Верность

- Мама! Мам! – в дверь спальни нетерпеливо толкался Дюк. - Аннушка! – требовательно звал голос Марьи Тимофеевны, ей вторил глубокий баритон Виктора Ивановича: - Яков Платонович! Анна с вами? Штольман приподнялся на локте и взглянул на жену, уткнувшуюся в подушку. Анне в который раз за сегодняшнюю ночь снился сон. Сперва мрачный, где она едва не плакала от боли, а вокруг плыл багровый туман и нагло ухмылялись злые лица. Но затем что-то произошло, туман испарился, зло исчезло. Начался рассвет. И рассвет этот принес счастье. Она гуляла по саду, полному роз. Через ухоженные кусты восходящее солнце нежно высвечивало прозрачные лепестки, придавая им волшебные оттенки, а к каждому кусту была прикреплена табличка. Неспешно ступая по мягкой земляной дорожке, Анна крутила головой, любовалась на полыхающее великолепие, бережно отводила разросшиеся побеги. С каждым шагом на душе её становилось все легче. Алая красавица с края первого куста уронила лепесток, и он, влекомый неслышным ветром, лег на щеку Анны. Будто поцеловал. На табличке было выведено «Любимая». Дотронувшийся до бархатной кожи Штольман замер. От улыбки Анны сердце его словно перевернулось в груди, а затем забилось вновь ровно и часто. «Сердце моё» - назывался следующий сорт. Губы Анны защекотало. Она коснулась ими нежных лепестков и вдохнула аромат, напомнивший о томительных ласках Якова. Завороженно наблюдая за приоткрывшимися губами жены, Штольман сглотнул, удержав себя от поцелуя. «Да подождите же вы ломиться. Пусть Анечка досмотрит». Согретый ее дыханием, бело-розовый бутон медленно раскрылся и выкатил на подставленную ладонь маленькую грязную монетку. Анна склонилась, чтобы рассмотреть чеканку получше, и ахнула - прямо на глазах монетка стала увеличиваться в размерах. Появившийся рядом Дюк заливисто рассмеялся. - Мама! Смотри! Анна отступила на шаг, затем на два. Удивленно протянула руку. Впереди, расталкивая куртины, вырастал замок - с крепкими каменными стенами, посверкивающими на солнце окнами. Башенками, которые так любил лепить Дюк в своих песочных творениях. И что-то еще, очень доброе и удивительно надежное, снилось Анне в этом сказочном сне. Но пронзительный звук разбудил её, и она распахнула глаза. Штольман натягивал рубашку на широкую спину. На шуршание одеяла он повернулся к жене и застыл, запутавшись пальцами в пуговицах. Взгляд его Анны был таким... мягким. Сладостным. Зовущим. Яков сел на постель, зарылся в каштановые пряди, все еще пахнущие цветами, и порадовался, что предусмотрительно закрыл дверь на ключ. - Доброе утро, Анечка. Длинными пальцами Яков легко погладил её по кружеву на груди, зацепил ажурные тесемки. Притиснул жену к своему крепкому телу и прошептал на ухо: - Скажу им, чтобы приходили позже. Мы заняты. От жарких поцелуев и громкого удара в дверь Анна полностью проснулась. Фыркнув, она подтащила одеяло и набросила на голову мужа, уже забравшегося ладонью под рубашку. - Ясь, ты уверен, что ты старше меня? Иногда мне кажется, что я взрослею, а ты... - с хохотом она шлепнулась лицом в матрас и заерзала в сильных руках. - Пусти, - зашипела она страшным шепотом. - Яков Платонович! Немедленно выпустите Аннушку, или мы взломаем дверь! Когда Штольман взвалил жену на плечо и пошел открывать, смех Анны перешел в истерическое повизгивание. - Ясь, перестань! Поставь меня! Приоткрыв дверь, Яков с непроницаемым лицом прижал палец к губам. Поставил Анну на пол. Вежливо предъявил родителям. Пробормотал ошеломленным родственникам: - Доброе утро, Марья Тимофеевна. Виктор Иванович, как ваше здоровье? Сцапал Дюка, протолкнул его в комнату, забрал у матушки Анны разулыбавшуюся Верочку и с извиняющей улыбкой вновь закрыл дверь. Оказавшись на постели, Анна всхлипнула от смеха - такое выражение лица своей маменьки в последний раз она видела, когда та нашла бродячего кота в банке со сметаной. Дюк молниеносно залез на кровать с ногами и уже примерялся, куда прыгнуть. Верочка что-то радостно лепетала, принимая поцелуйчики от Штольмана. Анна широко расставила руки, и малыши с визгом кинулись ей в объятия, а Яков обнял всех сверху. - Какие вы у меня... - шептала Анна, задыхаясь от счастья. Две похожих физиономии уставились на нее, буравя голубыми глазами. - Грязные? - спросил Дюк. - Тяжелые? - Штольман снял малыша с матери и сгрузил его на постель. Верочка смачно поцеловала Анну в ухо. «Мама нас любит», - авторитетно сообщила она отцу, и тот согласно кивнул. «Да, ягодка моя. И мы ее - тоже». ... Наконец Штольман усадил свое семейство рядком и потер подбородок. - Дмитрий, - он вопросительно взглянул на сына. - Ты напраздновался? Четырехлетка замотал головой. - Еще бабовы и дедовы подарки надо! А мы ночью плохую тетю увезли! - Да? То-то я удивился, что ее нет. Попозже мне все расскажешь, Дюк. - Верочка? Ты чем хочешь заняться? - Штольман вытащил палец изо рта дочери и обтер его пододеяльником. Малышка закрыла рот и подумала. «Играть!» - Га! - сказала она категорично. - Понятно. Анна Викторовна? Анна потерлась босыми ступнями о бедро мужа. - Это потом, - улыбнулся