Верность

Яков Платонович Штольман, руководитель сыскного отделения полиции Санкт-Петербурга, угрюмо сидел за своим служебным столом. Настроение было прескверным, подчиненные бесили, голова трещала. Хотелось выпить и завыть дурным голосом, но приходилось хлебать давно остывший чай и заниматься делами. Впрочем, дела всегда спасали Штольмана от хандры. ... Дождливым осенним вечером Штольман вернулся из короткой командировки в Волхов. Поездка выдалась бесполезной и унылой, давно разыскиваемый убийца оказался лишь наглухо молчавшим любителем чужих жен. После выяснения личности развратника его пришлось отпустить. Проштрафившиеся местные полицейские виновато разводили руками: «Ваше высокородие, не умеем-с, как вы, уж простите деревенских. Благодарствуем за помощь», заискивающе улыбались и пытались всучить Штольману в извинение ведро с клюквой. Обдумывая на утомительной обратной дороге, где же теперь искать настоящего преступника, Яков слушал лепет подросшей дочурки. Малышка делилась довольными междометиями, изредка украшая их словами "мама–папа-дюк". За ее щебетом Яков забылся в рваном сне, так и не услышав Верочкин удивленный возглас "Мама?" ... Войдя в дом, Яков привычно сбросил плащ и шляпу на вешалку у входа, разулся и направился в гостиную. - Дюк, хороший мой! - подхватил он выбежавшего навстречу сына на руки. - Как вы тут без меня? Малыш был непривычно серьезен и молчалив. Он с такой силой вцепился в плечи отца, что Яков насторожился. - Дюк, что с тобой? - Аня! - негромко окликнул Штольман, входя в спальню. Анна Викторовна в домашнем платье сидела на постели, опершись на высокие подушки. При взгляде на мужа она широко улыбнулась, аккуратно сняла ноги с постели, надела тапочки. Подбежав к Якову, она легко поцеловала его в щеку, а затем в губы. Яков опустил сына на пол, ответил на объятие. Стан жены под руками Якова вздрагивал, и он отстранился, посмотрев на жену внимательнее. Под его пристальным взглядом Анна смешалась, и Яков мягко поднял ее лицо за подбородок. - Аня, что произошло? - Нет, нет, все в порядке. Я просто соскучилась, - тонкие пальцы дрожали, когда Анна положила их на грудь мужу. Прищурившись, Штольман отошел на шаг. Первое впечатление его не обмануло – с женой что-то случилось. Улыбка была слишком широкой, взгляд – жаждущим. Это могло бы польстить Якову, если бы не подспудное ощущение неправильности происходящего, которое почти никогда его не обманывало. «Так соскучилась? А почему я – не так? Изменила? Ну что за глупости…» - он нахмурился, не понимая, в чем дело. Дюк дернул отца за рукав. - Пап! Ты не уедешь сейчас? Личико сына было напряжено в ожидании ответа. - Нет, сынок, скоро же такой день, - Яков присел на корточки, выудил из кармана пиджака смятый фунтик с засахаренной клюквой. - Вот тебе с Ладоги передали. Так и сказали - лучшему юному полицейскому Петербурга ко дню рождения. И его сестренке, - Яков погладил сына по вихрам. - Аня, как Верочка? В открытую дверь спальни, громко хлопая ладошками по паркету, вползла малышка. Завидев отца, она радостно взвизгнула, неимоверно быстро прошлепала на четвереньках, ткнулась в ноги. - Па-па-па-па! - громкий приветственный крик огласил спальню, цепкие пальчики вцепились в штанины. Кряхтя, Верочка распрямилась, поставила одну ножку в пинетке на стопу. Встала, запрокинула головку, гордо глядя на отца, и тут же захныкала, шлепнувшись на попу. - Привет, ягодка, - Яков поднял дочь на руки, поцеловал ее в шейку. Хихикая, Верочка подставляла бочки под тискавшие ее руки. Дюк наконец немного расслабился и тоже смеялся, щекоча сестре пяточки. Анна искренне улыбалась. В глазах её была неприкрытая радость от встречи. А в глубине прятались удивление, тревога и нервное ожидание. ... Понаблюдав, как Шурочка Капитонова, няня Штольманов, укладывает Веру спать, Анна