Верность

После обеда Штольманы и Мироновы всем семейством выехали на побережье. Марья Тимофеевна с присущей ей практичностью сразу же углядела забытые на песке шезлонги и, закутавшись в шаль, с комфортом расположилась в одном из них. Тихий осенний полдень Карельского перешейка слабым ветерком овевал ее постаревшее лицо. Матушка Анны поежилась. - Виктор... - Да, Машенька? - адвокат закинул ноги с шезлонга на ближайший камень и бездумно глядел в неподвижные облака. - Они такие маленькие. Что с ними будет? - Дмитрий и Верочка? А что ты забеспокоилась вдруг, душа моя? Анна молода, Штольман крепок. - Мне кажется... - Мария Тимофеевна не привыкла к простору Финского залива, серая и холодная гладь которого будила в ней смутные тревоги. - Мне кажется, им нельзя здесь оставаться. Смирившись к пятидесяти годам с даром дочери, Миронова стала чаще прислушиваться к собственным ощущениям, и неосознанные предчувствия ее пугали. - Баба Маша! - Да, Димочка, - она улыбнулась внуку, и лицо ее разгладилось. - Пойдешь с нами клад искать? Деда Петя нашел карту, а там крестиком - сокровища! Большие голубые глаза мальчишки были полны азарта. Марья Тимофеевна отрицательно покачала головой. - Беги, малыш, ищи свой клад. Мы с дедушкой Витей вас здесь подождем. ... Анна с беспокойством наблюдала за сыном, который с легкостью олененка скакал по холмам и гранитным камешкам в поисках обозначенной на "карте сокровищ" одинокой березки. - Дядя! - крикнула она Петру Ивановичу. - Там высоко! Не пускай его туда! Дюк! - она поспешила было к камню, но Яков мягко остановил ее, прихватив за талию. - С ним все в порядке, милая. Он же мальчишка. Верочка, скажи маме. - Дю хо-хо, - выразилась дочка, что означало у неё: "с Дюком все хорошо". Покачав головой, Анна прижалась к мужу спиной. - Вы, Штольманы, все заодно. - Мы, Штольманы, - Яков сдвинул губами шляпку Анны и пощекотал её шею, - любим тебя, Анечка. Легкий ветер колыхал верхушки стройных карельских сосен. Худенькие осины изо всех сил удерживали горящие на солнце листики, но те дрожали и падали, покрывая землю мягким покрывалом. Пахло осенью, иголками и черничными кустами. - Эй, подданный, - хохотнул император, выныривая из какой-то расщелины. - Ты уверен про березку? Может, осину нам в форштевень, ты дерево перепутал? Анна переспросила дядюшку. Почесав затылок, Петр Иванович сверился с "картой" и огляделся. - Нет, все верно. Он приложил палец к губам и показал себе за спину. - Вон она. Пусть именинник сперва напрыгается. Вдруг из расщелины донесся мальчишеский вскрик, и взрослые кинулись туда. Под кустом, росшем на обрывистом склоне, виднелся узкий лаз в ширину не больше пол-аршина. Дюка рядом не было, а с песочного ската медленно съезжал его ботинок. Штольман встал на колени на влажную землю, приник к дыре и громко крикнул: - Дюк! Дмитрий! Отзовись! Перепуганная Анна дергала мужа за плечо. - Яков, что там? Дюка видно? Но из дыры не слышно было не звука. Всунув в отверстие руку по плечо, Штольман ощупал осыпающиеся стенки. - Петр Иванович, пожалуйста, бегите в поселок за лопатой, - он встал с колен. - Аня, не волнуйся, здесь нет глубоких пещер. Похоже на лисью нору. Анна побледнела. - Так, подданные, - ухнул самодержец, уже наполовину всосавшийся в лаз. - Ваша лопата в действии. Граф Штольман... Ау... Удаляющееся пыхтение императора глухо доносилось из-под земли. Штольман уже начал голыми руками расширять вход в лаз, продираясь сквозь скопище корней, когда листва в трех саженях от норы вздыбилась. Анна, держа Верочку одной рукой, вместе с мужем и дядюшкой стала горстями раскидывать песок у внезапно выросшего холмика. Из расчищенного в земле отверстия высунулась грязная и сияющая мордашка юного Штольмана. - Дюк! - Яков мигом выдернул сына из дыры. - Что это такое! Зачем ты туда полез? Лукавая улыбка на физиономии Дюка стала шире. - Дмитрий! - прикрикнула уже Анна. Малыш протянул родителям зажатую в кулак ладошку и победоносно хихикнул. - Клад! На ладони его лежал грязный металлический кругляш, который осторожно взял Петр Иванович. - Дюк, ну что нам клад, милый, - Анна схватила сына в объятия и зацеловала в щеки, черные от земли и песка. - Ты и Вера - наши сокровища. Пожалуйста, не делай так больше, солнышко, мы с папой очень за тебя испугались. Мерным дыханием успокаивая сердце, колотящееся от страха за сына, Яков подошел к Миронову. - ЯкПлатоныч... - Петр Иванович остолбенело глядел на вылетавшие из-под земли монеты. С безмерным удивлением на лице он повернулся к Штольману. - Это не я... Горка монет все росла и росла на влажной земле, но теперь к ним присоединились замазанные в грязи