Сколько лет прошло с тех пор, как меня признали недостойной? Год, два, а может больше? Я не знаю, как ответить на этот вопрос. Может быть, если задать его иначе, я смогу найти, столь нужный, ответ? Нужно попробовать. Сколько лет прошло с тех пор, как я посмела предать своего хозяина? Нет… Не так. Не помню. Сколько лет прошло с тех пор, как я запятнала свое имя? Тоже не так. Мое имя было запятнано с рождения и будет таким вплоть до самой смерти. А может… Сколько лет прошло с тех пор, как о оставила свою Хозяйку совсем одну? Два года и шесть месяцев назад. Да. Точно. Теперь я могу дать точный ответ. Ровно два с половиной года назад, я посмела предать некогда великое наследие не менее великой семьи Северных Земель – я предала наследницу дома Айко…
Несколько дней без еды и питья, в тесном, всего в метр длинной, темном закутке камеры хорошенько отрезвили мой затуманенный рассудок. Стало куда легче мыслить, но не двигаться. Пара суток, без единого сна в глазу ослабили и без того измученное тело, а множество ран, которые до сих пор ныли – и подавно. Стоит только закрыть глаза, как в наступившей тьме вспыхивают всполохи алых искр, ревет шум дикого необузданного пламени и струится по закрытым векам поблескивающая, пугающим блеском, кровь. Это еще худо-бедно, можно перетерпеть, но то, что следует за этим – уже невозможно. Следом за мнимыми картинками слышатся, точно такие же, мнимые крики от которых болезненно сжимается сердце. Становится страшно настолько, что сознания в истерике, цепляется за настоящие, выбрасывая помутневший разум в омут реальности, лишь бы не терпеть всего этого. Постепенно, чужие вопли сменяются тихим плеском прохладной воды, по моему низко – опущенному шлему и рокотом стальных цепей на моих руках. Как жаль, что от этого не становится лучше. Моя вина в том, что они смогли найти меня. Моя ошибка. Моя оплошность. Ярко – алую броню, которая практически светится на солнца, просто невозможно не заметить. Я должна была оставить её и уйти, но я, грубо говоря, пожадничала. Я не хотела оставлять в прошлом часть моей памяти; частичку моей некогда счастливой жизни. Даже несмотря на кодекс, которому я должна подчиняться. По крайней мере, броня должна была защитить меня от вражеского натиска и опасных стрел. Должна была… - Вперед. Принцесса Лиан желает тебя видеть, Ронин. Ронин. Стоит только заслышать это слово, как все внутри сводит болезненной судорогой, а по телу невольно пробегает крупная дрожь. Мне больно слышать столь грубое обращение в свой адрес, но ничего поделать с эти я не могу. Я сама виновата в том, что ко мне теперь обращаются именно так. Ронин – клеймо на смуглой коже, которое жжет хуже каленого железа. Эта метка теперь будет преследовать меня до самой смерти… Которая ходит уже совсем рядом; размахивая длинной острой косой… Стражник за моей спиной стучит ладонью по раскрытым кандалам. Я безропотно завожу, некогда свободные, руки за спину, легко позволяя себя заключить. Страж довольно хмыкает. - Солдаты. Воины. Смертники. Как не назови – все равно люди, которые потом помрут. Вы те еще личности, как по мне. Что ни скажи, все сделают. Хоть в петлю прикажи залезть – залезут. Еще и скажут «да, хозяин! Конечно, хозяин!» Может быть вы и могучие, но если у вас есть «хозяин» - то вы хуже подстилки. Тряпки. Только подчиняться и умеете. Тебе – то самой не стыдно, что ты готова загубить свою жизнь ради чьей – то прихоти? Я с силой сжимаю зубы и совсем тихо выдыхаю. Холодная цепь на запястьях болезненно впивается в кожу. Сквозь тонкую ткань широких, форменных штанов пробирается тонкий холодок и я переминаюсь с ноги на ногу, стараясь его отогнать. Как жаль, что броню с меня сняли, как только мы прибыли в замок. Может быть, она и была тяжелой, но в ней, по крайней мере, было тепло. - Долг. Лояльность, честь, уважение. Эти слова - все, что у меня есть и это все, что мне нужно. Настоящий воин должен быть спокоен и сдержан. Наша сила – часть мира. Наш разум и память – часть жизни. Наша жизнь – горячее пламя властителей. Мы преданы нашим хозяевам. Нас учили и воспитывали с этой мыслью. Для нас будет великой честью – пасть по его прихоти. Мне жаль, что ты никогда не сможешь, этого понять… Стражник раздраженно сплевывает на холодную каменную плитку и как – то слишком дергано взмахивает ладонью. Дуло оружия несильно тычется в мою спину, в немом приказе начать двигаться. Последние часы моей однообразной жизни стремительно подходят к концу.