The Value of Life

Жизнь протекает незаметно. Быстро. Как ручей, не останавливает своего течения и потока, продолжая бежать из года в год. «Вот бы и война наша также быстро шла. Авось, и кончится когда-нибудь», — подумал тогда Бертольт. Его ботинки грязные, сам парень промок до нитки, но взгляд так от небольшого ручья, что протекал по дорожке и тонкой линией спускался к луже, и не отвёл. Их маленький отряд из четырёх человек долго бежал до причала, а сейчас они заслужили отдых, греясь возле костра и восстанавливая дыхание. Жизнь, словно дуновение внезапного ветра — то холодит, и человек зябнет, а то и вовсе приносит теплоту и дождь — оттого и неурожай, и болезни частые. «Но ветер точно принесёт удачу», — уверял Марко своего друга. — «Он помогает нам освежиться от зноя и жары, а в холода заставляет вспоминать себя. Ему просто грустно, потому что его никто не воспринимает, как друга», — заключил он, улыбаясь по-ребячьи. Жизнь — сплошная трудность, и преподносит такие ситуации, из которых не выбраться одному. «Трудности закаляют наш характер, а вера в то, что мы исправим ситуацию только придаёт уверенности в себе. На людей можно и нужно полагаться, но в какой-то момент они просто отойдут на дальнее расстояние», — так считал маленький мальчик лет десяти, прозванный «Брови». Он читал книгу в одиночестве, вечером откладывая на свой самодельный столик, и мысленно представлял себя в образе одинокого воина, который будет возглавлять свой собственный отряд. Жизнь может быть мечтой, которую хочешь исполнить, но не знаешь, каким образом. «Однажды я увижу море», — с уверенностью произносит Армин, поправляя на голове соломенную шляпу. — «И тогда я отвечу, что моя мечта сбылась». Жизнь — притворство, которое погубит человека из-за неопределенности в выборе и самопожертвования, из-за лживой, актерской игры. Она не даёт второго шанса и его трудно получить. «Я все время притворялась ею, богиней Имир, надеждой на спасение… С самого детства, как только меня нашёл тот священник. Но он дал мне имя, кров, еду и крышу над головой… И я была так благодарна ему, что теперь ни о чем не жалею», — с такой историей пришла девушка, прожившая в теле титана около восьмидесяти лет, в новый мир, где стала охранять незаконную дочь правителя человечества и отыгрывала роль эгоистичной подруги девушки. У всех этих людей был свой взгляд на жизнь. Но позже, даже об этих мыслях, которые внушили самим себе, они стали забывать. Как и об этих людях. Они погибли. Погибли, защищая не только свои интересы и цели, но и от случайности, под названием Титаны. Эту ошибку природы кто-то признавал «божьим знамением, врагом человечества», а кто-то и «новым приобретением невиданной силы, способным сокрушить любого на своём пути и прекратить войну». Кто-то считал это спасением от бед и великой целью — стать титаном, а кто-то просто не хотел умирать в муках и бежал за стену, в попытках отыскать нормальную жизнь. Нормальной жизнь уже не будет, если ты однажды увидел этого монстра под два, а то и больше, метром роста, пожирающего кого-то близкого тебе по душе, пускай даже незнакомца. Бертольт молча наблюдает за своим лучшим другом, положив ему руку на плечо — тот не увидит, но ощутит присутствие кого-то важного. Райнер в упор пялится куда-то вдаль, устремив свой взор на стену рядом с кушеткой: его друг любил поспать в любое время суток. Браун тревожно кусает губы, хмуро и сердито задумываясь, где он, его самый близкий по духу человек, и жив ли вообще. Незнание убивает медленно, растекается густой болью в сердце, колит и жжёт в груди, а сделать ничего не можешь. Из глаз брюнета льются слезы — как те ручьи, на которые он смотрел в детстве, и он улыбается так искреннее, как никогда раннее. «Прости меня, Райнер, прости, — он крепко обнимает его со спины, отворачивая голову, чтобы слезы не капали на того. — Я сделал все, что