Осколки

Мне снится странный сон. В нём я сижу на старом стуле в мастерской отца, в окружении знакомых пустых зеркальных рам и почти готовых заказов. Пахнет краской, лаком и пылью. Я смотрю в одно из зеркал украдкой. Я — это я. Такой, каким был раньше — до Короля и Зеркала, до теней, до начала моего обучения колдовству даже. Совсем ребенок. Во сне кажется, что это очень правильно, что так и должно быть — а как иначе? От разглядывания собственного отражения меня отвлекает шум. Поворачиваюсь — дверь в мастерскую распахивается резко, уверенно, и в неё влетает чья-то невысокая фигура. Я даже не задумываюсь, хотя лица и не вижу — почему-то прекрасно понимаю, что здесь и сейчас может быть только одна темноволосая девушка с длинной косой через плечо. Имя проскальзывает на кончик языка само собой и срывается с него, словно птица с ветки. Кай. Она останавливается посреди комнаты, сосредоточенно оглядываясь. Я смотрю на неё — сначала молча — наблюдаю, как колышутся от слабого сквозняка выбившиеся из прически пряди, как тонкие пальцы в кулаки сжимаются, как пыль оседает на простеньком сером платье, как солнечные зайчики из десятков зеркал целуют Кай в волосы, в кончик носа и в бледные щеки. — Кто вы? — не сразу понимаю, что голос — мой собственный, словно бы сквозь вату долетает. Кай оборачивается на голос — почти испуганно — но как только видит меня, улыбается широко. Она узнала меня? — Холт, — смотрю на то, как губы девушки складываются в кривую, несмелую улыбку. Что не так, почему смотрит так странно, так… горько? — это ты? Киваю. Конечно же, узнала. Кай улыбается. Протягивает ко мне бледную руку сквозь кружево солнечных зайчиков. Она отражается в десятках зеркал вокруг — какая-то по-новому уверенная, спокойная, и… Красивая. — Не бойся, — голос у Кай мягкий и успокаивающе тихий, словно давно забытая мелодия колыбельной, — пора уходить. Пойдем со мной? Я смотрю на тонкие пальцы Кай, в пыльно-солнечном пространстве зависшие. И на её лицо — на глаза особенно, потому что глаза у Кай пронзительно-голубые и бьют сильнее любого, даже самого сильного, заклинания. Не знаю, как раньше не замечал. Я протягиваю руку Кай сквозь застывшее пространство мастерской. Время тянется, и я тянусь тоже. Кай смотрит на меня своими смертельно-голубыми глазами. Я смотрю на неё в ответ и улыбаюсь.

***

Что-то произошло. Я чувствую себя по-другому. Это — первое, что я понимаю, прежде, чем открыть глаза, прежде, чем проснуться до конца даже. Моих губ легко касается что-то приятное и мягкое, что-то… Ещё один сон, понимаю я. Но мне же не снятся сны. Я открываю глаза. Свет больно режет по ним — пускай за окном и сумерки, но все равно. Когда я успел уснуть и как уснул вообще? Когда я в последний раз видел сны? Воспоминания заполняют голову, словно вино — пустой бокал. Кай корчится на полу рядом с Зеркалом от боли, затем — Король Теней, затем — пыль, взметнувшаяся в воздух и мешающая видеть, и… И мой медальон на земле. Разбитый в ничто. Дергаюсь, как от судороги, фокусирую взгляд на каменном полу. Он там — мелкие хрустальные осколки, лишенные уже даже намека на магию или все то, что в нем так бережно хранилось десятки лет. — Холт, — обеспокоенный голос заставляет меня оторваться от осколков и перевести взгляд на знакомое бледное лицо. Кай касается моего локтя, прямо мне в глаза сосредоточенно глядя. В ней изменилось что-то очень сильно — в её глазах больше нет того нечеловечески чужого и холодного, что было там последний год. Осколка больше нет. Есть смертельно-голубые глаза Кай с тем же невыносимо мягким выражением где-то в глубине. Где-то внутри от этого взгляда становится еще больнее. Догадка прошибает навылет. Вскидываю глаза на Зеркало, хотя мне и смотреть-то не надо. Оно целое. Внутри меня клокочет что-то непонятное, что-то горячее и… живое? Что-то, что заставляет дышать чаще, что-то почти болезненное, что-то, что заставляет меня снова и снова взглядом к Кай возвращаться, что-то, что словно магнитом тянет. — Кай, — произношу, глядя прямо в небесно-голубые глаза, и это имя как-то по-другому звучит. Словно одно из заклинаний из старых книг на полке, почти благоговейно, — что ты сделала? Девушка улыбается.