он. Изобразив на лице укоризненную гримаску, Анна встала с постели, накинула чистый пеньюар. - Пожалуй, мы с малышами поедем в Эрмитаж. Посмотрим картины. Дмитрий Яковлевичу очень полезно, а то он у нас дикарем растет. При этих словах Дюк картинно рухнул на пол, а затем залез под кровать и запыхтел там, изображая дикобраза в джунглях. Верочка заинтересованно опустила голову и непременно сверзилась бы, но Анна вовремя схватила ее за рубашонку. - Наследники! - Штольман вытащил сына на свет божий. - Маму слушаться. Я на службу, вернусь к обеду и мы... - Сегодня же выходной, - удивилась Анна. - Узнаю, как без меня шли дела. Когда вернусь, поедем на побережье, там Петр Иванович обещал Дюку свой подарок приготовить. У малыша открылся рот от удивления, но в дверь вновь постучали, и он отвлекся. Анна пригладила его торчащие вихры. Яков надел пиджак и отпер дверь. На пороге стояла взволнованная матушка Анны. Придирчиво оглядев Штольманов, она убедилась, что все на месте, а затем подошла к окну и распахнула его настежь. - Яков Платонович! Почему вас так долго не было? Штольман поднял бровь. Позволять себя допрашивать он не собирался. - Дела, Марья Тимофеевна. Сейчас все в порядке. - Дела? А вы заметили, что с ваших клумб кто-то украл все цветы? И это у начальника Сыскного отделения столичной полиции! Надо все венки на кладбище Лахты проверить, вот что я вам скажу! - непререкаемый тон маменьки породил в Анне новый спазм хохота, и она, согнувшись в три погибели, спрятала лицо в коленях. Штольман незаметно задвинул валявшийся на полу бутончик под кровать. - Непременно. Вот прямо сейчас и займусь. Он поцеловал жену и детей в макушки, и вышел, улыбаясь. - Все цветы. Какие негодяи... ... В здании управления полиции на Пантелеймонской Штольмана почти сразу же остановил начальник департамента Замятин, тоже решивший посвятить выходной день службе. - Яков Платонович, рад видеть. Как ваши личные дела? Разрешились? От Замятина наверху требовали спокойствия в столице, и он даже не стал слушать ответ. - Мне доложили, что ночью в Третье отделение по обвинению в терроризме доставили некую Смолякову, бывшую фрейлину её величества. У Штольмана вытянулось лицо. «Павел Петрович, не иначе...» - И что на нее уже заведено дело об убийстве в Москве. Голубчик Яков Платонович, разберитесь, помогите секретчикам, она же вроде как ваша старая знакомая, - Замятин по роду службы помнил все слухи о подчиненных. Штольман кивнул и поспешил в Секретное отделение, где дежурный агент немедленно просветил его насчет Нежинской. - Сидит, ваше высокородие, бормочет не по-нашему. Взгляд какой-то безумный. Допросить я не смог, может у вас получится. Но не террористка это никакая, вот вам мое слово, господин Штольман! ... «Ну, Нина Аркадьевна...» - стоя перед очевидно умалишенной дамочкой, Яков не нашел приличных слов и предпочел промолчать. Женщина в облике Нины не поприветствовала его ни бранью, ни мольбами о помощи. Вообще ничем не выказала, что знает Штольмана, лишь бормотала на английском, твердо раскатывая букву "р", и просила провести ее на процедуры. - Мне от них лучше, - женщина ласково улыбнулась, - пожалуйста, вы же знаете, я всегда по утрам хожу на процедуры. А почему меня перевели? Я хочу к фрейлинам и поиграть с бабушкиной короной... «Фрейлин и корону», - Штольман вздохнул. «Тут я бессилен. Разве что послать запрос в Скотланд-Ярд, нет ли в британских больницах женщины, говорящей по-русски и жалующейся на обман. Но ответ займет годы, а Нежинская говорит по-английски. Тупик». Он вернулся в Третье отделение к дежурному. - Госпожа Смолякова не в себе. Думаю, не стоит её отправлять в Москву - психиатра мы и сами можем вызвать. ... - Дядюшка, - Анна укоризненно взглянула на Петра Ивановича. - Ну ладно, вы с императором - хулиганы великовозрастные. Дюка-то зачем с собой потащили? Не удержавшись, младший Миронов рассказал племяннице о передаче Нины в полицию, благоразумно умолчав о последовавшем за этим фейерверке. - Ей и без этого страхов хватило, - Анна вспомнила наводящее ужас существо с десятком лиц, - пусть бы шла куда угодно. Мы с Яковом справились с её кознями. Петр пожевал губами. - Месть, Аннет, это совсем не плохо, и я нашему факиру даже благодарен. Ты как знаешь, но я не мог её просто отпустить. Мы её, то есть тебя, из полиции вытащили, в полицию и вернули - пусть теперь перед законом отвечает. - Ух-ха! Спасибо, подданный! - влетевший в гостиную самодержец перевернулся в воздухе и попрыгал на голове. - Она уже не в полиции, хаггис ей в гиннес! Она теперь - принцесса Мария! Хихикнув, Павел Петрович обхватил себя длинными рукавами ночной рубашки. - Только не та! Анна махнула рукой. - Довольно об этом, не хочу больше слышать про Нежинскую. Дядюшка, расскажи лучше подробнее, что ты задумал. Это не слишком сложно для Дюка? - Во! Я тоже буду искать! Я в Инженерном замке столько кадетских сокровищ нарыл, и не сосчитаешь! - оказавшись за окном, император погремел о подоконник детской лопаткой. - Ты получше прячь, подданный! Мелкий граф Штольман - он умный!