пробормотала: - Они такие милые... - Милые? - хмыкнула Шурочка. - Это когда Дмитрий Яковлевич днем штору на веревочки порезал, он был милым? Или когда Вера Яковлевна сжевала квитанции в холле? Шура погладила по голове Верочку, пошептала ей что-то на ушко. - А что вы ее не поцелуете, Анна Викторовна? Верочка без поцелуя не заснет, забыли? - Ой, да. Задумалась я что-то… - Анна склонилась к дочери. В детской Дюка Анна попыталась повторить поцелуй. - Не хочу, - сердито буркнул малыш, отворачиваясь к стене. … Потянувшись к воротнику рубашки, Яков помедлил. Не хотелось ему ложиться в постель и обнимать жену. Вот не хотелось, и все тут. «Что за напасть? Старею я, что ли? Или устал, будь эта поездка неладна…» Он повел подбородком. «Глупости какие. Обниму сейчас Анечку, и все пройдет». Он разделся, натянул пижамные штаны, залез под одеяло. Притянул к плечу Анну. Она уткнулась в широкую грудь и глубоко задышала, не в силах сдержать возбуждение. - Яков, я так скучала… - рука Анны прошлась по щеке Штольмана, повернула лицо к себе. Поцелуй показался Якову каким-то горьким. Когда дрожащая ладонь коснулась его паха, Яков поежился. Тело его не выказывало никакой готовности, во рту стояла отвратительная горечь, от которой никак не удавалось избавиться. Он сглотнул. Ладонь погладила его решительнее. Не желая обижать жену, Яков осторожно отвел её руку, встал с постели. - Аня, мне надо еще поработать, - Штольман отвернулся от едва прикрытой груди жены и вышел в гостиную, сжимая ладонями занывшие болью виски. Анна дернула ночнушку за кружево, и нежная ткань расползлась в кулачке. Кулак стукнул по подушке. «Стареем, милый…» - было написано на ее красивом лице. … Пытаясь не думать о странности своей интимной реакции, Штольман наконец смог погрузиться в давно тянувшееся дело с ограблением лавки в Апраксином дворе, когда шеи его коснулись душистые волосы. Яков улыбнулся. - Милая, - сидя на диване, он развернулся к спальне, - прости. Неважно себя чувствую. Жена медленно обошла диван, подошла к Якову, игриво потерлась коленкой о его колени. Яков развел бедра. Анна чуть толкнула мужа к спинке, чтобы ему было лучше видно. Распахнула на груди пеньюар, под которым уже не было ночной сорочки. Уперлась руками в кожаную обивку над плечами мужа. Штольману внезапно стало душно. Сердце забилось быстрее, как бывало в минуты опасности, руки похолодели. «Что со мной? Какая тут опасность?» - он заставил себя взять прекрасные груди в ладони. В затылок будто вонзились иглы, и Яков дернулся. Прикрыв полы пеньюара, он выбрался из-под нависающего тела жены, сощурился. Помотал головой. «Дьявол, не могу». - Аня, - он откашлялся. – Похоже, у меня температура. Наверное, простудился в дороге, пойду выпью… - Травок тебе заварить, Яков? – разочарование в голосе Анны было явным. Она медленно отступила в центр гостиной, пряча за спиной дрожавшие от страсти руки. «Коньяка я сейчас выпью», - Штольман не собирался менять свое любимое лекарственное средство. - Не стоит, я сам. Ложись, Аня, я приду позже. … Проснувшись с тяжелой головой, Яков обнаружил, что так и не дошел до спальни и уснул на диване. Шея болела от неудобной подушки, голова гудела, тело не проявляло никакой радости от нового утра. Яков спустил ноги с дивана, протер лицо руками. «Нда. Вот так и начинается старость. Что ж, когда-то это должно было случиться», - философски заключил он, растирая шею. - Давай помогу, - прохладные ладони легли ему на плечи. - Спасибо, Анечка, - Яков, не заметив дернувшегося века жены, повернулся к ней и благодарно поцеловал ладонь. Анна улыбнулась. - Ты выздоровел? Может, не пойдешь в свою полицию, отлежишься? В голосе её была забота. - А я тебя в постели полечу… Её тонкий палец прошелся тыльной стороной по подбородку Якова. Он вздрогнул. «Срочно на службу. Там и долечусь».