Save me save you

      Каждый день Чон Хосока ни капли не отличается ото всех предыдущих. Все начинается с раздражающего слух сигнала будильника по утру и заканчивается рассветом за занавешенным окном в небольшой типично для подростка обставленной комнате. Каждый день. Без изменений. Впрочем, нельзя сказать, что Хосока не устраивает такое стечение обстоятельств, даже наоборот — он рад, что его жизнь протекает мирно и спокойно. Всего несколько лет назад он отдал бы все, чтобы его жизнь стала такой, как сейчас, и его отнюдь не пугает факт того, что он, наверное, самый одинокий подросток на свете.       Еще не проснувшиеся и покрасневшие от долгого нахождения перед экраном компьютера глаза вновь распахиваются, когда телефон, лежащий на прикроватной тумбочке, как это бывает каждый день, заливается мелодией, поставленной на сигнал будильника. Руки лежащего рядом парня уже привычным движением заставляют аппарат замолкнуть. В комнате вновь воцарилась гробовая тишина, лишь изредка нарушаемая сонным и недовольным мычанием со стороны одноместной кровати.       В голове Хосока бушевали мысли: поспать еще минут двадцать или встать сейчас? Как и всегда, он склонялся к первому варианту, хоть и понимал, что, встав позже, он не успеет позавтракать и, скорее всего, опоздает на урок. Что ж, этот парень никогда особо не ручался за свои действия, поэтому порой поступал крайне безрассудно, ну а виной тому чаще всего, как ни странно, — лень.       Парень вновь поставил будильник, который должен прозвенеть ровно через двадцать минут, и отвернулся к стене, окунаясь с головой в теплое одеяло.       Как бы Хосоку ни хотелось верить в то, что эти драгоценные минуты помогут ему выспаться, стало лишь хуже. Наверное, все-таки не стоило смотреть дорамы до самого утра. Впрочем, по утверждениям самого парня, даже если бы он лег в шесть вечера, сейчас его рубило бы спать точно так же, как и сейчас.       Хосок, сколько себя помнит, всегда ненавидел вставать каждый день в восемь утра, ненавидел каждый раз заставлять тело идти туда, где для всех он лишь невидимка, которая день за днем, из года в год мечтает поскорее окончить школу, чтобы больше не видеть этих лиц, въевшихся в память на всю жизнь. Но, какими бы сильными ни были ненависть и лень, он, хоть и с трудом, встает каждое утро и до последнего урока сидит на своем месте, делая вид, что его не существует в этом мире вовсе. Ведь единственное, о чем парень мечтает, сидя на уроках, так это о том, чтобы на него никто не обращал внимания. Хосок понимает, что нельзя жить подобно какому-нибудь камушку на пляже, до которого нет никакого дела, не имея целей, мечт и каких-либо желаний, но сделать ничего не может, да и каким образом?       Чон Хосок лениво потянулся, заваривая себе излюбленный зеленый чай с ароматом клубники, расплывающийся прозрачным паром по освещенной первыми лучами солнца кухне.       Сегодня предстоит пережить контрольные по корейскому и математике. Сказать, что тот готовился, значит промолчать и удрученно вздохнуть. Хосок никогда не готовится к тестам, важным контрольным и экзаменам, ведь каким-то волшебным образом ему удается хоть и на троечку, но сдавать их все. Он считает, что это везение в чистом виде и думает, что так будет всегда. Но ему ли не знать о том, что ничто в этом мире не вечно?       — Хосок, после школы не забудь зайти в магазин за продуктами, деньги я положила в карман твоей куртки. Мама, — прочел с листочка парень и положил его обратно на стол.       Стоит ли упоминать, что если бы не семья и так сильно любящая его мама, то Чон Хосок бы уже давно бросил школу и загнулся дома от голода и одиночества? Возможно, если бы родители не относились к сыну так снисходительно, если бы они перестали закрывать глаза на вечные двойки, прикрывая это тем, что «Главное, чтобы был здоров и не водился с плохой компанией», то, скорее всего, он бы вразумился и перестал класть болты на учебу.       Конечно, парень безумно любит своих родителей, но они не те, кто мог бы понять его и все то, что с ним происходит, по крайней мере, по той причине, что им как будто даже плевать. Парню больше некому рассказывать о своих проблемах, отчего он и держит все в себе. Наверное, когда-нибудь все же стоит довериться единственным близким людям, потому что так продолжаться больше не может. Но нет никого, кого бы можно было обвинить во всем том, что с ним происходит. Хосок виноват сам, и он прекрасно понимает это. Если бы его застенчивость, скромность и страх не были так сильны, то, возможно, все сейчас было бы иначе. Ведь будучи еще ребенком, он не был таким, как сейчас. Чона просто сломали.       