***

Глаза у Холта совершенно другие. Такие, как у мальчика по ту сторону Зеркала — темно-серые и живые, такие живые, что дух перехватывает. И теплые. — Что ты сделала? — спрашивает Холт и смотрит, смотрит, смотрит прямо в душу, кажется. — Я была по ту сторону Зеркала, — произношу на выдохе, глядя на то, как меняется выражение лица мужчины, как тень пробегает где-то за зрачками, — я вернула осколок и взамен забрала твою душу. Про воспоминания, которыми я пожертвовала, решаю молчать. Не время и не место сейчас, я не хочу сейчас об этом, не хочу, чтобы из глаз Холта исчезало это хрустально чистое, такое непривычное на знакомом бледном лице удивление, и сменялось чем-то совершенно другим. Не хочу, как раньше. — Кай… — произносит мужчина и замолкает. Смотрит на меня так, будто бы видит впервые. Это «Кай» звучит, как законченная мысль. Чувствую, как по телу разливается жгучее, приятное облегчение. Я вернулась, он вернулся тоже. Осколок в Зеркале, и мне больше не угрожает ничего. Холт тут, все в порядке, все позади вроде как. Все в порядке. — Король Теней? — тяну вопросительно — так, на всякий случай. — Все кончено, — произносит Холт, и его губы на секунду трогает несмелая кривая ухмылка, тут же исчезающая в уголках губ. Холт улыбается, улыбается, он улыбается мне! — Зеркало? — Все в порядке, — машу рукой, даже не оглядываясь. Я чувствую Зеркало до сих пор, словно непрекращающуюся вибрацию, мягко зудящую в костях, но теперь уже иначе, спокойнее, легче, умиротвореннее. Словно мурлыканье сытого кота. Я не могу перестать смотреть на Холта. Физически, кажется, не могу. Не могу унять сердце, в груди колотящееся. Не могу… — Твои глаза, — склоняю голову и улыбаюсь, — они совсем другие. Холт кивает — неожиданно задумчиво, серьезно, будто бы я только что не какой-то глупый комментарий выдала, а научный тезис как минимум. — Спасибо, — произносит он тихо. Большего мне не надо, потому что в этом «спасибо» неожиданно так много всего, что меня с головой затапливает и в кончиках пальцев отзывается. Я улыбаюсь, головой чуть качая. Холт смотрит мне в глаза. Все хорошо. — Кай, — голос позади заставляет дернуться. Все снова забыли о Герхарде. Я поворачиваюсь. Герхард смотрит на меня: обеспокоенно, даже испуганно почти, руки в кулаках, а в глазах что-то такое болезненно-надщербленное, что у меня снова перехватывает дыхание. Бедный-бедный Герхард. — Герхард, — мягко произношу я, делая шаг вперед, — все в порядке. Мы в порядке. Герхард расслабляется чуть — глубокий вдох, плечи опадают, лицо перестает быть маской из беспокойства и непонимания и превращается в что-то, более приближенное к норме. Воцаряется тишина — всего на несколько секунд никто не понимает, что делать дальше, и мы просто стоим — Холт молча стоит позади меня, всё еще в состоянии какого-то странного полусонного удивления, я мну край многострадального платья, с каждым вдохом чувствуя, как сердце начинает биться ровнее, и с каждым выдохом выталкивая в воздух вокруг зарождающееся внутри понимание того, что все наконец-то хорошо. Говорить совсем не хочется. Хочется выдыхать. Но Герхард не хочет молчать. — Расскажи, наконец-то, что произошло, — произносит устало, и я мучительно медленно, почти бессознательно поворачиваюсь к Холту, потому что… зачем я поворачиваюсь к Холту? Чтобы спросить разрешения? Чтобы попросить помощи? Чтобы проверить, все ли в порядке, потому что он так чертовски долго молчит. чтобы посмотреть на него еще раз. Мой взгляд лица Холта едва успевает коснуться — он смотрит прямо на меня, а затем резко взгляд вскидывает куда-то выше. Кто-то касается моего запястья. Требовательно, резко, выдергивает из непонятного транса и заставляет развернуться обратно. — Кай, пожалуйста, — говорит Герхард. И я рассказываю.