мог. Но… Боже, Райнер, если бы ты знал, как я облажался, — раскрыв рот в немом крике, он молчал — слова были ни к чему. Парень лишь думал, и его мысли могли просочиться в голове блондина. — Я не хотел… Я не хотел умирать, — перешел на шёпот в голове, застыл на месте, словно статуя. — И я понимаю, что и ты скоро тоже… Но, Райнер, если ты меня услышишь, пожалуйста, проведи эти оставшиеся два года в спокойствии, не иди на битвы или туда, где стреляют… Не хочу, чтобы ты умер в муках, как я. Знай: твой друг всегда рядом прикрывает тебе спину», — и думы прекратились также внезапно, как и начались. Браун ловил воздух ртом, пытаясь отдышатся от нахватывающей с головой истерики, а в горле предательски застрял ком. Шифтер долго не мог взять себя в руки, но внезапным слезам он не позволит пролиться. Этого бы Фубар точно не хотел. На заре Марко болтает ногами, сидя на крыше какого-то домика и осматривает людей с весёлой и беззаботной улыбкой: несмотря на случайную смерть, когда товарищи по оружию оказались предателями и кинули его в пасть гиганта, перед смертью и адской болью во всем теле он успел заметить их лица — они горько сожалели о содеянном. Конечно, это было неожиданно, но Бодт нисколько не злится на них, ведь знает, что пережили они далеко не все и трудности будут только впереди. Тяжело вздохнув, парень зашагал по кондитерской, подумывая купить булочку с маком. Но, как иронично бы не было, сделать он этого не сможет. Идя следом за своим другом Жаном, словно тень, душу окутывает прохладный ветер с головой и ерошит тёмные пряди волос. «Ветер — лишь природное явление, не более», — понимает брюнет со временем, а нос в веснушках довольно жмурится от холода. — «Ветер не донесёт твоих криков о помощи, не заглушит боль в теле; он лишь остудит тебя и даст по лицу, пронесёт тебя, куда скажешь, но не более того». Его дух всегда бродил с Кирштайном, и всякий раз подбадривал парня, когда тот оказывался в полной затруднительности. Жалко, что шатен не поймёт и не увидит своего друга. Тогда бы его вечно хмурое и теперь серьёзное выражение лица могло хоть выдать подобие улыбки. Эрвин Смит, когда-то возглавляющий собственную армию разведкорпуса, теперь с гордостью смотрит на свои старания, плоды и на капитана Леви, который стоит во главе защиты их государства. Блондин всегда знал: на Аккермана можно положиться больше, чем на кого-либо. Без раздумий мужчина передал свою последнюю просьбу именно ему, не сомневаясь в своём выборе. Он пал в бою, и нисколько не сожалел о такой смерти — любой воин готов поставить все на кон, чтобы защитить свой дом, страну, человечество. Но Смит защищал лишь своих людей, и ему было глубоко фиолетово, касательно человечества. Заприметив старую книгу, что мальчик читал в детстве, его идеи и мысли тут же накрыли мужчину потоком. «А ведь я был прав», — признается себе Эрвин. — «Вот только… На тех людей лишь можно положиться, которым доверишь свою жизнь и тайны. А трудности пройдут со временем». Книги о географических путешествиях и открытиях уже не интересовали золотоволосого парня. Каждую ночь он пишет рапорты и доклады, отчитываясь о своих экспедициях и об заключениях Ханджи Зоэ, касаемо титанов и их воплощениях. Армин увидел море, исполнил мечту детства, когда он, будучи юным хлюпиком, с горящими глазами смотрел на звёзды и показывал своему другу Эрену книгу о приключениях своего дедушки, как тот описывал Мир за стенами. Вот только воплотил он свою мечту в жизнь сразу после того, как познакомился со смертью, отдал жизнь этой старухе и стал титаном, съев своего когда-то близкого товарища по орудию, Бертольта Фубара. С тех пор, каждую ночь, Арлерт молится о здоровье своих близких, о том, чтобы шифтер не злился на него и чтобы смерть Эрвина Смита была не напрасной. «Уж лучше бы тогда он стал титаном», — с горькой улыбкой Армин взъерошивает свои ровные золотые волосы, погружаясь