украшения. Выбравшийся на поверхность император взвизгнул от восхищения. - Ну, граф Штольман! Ну ты даешь! Там еще есть, канделябр мне в темень! - Почисти, подданный, дай поглазеть! - ласково пихнул он Штольмана в плечо. Под пальцами Якова монета стала чуть чище, и на ней проявился темный чеканный профиль. - Мам, кто этот дядька? - Дюк уже сидел на корточках у дыры и в нетерпении перебирал монетки. - Х-ха! - победный крик императора был слышен, казалось, на всем Карельском перешейке. - Вы, Штольманы, теперь богатеи! Эт-та ж Ярослав Мудрый Рюрикович! Этим монеткам скоро тыща лет стукнет, огребись все печенеги! Анна скептически взглянула на кучу металла. - Яков, ты что думаешь? Штольман улыбнулся. Бросив монетку к остальным, он подошел к Анне, поднял отпрыска на руки, поцеловал его в грязный нос. Верочка хихикнула, и Яков крепко обнял свое семейство. - Ничего особенного. У меня уже все есть. Заметив повлажневший взгляд Анны, который она бросила на мужа, Петр Иванович отобрал у нее Верочку и поманил за собой Дюка. - Идемте, Штольманята, порадуем бабушку. С плеча деда Верочка смотрела на обнявшихся родителей, и картина эта навсегда врезалась ей в память. Хоть и уверяли её потом, что в таком возрасте малыши ничего не помнят, Вера не сомневалась. В ту первую осень её жизни она воочию поняла, что такое любовь. ... Шляпка слетела с головы Анны, и распушившиеся, заплетенные по кругу косы горели над ее челом, словно корона. Яков бережно провел пальцем по щеке жены, притянул к себе за талию, приподнял ладонью ладонь. Будто не травянистый песок лежал под ногами, а паркет - так легко скользнул в первом шаге Штольман. Будто на великосветском балу подняла голову Анна, с нежностью глядя на мужа. В неслышной музыке взвихрились осенние листья. Мужчина и женщина, сплетенные в единое целое, кружились в вальсе, и шафрановые лепестки дикого безвременника ласково шуршали под ногами. «Эта любовь вечна», - шептали листья, и осень с ними соглашалась. «Она - навсегда». P.S. Пышные розовые кусты расступились, цвет бутонов изменился на темный. Двери замка распахнулись. На дорожку вышел высокий курчавый мужчина, крепко держа за руку мальчика лет десяти. Яков… Дюк... - во сне Анна узнала любимых, но тут же поняла свою ошибку. - Виктор, обещай завтра не баловаться, - притворно сурово выговаривал мужчина мальчишке, и тот кивал, пряча от отца такую родную улыбку. - Дедушке не понравилось, что ты его тростью его же «Лорен-Дитрих» умудрился испортить. - Ой, да он почти не сердился, - знакомо хихикнул голубоглазый отпрыск, и вдруг вырвался из рук отца, радостно крича: - Деда! Дед! «Испано-сюиза»! Новая! Покатаешь? На подъездной аллее, порыкивая, остановился непонятный агрегат зеленого цвета, отдаленно напоминавший самодвижущуюся машину с газетных фотографий. С левой стороны машины вышел пожилой седой мужчина, испещренное морщинами лицо которого было немного напряжено. Вот он, её Штольман – поняла Анна, с замиранием сердца разглядывая постаревшего, но такого любимого мужа, и в преклонные годы сохранившего выправку и стать. - Привет, Дюк, - Яков пожал руку взрослому сыну и потрепал по кудрям мальчишку. - Мы справились раньше, чем я рассчитывал, дело с подменой картин быстро прояснилось. Анна Викторовна махнула платочком - и, как сокрушается наш император, в Швейцарии вновь все спокойно. - А покатать, Виктор – это уже не ко мне. Яков протер лицо руками и встряхнулся. - Ох, Дюк, не приведи господь мне в следующий раз учить женщину водить автомобиль, - шепнул он сыну, и мужчины заговорщицки ухмыльнулись. Старший Штольман обошел машину с капота, открыл дверцу, всунулся глубже и пробормотал: - Милая, мы уже остановились. В другой раз не проси. Давай я тебе помогу... Ладони Анны, лежавшие на деревянном кольце, были до белизны сжаты в костяшках. Увидев крепкую руку мужа, Анна оперлась на нее и вышла из авто. Подышала, пришла в себя. Обняла Якова. А затем отклонилась и дрожащим кулачком легко стукнула его по плечу. - Что значит – не проси! Ты мне подарил? Значит, еще буду пробовать, пока не получится. Правильно, Виктор? Она отошла поцеловать сына и внука. Из дверей замка выбежала молодая женщина и с визгом кинулась отцу на шею. - Папа! Я знала, что ты вот-вот приедешь! Этим охламонам нельзя доверять, они меня убеждали, что вы только завтра из Цюриха вернетесь. Мам, а меня потом научишь? Мужчины растерянно посмотрели друг на друга. Младший из династии вспрыгнул на сиденье новехонького авто. Визг клаксона эхом отразился от альпийских вершин. Лишь много лет спустя Анна вспомнила этот вещий сон и, улыбнувшись, потянулась поцеловать Штольмана. Её семья была рядом.