***

Герхард, да благословят боги его душу, слушает, практически не перебивая — молчит с неожиданно непроницаемым выражением лица большинство времени, пока я рассказываю все от начала до конца — от Лилии до льдинки в моем глазу, которая совсем не льдинкой оказалась, от теней до стоящей на площади кареты, в которую мне пришлось заскочить на ходу практически год назад. От первого осколка до последнего — и до того, как мне пришлось вернуться домой и стоять против Короля Теней в моей крохотной спальне. Эта часть Герхарду не очень нравится. Когда я добираюсь до летнего солнцестояния, Герхардово лицо неуловимо как-то меняется — губы изгибаются почти болезненно, он отводит взгляд в сторону. Я замолкаю. — Я был там, — произносит Герхард, не дожидаясь моего вопроса, в воздухе зависшего, и снова поднимает глаза. Я замираю на полувыдохе, — мы разминулись на несколько секунд. Этот взгляд — что-то новое. Раньше такого не было. — Я ушел из дома вскоре после того, как ты исчезла, — произносит Герхард ровно. Слишком ровно, — искал тебя около полугода и остановился в каком-то городке, чтобы подзаработать. Убирался в трактире после праздника, пошел выносить мусор, а когда вышел, трактирщик сказал, что девушка, похожая на тебя, только что заходила… — уголок Герхардовых губ дергается, — …в компании мужчины. — Герхард, — начинаю было я, но как закончить мысль, не слишком понимаю. Впрочем, Герхард и не дает мне закончить. — Я видел тебя, — произносит он все так же до жути бесстрастно, но сквозь этот жуткий тон все же пробивается то, что о прошлом Герхарде — мягком и открытом — мне напоминает, — всего секунду или около того, со спины, но я видел тебя. Видел вас. И ты не… — Герхард замолкает, самого себя перебивая коротким вдохом, — ты не была… — Я не была?.. — переспрашиваю, и Герхард взгляд на меня вскидывает. Я смотрю ему прямо в глаза — выдерживаю что-то чужое и требовательно-вопросительное чуть больше, чем мне бы хотелось. Герхард отводит взгляд первым. — Ничего, — что-то в его тоне заставляет меня вздрогнуть, — продолжай. Что было потом? И я продолжаю. Кое-что я оставляю за рамками своей истории — например, тень, что в Герхарда так давно превратилась. Например, видения с родителями, которые Король наслал на меня, когда мы пришли за последним осколком. Например, то, откуда на самом деле взялось Зеркало — и почему на самом деле Холт стал Снежным Королем. Это — не мои секреты. Холт молча слушает — и смотрит на меня так же внимательно, будто бы боится упустить важную деталь, будто бы его не было рядом тогда, когда все эти детали в одну картину складывались, будто бы он сам знает не гораздо больше моего. Холт тоже перебивает меня — к моему удивлению — но только один раз. — Как именно ты вернула мою душу обратно? — тихо произносит он, темно-серые глаза впиваются прямо в мои требовательно и тяжело, — Откуда ты знала, что делать? — Я просто знала, — пожимаю плечами, — Зеркало… звало меня. Все это время. И когда я увидела, что… — я сглатываю. Два взгляда скрещиваются на мне и расходиться в стороны отказываются, — что с тобой стало, я просто… почувствовала, что надо сделать. Я надеялась, что твоя душа все еще там, и что Зеркало позволит обменять её на последний осколок. — Душа взамен на осколок? — переспрашивает Холт, — Всего лишь? Напоминание о сделке резко заставляет что-то внутри болезненно сжаться, и я прикрываю глаза на секунду. Всего лишь на секунду, но Холту, я уверена, этого достаточно. Я бледно улыбаюсь. — Ну, как видишь, мы пришли к соглашению. Холт хмурится очень красноречиво, открывает было рот даже, но тут же смыкает губы обратно. И правильно. Ничего ведь уже не изменить. Когда я заканчиваю свой рассказ, кажется, проходят долгие-долгие часы — хотя на самом деле, наверное, не так уж и много. Герхард вздыхает тяжело, поднимается с места и отходит к окну. Холт остается сидеть на месте, неподвижный, сосредоточенный, погруженный в свои мысли. Тишина держится почти минуту. Тяжелая, густая, словно патока. Я устало откидываюсь на спинку кресла. Всё позади, всё кончено — это самое главное. Со всем остальным я разберусь потом, всё остальное может подождать. Я устала. Битва с Королём, путешествие в Зеркало и рассказ, который неожиданно больше усилий потребовал, чем я думала, меня измотали. Я закрываю глаза на несколько секунд, а затем Герхард произносит тихо: — Что ж, значит, все уже в порядке? — В порядке, — эхом отзываюсь я. Наконец-то всё в порядке. Впервые за долгие месяцы все наконец-то… — Тогда собирайся, — голос Герхарда доносится, словно сквозь вату, — думаю, пора домой.