- Тебе нравится у меня? – у Лиан холодный колкий взгляд и очень строгий голос. Она всегда смотрит высокомерно, круто запрокинув голову; смотрит с присущем ей величием человека высоких кровей. Её слово – закон. Никто не посмеет ей перечить, а если у кого - то и хватит духу на это – то он уже нежилец. Он умрет раньше, чем успеет снова открыть рот. Наверно поэтому, я старалась молчать, находясь рядом с ней. Мягкий ворс ковра приятно щекочет ноги. Твердая алая сталь тихо звенит при неторопливом шаге. Мой едва заметный кивок головой, вызывает у принцессы некое подобие слабой улыбки. - Несомненно, принцесса. Я никогда не посмею, усомниться в этом… Я никогда не посмею, усомниться в вас, принцесса…
Темные своды над головой неприятно давят на сознание. Глухие шаги эхом отражались от белокаменных стен. Оружие стражника с силой толкает меня в спину, вынуждая пошатнуться и невольно сделать несколько шагов, почти, что заваливаясь вперед. Под ногами мелькает до боли знакомый ковер… Мы уже пришли? - На колени, Ронин. Холодный тон, высокомерный взгляд. Лиан смотрит как – то слишком отстраненно. В её руках поблескивает маленький магический кристалл, который питает своей энергией фамильное ружьё, лежащие совсем рядом, и я какое – то время, просто наблюдаю за едва видимым голубым сиянием, которое от него исходит, стоя на пресловутых коленях. Кажется, проходят долгие часы (или мне просто кажется?), когда до слуха доносится тихий, почти что родной и нежный голос. - Два года. Два, чертовых, года, ты скрывалась от нас. От моего отца, от стражников, от меня. Скажи мне, Ронин… Почему ты так поступила тогда? – на лице Лиан – непроницаемая маска. Понять, какие чувства её одолевают, глядя на меня, попросту невозможно. Как бы я ни старалась напрягать глаза или менять угол зрения – просто невозможно. Она, будто, изящная мраморная статуя, которая вышла из-под руки создателя, которая теперь застынет во времени. Черт побери, она так прекрасна… Я болезненно выдыхаю. Становится слишком больно, но я пересиливаю себя и начинаю говорить. Я должна сказать ей все – то, что у меня лежит на душе прежде, чем я с ней расстанусь. - Я не смею утаивать правду от вас, принцесса. Я думала, что смогу скрыться. Покинуть границы этих земель прежде, чем во мне вновь взыграют старые привычки. Прежде, чем у меня вновь проснется совесть. Как видите, не успела. Теперь я – Ронин. Я – предатель. Ничтожество и неразумное существо. Я посмела пошатнуть ваши идеалы, ваши ценность. Я посмела запятнать свое имя и имя вашего великого дома, принцесса. Мой проступок не простим. Моим наказанием станет смерть. Смерть Изгнанника. Смерть Ронина. Лишь тогда, когда я отдам Великим сердце, плоть и душу – я получу прощение за содеянное. Я посмела усомниться в вашем выборе и действиях. Кодекс Воина не позволяет мне подобной вольности, но там, в Заснеженной Гавани, я забыла об этом. Под перекрестным огнем, с погибшими товарищами на руках, которые молили меня о смерти. Я не должна была идти против ваших желаний и против ваших приказов. Я должна была бросить все, наплевав на отсутствие отряда и пуститься следом за врагом… Но я не сделала этого. Я осталась с отрядом. Я подвергла опасности вашу обитель, но осталась с теми, кто должен был умереть в этот день. Остекленевшие глаза, подрагивающие от нетерпения пальцы. Она ждет. Но чего? Дверь за моей спиной с тихим лязгом запирается на засовы. Теперь в этой, некогда уютной и просторной комнате, резко становится на несколько градусов холоднее; комнатка становится самой настоящей тюрьмой для меня. Кажется, что все вокруг теряет привычное очертание и начинает выцветать. Предметы чернеют, переливаются всеми оттенками тьмы; становятся исконно черно – белыми. Картинка по краям размывается, становится нечеткой. Мне приходится сильно жмурить глаза, что бы удержать не прошеные слезы. Я не вижу, но прекрасно чувствую, как на мои плотно сжатые губы падает несколько горячих капель. На языке плавится противный стальной привкус. Еще несколько – скользят вдоль носа, падают под ноги маленькими ровными