Хосок, надев форму, встал напротив зеркала. Безобразно торчащие во все стороны волосы, как бы сильно он ни пытался расчесать их; сонные глаза, под которыми покоятся мешки и синяки от недосыпа; бледная кожа, в некоторых местах покрытая подростковыми прыщиками. Дальше парню опускать взгляд даже не хотелось. Что там может измениться? Сутулые плечи выпрямятся? Или, быть может, его ноги перестанут быть кривыми? Он раздраженно надел на спину рюкзак, залез в кроссовки, накинул куртку и, хлопнув дверью, вышел из квартиры. Порой, смотря на свое отражение, хочется разбить стекло вдребезги, лишь бы не видеть больше то уродливое лицо, что предстает напротив каждый раз, как встаешь перед зеркалом.       Быстрый топот ног, направляющийся к одному из кабинетов, нарушил абсолютную тишину школьного коридора. От дома Хосока до школы всего минут восемь, и опаздывать в его случае было бы очень странно, если не учитывать то время, в которое он встает. Так, как сегодня, он опаздывал довольно редко, и обычно это не заканчивается для него чем-то хорошим.       — Она убьет меня... — пробормотал запыхавшийся от бега Хосок, останавливаясь у закрытой двери в нужный ему класс.       — Что, опаздываем? — спросил чуть насмешливо чей-то мужской, довольно низкий голос над головой.       Смущенный Хосок, подняв взгляд вверх, про себя отметил, что видит этого парня впервые, а также то, что он довольно красивый и высокий. Впрочем, для Хосока красивы все, кроме него самого.       «Ну же, не стой как истукан, ответь что-нибудь, глупый Хосок. Он ведь не убьет тебя», — выругался мысленно парень, но на деле лишь неловко улыбнулся и опустил взгляд в пол, зависнув в своих панических размышлениях.       — Может, зайдем в класс? — вновь подает голос незнакомец, но уже более раздраженно.       — Ой, извините, — оторопело ответил Чон и поспешил открыть дверь.       Все разговоры стихли до минимума внезапно, стоило Хосоку переступить порог, а все взгляды направились на парня. Его одноклассники как по команде разом встали с места и поклонились. Чон, обернувшись, понял, что кланяются они отнюдь не ему, а тому парню, с которым он столкнулся у входа. Новый преподаватель, что ли?       Хосок поспешил к своему месту и облегченно сел, избегая едких взглядов любимых одноклассников. Незнакомый парень же, которого он встретил в коридоре, пробормотал что-то про отсутствие преподавателя, держа в руках какую-то папку с бумагами, и остановился в центре, возле преподавательского стола. Но он не выглядел так, словно собирался начинать урок. Вероятно, это обычный ученик. Или не обычный...       Через какое-то время учитель Кан появилась в дверях кабинета, и на этот раз комната обрела тишину окончательно, ее прерывали лишь голоса того парня, судя по всему, старшеклассника, и запыхавшегося преподавателя по корейскому языку. Что-то — а именно те упущенные пятнадцать минут — настойчиво подсказывало Хосоку, что контрольная на сегодня отменяется. Это не могло не радовать. Однако радость продлилась недолго.       — Хосок, скажи «сыр», — сквозь смех произнес сосед по парте на перемене, щелкая камерой.       Тот лишь недоуменно взглянул на него, не осознавая, что его фотографируют.       Больше всего на свете Хосок не любил фотографироваться. Каждый раз, когда вся семья собирается вместе для снимка, он, несмотря на многочисленные уговоры, отпирается и занимает место фотографа. За все шестнадцать лет, по итогу, у Хосока нет ни одного снимка, не считая тех, что сделаны еще в детстве. И вот сейчас, когда его фотографируют без спросу, да еще и для развлечения, он лишь молчит и наблюдает за тем, как смеются над его очередной неудачной фотографией одноклассники.       — Ну и нос у тебя, — не удержалась от насмешливого комментария девчонка, прыснув в ладонь.       — Вы заколебали уже, — зло возмутился Хосок, отворачивая голову к окну.       «Ага, очень смешно. Мой нос просто создан для того, чтобы веселить людей», — мысленно проворчал Хосок и закатил глаза, и слава всевышним, одноклассники не стали более до него докапываться, найдя новый повод для смеха, но уже не касающийся бедного парня.       На самом деле, он уже привык, что к нему относятся как к груше для битья и предмету для насмешек. Просто порой, когда это повторяется вновь, Хосок чувствует, как понемногу надламываются его гордость, самооценка и уверенность в себе, которые, по сути, уже давно испарились. Поначалу хотелось плакать, кричать; хотелось бежать от всего, что с ним происходит, но со временем ему стало все равно, однако вопрос «За что со мной так обращаются?» так и остался неисчерпанным. Хосок не понимал, чем заслужил вечные издевки, потому что, сколько себя помнит, не причинял никому зла и всегда хорошо относился к окружающим его людям.