пальцами в копну сильнее и подергивая. — «Зачем такие жертвы, да и ради кого, меня? Глупо все это. Вся эта война, титаны, служба человечеству… Какую ценность она несёт нам, обычным людям? Не все из этих новобранцев мечтали о такой жизни… А я лишь хотел увидеть море…» — парень воет, а первые слезы капают прямо на бумаги с отчетами. Сам Арлерт закрывает рот руками, чтобы не застонать от бессилия и несправедливости, а ноги под столом подкашиваются. Во время той битвы, мальчик, верящий в конец войны и мечтающий увидеть море умер душевно, превратившись во взрослого парня-стратега, не жалеющего никого на своём пути. Не мечтал голубоглазый о такой судьбе, не хотел он слышать каждую ночь внутри себя чужие рыдания, которые просили освободить. Порко уставился в оконную раму, вид был размытый из-за ручейков от дождя, а взгляд парня стремился отыскать что угодно, лишь бы не видеть вновь воспоминаний той девушки. Имир, непризнанная богиня, такое имя не стоило давать девушке с веснушками, она бы не оправдала его. Но… У шатенки много воспоминаний связанны даже не с детством, а скорее с голубоглазой красавицей, золотоволосым ангелом во плоти, которую звали Хисторией Рейсс, но все ее называли Кристой Ленц. Блондинка и вправду была хороша собой по кадрам титанши, но вот что больше всего удивило и даже поразило Галлиарда, так это то, как вёл себя со всеми Райнер. Браун помогал этим людишкам в трудную минуту, становился опорой и поддержкой, как старший брат всех защищал и оберегал. Что-то странное проскальзывало в его поведении… Ощущение, что не притворяется блондин, что верит в этих… Этих. А само поведение походило на его старшего брата, который погиб, защищая этого труса от той самой Имир. Жалко, что воспоминания не дошли до смерти его братишки, Марселя, он их пока ещё не увидел. Душа же этой недоИмир куда-то пропала, сразу как парень превратился в Титана и съел ее. А девушка с веснушками и оковами на руках бездумно шла по полю, откуда и началась ее история как человека, переродившегося из оболочки титана и принимая человеческую форму. Ноги шатались из стороны в сторону, руки болтались и еле двигались, но движения, как и поднятой кверху головы, она не остановила. Шатенка искала взглядом возможный короткий путь до стены — там она встретится с ней, с девушкой, ради которой она прожила пять лет, бок о бок, защищая от всех напастей и угроз. «Криста!» — ее крик был глухим, а сама девушка ещё немного — и упадёт навзничь от усталости. Но Имир, а это была она, не останавливалась и теряла голос, дабы хоть кто-нибудь ей помог. Слезы и истерики она научилась держать под контролем давно, сейчас же в глазах — лишь пелена отчаянья и сожаления. Отдав свою жизнь на благо Хистории Рейсс, пожертвовав собой, даже после жизни девушка не получила покой, и ей оставалось только идти вперёд и надеяться, что Ленц ее не забыла. У всех этих людей были свои планы на жизнь. Свои цели. Свои мечты. Закончить войну и вернуться домой, жить в спокойствии, умереть в бою, увидать край земли и соленые воды, обрести покой с любимым человеком — их цели и ценности. В итоге же, лишь два человека смогли обрести то, чего желали. Однако, не таким путём, каким могли бы. Все же одно огорчает — они не испытывали ценности к жизни. К мечтам, к людям они могли ещё что-то испытывать, отдавали всю душу, но свою собственную жизнь они не ценили ни на грош. Ради людей они превозносили горы, а ради самих себя они бы и палец о палец не ударили. Люди… Что с них возьмёшь. Непредсказуемость — одна из тех черт, которая меня поражает в них. Любопытно просматривать и наблюдать, замечать изменения в поведении. А позже, и за самими душами — как они выживают в смятении и сомнении. Мне и самому осталось недолго, лишь год. Но и за этот год можно сделать многое. Закончить войну, или только разжечь сильнее? Пока я не могу сказать, что будет дальше. Зик Йегер.