лужицами. - У тебя кровь идет. Разомкнуть веки и увидеть. Слишком сложно, слишком невозможно. Больно, но все же удается. Сбивается дыхание. Как же я буду дальше – то говорить? Лиан смотрит настороженно, без страха. Аристократические руки мягко скользят по покатым подлокотникам, будто ласкают. Я торопливо пытаюсь стереть кровь из разбитого виска скованными руками. Выходит настолько отвратительно, что самой стыдно. - Извините, принцесса… Боль воина - это привилегия… Она будто меня не слышит. Тихий голос наследницы кажется слишком громким, а то, ЧТО он говорит – будто гром среди ясного неба. - Почему ты решила, что теперь, ты предатель? Что именно заставило тебя так думать? Если бы не твоё решение, как ты сказала «наплевать на Кодекс» и остаться с отрядом – мы с тобой, скорее всего, не говорили бы сейчас. Разве ты не знаешь, что своим решением – спасла несколько сотен людей? Что ты спасла саму себя и свой отряд? – я смотрю непонимающе и как – то растеряно. – Хотя, да... Откуда ты могла знать? Как только вы прибыли обратно, тебя посадили в темницу под клеймом предательницы и изменщицы нашего рода. Не смотри на меня так. Это было не мое решение, а решение моего отца. Именно ему не понравилось то, что ты не выполнила его приказов. Он был недоволен, что вы, победив врага – не разбили его окончательно. Даже если для этого нужно было умереть. Да еще и твой побег заставил его окончательно рассвирепеть. Меня, кстати, тоже. Она смеется надо мной? Или я чего – то не понимаю? Девушка неторопливо поднимается из высоко бархатного кресла; такой же неторопливой поступью подходит к моей застывшей фигуре. Стоит только ей оказаться слишком близко, как у меня по неволи замирает сердце. Что бы взглянуть в её лицо, мне приходится сильно задрать голову. - Я приложила много сил, что бы найти тебя, а после вытащить из тюрьмы. Отец не смел, распоряжаться тобой. Ты – не его солдат. Он – не твой хозяин. Только я смею решать, какие приказы тебе давать и что ты должна делать. ТЫ обязана слушать только МЕНЯ, Эш. Я вздрагиваю. Собственное имя, слетевшие с её губ, заставляет меня ужаснуться и поникнуть. Прежде, чем прохладная ладонь касается моей низко опущенной головы, я успеваю удивиться появившейся из неоткуда храбрости и коротко поинтересоваться. - Я Ронин. Моя жизнь – в ваших руках. Какой мой приговор, хозяйка? Лиан усмехается. На глубине светло – голубых глаз мелькает пугающие ехидство и превосходство. Острые коготки мягко проходятся по моим плечам, ниже, к напряжённой шее, где через пару секунд смыкаются. Я даже не дергаюсь, когда длинные пальцы сцепляются на моем горле и легонько сжимаются. Секунда, две… И хватка становится куда сильнее. Воздуха перестает хватать.Глаза в глаза. Разум к разуму. Плоть к плоти.
Улыбка на её губах, сейчас кажется чем – то правильным и почти что необходимой. Побелевшие губы подрагивают, силятся проговорить такие непослушные, неподъёмные сейчас слова. - Смерть от вашей руки – самая лучшая награда для меня… - А кто сказал, что я собираюсь тебя убить? Да, ты ослушалась прямого приказа. Да, ты нарушила свой негласный Кодекс Война. Да, ты посмела сбежать от меня. Но я плевать на все это хотела. Ты единственный настоящий воин, которому я не боюсь доверить свою жизнь и лишить тебя твоей жизни, было бы кощунством. Конечно, это неправильно, нарушать правила, но бывают исключения. И этот случай как раз подтверждает это правило. Не поступи ты так, как поступила – все бы мы были в большой беде. Никто не хотел этой войны. Не оставшись, ты со своими «братьями», а отправившись гнать противника дальше в горы – ты бы обострила ситуацию настолько, что уже сегодня они бы пришли сюда с оружием, по мою голову и голову отца. Да и ты бы, скорее всего, погибла. Я потратила несколько часов на надоедливую болтовню, но кое – как смогла вбить эту мысль в голову своего папеньки. Он слишком сильно предан «старой закалки» и уже не может многого понять. Для него есть только один язык – язык войны и говорит он на нем достаточно искусно. Но даже, не глядя на это, он очень часто принимает неправильные решения. Все же его предложение о том, что бы взять все его полномочия на себя, становится не таким уж и дурным, как было в начале. Он сказал мне подумать об этом… …И все