудно сказать однозначно, ведь у того наверняка был припрятан какой-нибудь козырь. Его связь с Орлеем могла быть незначительной, однако от жены Эамон перенял навыки ведения Игры, в которой ферелденская знать ничего не смыслила.  — Королевская родословная так до конца и не изучена. Если он предоставит какие-то доказательства родства с Каленхадом… Впрочем, даже родство с Роуэн делает его пусть и не главным, но все же претендентом на корону. И консервативные лорды поддержат его, так как не стерпят простолюдина на троне. Ты же знаешь, как эрл Западных холмов относится к Аноре. Элиот догадывался, чем все это кончится. Много месяцев знать будет ссориться между собой, раскалывая страну на части и провоцируя гражданскую войну. Солдаты, вместо того, чтобы противостоять порождениям тьмы, начнут воевать друг с другом, и, если Ферелден не падет до того, как на троне вновь окажется правитель, его участь все равно будет предрешена. Логейну не хватит войск справиться с Мором, а Эамон согласится на сотрудничество с орлесианцами. В живых еще остались те, кто освобождал Ферелден от имперской оккупации. И остались шевалье, которые не были против того, чтобы захватить новые земли, воспользовавшись слабостью соседа после гражданской войны и нашествия орды порождений тьмы.  — И все же поддержать кого-то нужно. Мы не можем оставаться в стороне.  — Не можем, — согласилась Элеонора. — Но и поддержать — тоже. Пока один из них не умрет, в Ферелдене не будет покоя, а сейчас мы должны быть едины перед ужасной угрозой, которая уже погубила многих. То решение, которое подразумевала мать, само промелькнуло в его голове, пусть Элиот и считал, что сейчас не подходящее время. Они оба знали, что у него было больше прав на трон, чем у Аноры и Эамона вместе взятых, так как род Кусландов был таким же древним, как и род Тейринов, а Хайевер долгое время после объединения Ферелдена оставался независимым. Если бы Элиот сказал, что не хочет стать королем, то солгал бы. Младший сын лорда не смел и мечтать даже о титуле тейрна, чего уж говорить о короне. Но это не значило, что не мечтал. Как и каждая девочка с самого детства желала стать королевой, особенно когда на трон взошел красавец Мэрик или, уже позднее, Кайлан, каждый мальчик, грезил о том, чтобы стать королем. Он слушал сотни рассказов о том, как Мэрик отвоевывал Ферелден, каждый раз мечтая пережить что-то подобное.  — Я знаю, что для принятия такого решения нужно время, но его у нас нет, — Элеонора дотронулась до поручня хайеверского престола и провела по нему рукой. В столицу Элиот, откровенно говоря, совсем не рвался. Вовсе не из-за отсутствия амбиций, а только из беспокойства за собственный тейрнир. Почти всех солдат отец увел на юг, и сейчас Хайевер был как никогда уязвим. Скольких людей он сможет оставить для обороны? Скольких возьмет с собой? Армия эрла Эамона не участвовала в битве при Остагаре, а солдаты тейрна Логейна все вернулись невредимыми. У Кусландов же даже не было достаточно людей, чтобы защищать своего лорда на улицах Денерима. А ведь в столице, особенно когда на кону стоит такой куш, может произойти что-то серьезнее нападения отряда разбойников в одном из закоулков. Они вернулись к этому разговору за первым совместным ужином после гибели Брайса. Ориана не вышла из своих покоев, а Орена уже уложили спать к тому времени. Элеонора выразила протест, когда Элиот сказал, что их планом надо поделиться с невесткой, да и новость эта совершенно ей без надобности. Когда же Элиот уедет — а Элеонора постарается сделать для этого все, что сможет, — Ориане придется смириться с ролью матери несовершеннолетнего тейрна и помогать сыну править.  — Не бойся рисковать, — сказала она, подняв кубок с вином. — Кусланды заслужили встать во главе государства теперь, когда с родом короля Каленхада покончено. Люди пойдут за тобой охотнее, чем за простолюдином или орлесианской марионеткой.  — В мое отсутствие Хайевер останется уязвим. Он и сейчас уязвим, но люди хотя бы знают, что их земли защищает тейрн.  — Когда люди узнают, что тейрн уехал на Собрание Земель, дабы занять трон, появится надежда на то, что их земли защитит король.  — А что помешает Эамону настроить других лордов против меня и пойти войной на замок, когда я буду в Денериме? Что, если он разобьет кого-то из моих вассалов? Эрл Хоу погиб вместе с моим отцом, а ведь у него было еще меньше солдат, и сейчас никто не защитит Амарантайн в случае атаки. — Банн Франдерел не участвовал в битве при Остагаре, Западный Холм может дать нам солдат, — Элеонора решительно встала из-за стола. — В случае наступления Мора Штормовой берег тоже не останется в стороне — если нужно, я стану во главе войска.  — Матушка…  — Когда-то бок о бок с твоим отцом мы уже вели людей на битву с врагом. Я не буду отсиживаться в стороне, пока моему дому угрожает опасность. Поезжай в Денерим, душа моя, а я позабочусь о Хайевере. У нас хватит людей, которые сопроводят тебя, выделить три дюжины стражников нам по силам. Кроме того, ты можешь взять с собой сэра Гилмора. Несмотря на юный возраст, он стоит пятерых солдат. Элиот не спорил. Мать действительно управляла бы тейрниром гораздо лучше него, ведь много лет они с отцом это делали вместе. И с войсками вассалов Хайевер будет в безопасности какое-то время. К тому же, это был хороший способ для нее отвлечься от произошедшего — Элиот знал это по себе. Всю ночь он проворочался в собственной постели, раздумывая о Собрании Земель и его роли в нем. Решение он принял еще когда письмо из Редклифа только пришло, но осознание грядущих перемен не давало сомкнуть глаз. Пилат — огромный темно-коричневый мабари — лежал рядом с кроватью Элиота и, казалось, разделял волнение своего хозяина, то и дело вздрагивая и поскуливая во сне. Сон все не шел. Элиот встал и, накинув плащ, вышел на улицу. Ночным воздухом было приятно дышать, несмотря на прохладный ветер и росу. На востоке небо потихоньку светлело, оповещая о новом дне. Поднявшись на одну из башен, Элиот долгое время всматривался вдаль, ожидая первый луч восходящего солнца. Уходящий за горизонт северный тракт понемногу освещался. Этой дорогой он отправится в столицу, когда его люди сделают все приготовления, а стражники, идущие с ним, попрощаются со своими семьями. Мать послала письмо в столицу вчера вечером, запрашивая у эрла Денерима поместье для тейрна Кусланда. О том, кто именно прибудет, она не сообщила, и это было в целом правильным решением, так как Элиот едва ли мог представиться кому-то, используя чужой титул. В глубине души он верил в то, что Фергюс мог выжить. Гонец, который принес печальную весть, говорил, что младший из прибывших Кусландов отправился в Дикие Земли на разведку незадолго до битвы. Элиот мог предположить, что брат обошел орду и каким-то образом выжил, пусть это была весьма хрупкая надежда. Он так и не смог сказать об этом ни матери, ни Ориане, дабы не давать ложных надежд.