***

Я широко распахиваю глаза, мигом выпрямляясь в кресле. Герхард поворачивается — смотрит вроде как почти недоумённо на то, как сильно я удивлена. — Что? — произносит, подходя ближе, — Тебе ведь ничего больше не угрожает, ведь так? — Да, ничего, но… — я запинаюсь. Черт подери. Я ведь за все эти месяцы так и не подумала о том, что будет после. Запрещала себе думать о том, что когда-либо вернусь домой — ведь это значило бы надеяться, рассчитывать на что-то, планировать что-то после Короля Теней. Ну что ж. — Что, Кай? — Герхард подходит ближе и садится передо мной на корточки. Воцаряется — снова — тяжелая тишина на несколько секунд, а затем взгляд парня неуловимо меняется, становится холоднее, отрешеннее — совсем как тогда, когда он о нашей почти-что-встрече на летнее солнцестояние вспоминал, — только не говори, что ты не собиралась возвращаться домой. — Конечно же, собиралась, просто… Мне нужно подумать, — произношу, но взгляд Герхарда выдержать неожиданно не удается вообще, и я отвожу глаза в сторону. В понятную и вполне ожидаемую сторону. Холт смотрит на меня прямо, практически не моргая. Молчит. В темно-серых глазах — ничего кроме ожидания и немого вопроса. Я смотрю на него в ответ. Я не знаю, что делать. У меня закончилось время, Холт. Что мы будем делать дальше? Мне хочется, чтобы он улыбнулся. Я решаю, что если Холт улыбнется сейчас, я соберусь с силами и спрошу наконец-то, прежде чем отправляться домой. Я не знаю, что именно хочу у него спросить. Не знаю, что именно хочу сказать. Но если Холт улыбнется, всё получится. У меня закончилось время. Холт не улыбается. Холт отводит глаза. Раз. Два. Три. Сердце замирает и начинает биться снова. Я выдыхаю, все еще уставившись куда-то в пространство. Холт отворачивается, встает с места и отходит к окну — туда, где еще минуту назад стоял Герхард. Четыре. Пять. Шесть. — Кай, тебя не было дома целый год, — Герхард говорит со мной, словно с умалишенной, мягко и вкрадчиво, сжав пальцы в своих огрубевших руках, — я понимаю, почему ты не возвращалась тогда, но сейчас… Бабушка скучает, и я скучаю тоже. Ты — наша семья. Моя семья, Кай, и теперь ты можешь вернуться домой наконец-то, и всё будет, как раньше. Никаких теней. Никаких демонов, никакого холода. Тебя здесь ничего не держит больше, ты и так целый год провела… — парень оглядывается и понижает чуть голос, — в замке на краю света наедине с демоном. Разве это жизнь? Я открываю было рот, чтобы возразить чему-то, чего сама не до конца понимаю, но меня прерывают, прежде чем слова срываются с губ. — Он прав, — голос Холта звучит глухо и ровно — совсем не так, как несколько минут назад, — Кай, тебе пора домой. Семь. Восемь. Девять. Дыши, Кай. Дыши. Не забывай дышать. Не отводи взгляд. Холт смотрит прямо на меня, пока моё сердце отбивает неровный ритм. Губы хотя бы в какое-то подобие улыбки складываться отказываются, воздух встает в горле отвратительным, горьким комом. Я киваю. Герхард радостно сжимает мои пальцы, и я улыбаюсь ему сквозь густой, противный воздух. Холт снова отворачивается к окну. Мне пора домой.