же, я отвлеклась. Мы ведь здесь решаем твою судьбу, а не судьбу меня и моего отца. Ты не предавала свою клятву. Ты не предала наш дом своим опрометчивым, но нужным поступком. Ты не заслужила смерти, но заслужила наказание. Как я уже сказала, ты не должна была слушать моего папеньку. Ты не его вещь. Ты не должна была сбегать. Ты должна была сопротивляться, когда тебя схватили. Что они тебя сказали, когда поймали? Что так нужно? Они причинили тебе вред, пустили твою кровь, и ты никак этому не воспрепятствовала. Приняла покорно. Этого не должно было быть. Теперь, ты должна заплатить за то, что подчинилась другим. За то, что подчинялась кому – то еще, а не мне одной… Её дыхание теплое и приятно пахнет молоком. Тонкие губы с приторной нежностью касаются моего лба. Между губ толчками выходят последние остатки кислорода, а когда я уже была готова, лишиться сознание, мне, наконец, дают возможность вздохнуть. Если она не хочет убить меня, чего тогда хочет? Что на уме этой прекрасной и властной девушки? О чем ты думаешь, принцесса Лиан? - Чего вы хотите? Она смеется. И мне сразу же становится легче. Почему – то?… - То, что я еще могу забрать у тебя. То, что будет принадлежать только мне и никто другой, не сможет этим воспользоваться… И прежде, чем я успеваю восстановить полностью сбитое дыхание, она меня целует. Сильно, почти что больно; властно сминая мои губы своими. Великие… Как же это было прекрасно! Как же я давно мечтала об этом! Сколько недель подряд, я провела за раздумьями, представляя, насколько поцелуи с ней могут быть приятными и сладкими. Сколько бессонных ночей я провела в своей постели, с жарким придыханием на губах, мечтая о всяких разных непотребствах, в которых должны были участвовать только мы… Как давно я стала мечтать о том, что бы она «оставила» на мне свое клеймо и что бы, черт побери, мне никто не смог больше указывать что делать, кроме неё! Мне не позволительно думать об этом. Как мне, простому войну Авангарда, можно мечтать о великой принцессе высоких кровей! Я – вещь, с помощью которой достигают целей. Я не должна думать ни о чем другом, кроме как о защите моей хозяйки… Тихий скрип и тяжелые шаги. - Кхм! Принцесса Лиан… Вы уже закончили? Ваш отец зовет вас. Пришло время суда. …но почему тогда думаю? В небесно-голубых глазах вспыхивает гнев и откровенное недовольство. Прежде чем отстраниться от меня, она мягко проводит раскрытой ладонью по моим взлохмаченным волосам и легко касается моих пунцовых скул. Она что… Меня успокаивает? - Я приказывала не заходить сюда, пока я не закончу. Папенька хочет меня видеть? Ладно. Я отправлюсь к нему сию секунду… - я невольно ерзаю на месте; сказывается долгое стояние в одной позе и раны, которые, без должного ухода, начали вновь кровоточить. - Но если еще хоть кто – нибудь посмеет меня ослушаться – будет наказан. Ты понял меня? Страж кивает и начинает пятиться. Боится. - Что – то еще, принцесса? - Естественно, - она бросает на меня быстрый взгляд, - пока меня нет - позаботьтесь о ней. Подлечите и выдайте обратно броню. К вечеру, я должна увидеть её в полном здравии, подле себя. И если я узнаю, что её хоть кто – нибудь, еще раз, тронет пальцем… Обычной казнью, он не обойдется. Я лично сверну тому шею. Мне кажется или стражник побледнел? Будто он лишился всей свой крови разом. Вон, как руки задрожали. - Принцесса… - Что? ВЫ не думали, что я знаю? Думали, что ВАМ сойдет это с рук? Но с эти мы разберемся позже. Я отдала приказ, солдат. Исполняй. И она уходит. Сцепляет руки за спиной и уходит, даже не обернувшись. Как только громкий стук её каблуков смолкает, на моё плечо опускается тяжелая мозолистая ладонь, и я моментально прихожу в себя. Я ведь до сих пор стою на коленях. - Пойдем. Не знаю, кто твои покровители, но сегодня ты избежала самой смерти, Ронин. Ронин. Снова это слово. Вот только, сейчас, это обращение не кажется таким обидным, как это было еще несколько часов назад. Может быть, это потому, что я уже не Ронин? У меня ведь, есть хозяин… Я улыбаюсь. Нет. У меня нет хозяина, которому я должна подчиняться. У меня есть хозяйка. У меня есть та, ради кого я готова отдать свою душу, честь и свое сердце. Хотя… Сердце – то я ей уже отдала. Для полного счастья осталось отдать совсем немного.