***

      Хосок благополучно забыл зайти в магазин после школы, поэтому, не успев ступить за порог своего дома, был развернут и отправлен обратно на улицу. Что ж, парню как раз не помешало бы прогуляться и проветрить голову, к тому же, погода прекрасная на улице стояла, поэтому ничего против возражать он даже не собирался.       Сухие желтые листья под ногами хрустели под каждым сделанным шагом Хосока. А воздух пах так свежо, так сыро после прошедшего в полдень дождя, и парень ненадолго прикрыл подрагивающие веки, наслаждаясь этим чудным моментом. Как бы сейчас хотелось одеться потеплее, укутавшись в длинный шарф по самый нос, вытащить своего друга на улицу и, разговаривая обо всякой ерунде, беззаботно прогуливаться по людным улочкам, наслаждаясь золотой осенью. Однако у Хосока нет друзей. Нет у него даже длинного шарфа. Все, что остается, — мечтать.       Зайдя в ближайший круглосуточный магазин, он вытащил список продуктов, взял в руки корзину и стал обходить каждый стеллаж в поисках нужного. Вот только... Если в ваш магазин вдруг наведался сам Хосок, непременно ждите хаос и разруху, что сеет этот неуклюжий подросток везде, где бы ни был. Банка с зеленым горошком выскользнула из рук парня и со звонким ударом покатилась по полимерцементному недавно вымытому полу.       — Ох, осторожнее, — послышался приближающийся мужской голос. — Хорошо, что банка не помялась, иначе пришлось бы платить.        Незнакомый парень, судя по всему продавец, поднял банку с пола и вручил Хосоку лично в руки. Взглянув незнакомцу в лицо, тот вдруг подумал, что уже видел его где-то, а где именно — вспомнить не мог.       — Кажется, ты не очень разбираешься в консервах. Те, что ты взял, — самые дешевые, но от гороха, что находится внутри, лишь название. — Он потянулся к средней полке и взял другую консерву, показывая ее непутевому потребителю зеленого консервированного горошка. — Лучше бери этот. Он недорогой, но зато там намного меньше химии, чем в том, который ты взял.       — Благодарю, — смущенно пробормотал Хосок и взял предложенную консерву, кладя ее в пустую корзину. — И извините за банку.       — Мы раньше не встречались? Почему-то ты кажешься мне знакомым.       — Не знаю. Наверное, вы меня с кем-то путаете, — поспешил ответить тот и быстрее скрылся за стеллажом с хозтоварами.       — Возможно, я могу помочь вам? — Голова странного продавца неожиданно высунулась из-за угла, чуть ли не до инфаркта напугав бедного парня. — Вижу у вас в руках внушительной длины список, я мог бы помочь, мне как раз нечего делать: покупателей совсем нет.       Хосок немного призадумался. Он совсем не умеет ходить в магазин и не знает, что взять лучше, чтобы его мама очередной раз не ругалась на него. Поэтому он больше склонялся к тому, что помощь ему не помешала бы. Потому молча кивнул незнакомцу.       Продавец с выбеленными волосами взял из чужих холодных рук список, корзину и пошел вперед, по пути хватая нужные продукты, а другому же ничего не оставалось, кроме как уныло плестись за ним.       Спустя минуты ходьбы по магазину, продавец остановился за кассой, обнажив своей улыбкой милые ямочки на щеках, и стал пробивать набранные им продукты и прочие хозтовары. По итогу вышло не так уж и дорого, как думал Хосок. А пока он расплачивался за покупки, незнакомец спросил:       — Ты ведь учишься в старшей школе Гэсон, я прав?       — Как вы узнали? — Хосок немного удивился, но тут же сообразил, что, вероятно, они виделись где-то в школе.       Незнакомец мило улыбнулся, проигнорировав вопрос, и протянул увесистый пакет покупателю. И Хосок поклонился ему в знак благодарности.       — Обращайся ко мне на «ты» или «хен», пожалуйста, ведь я всего лишь выпускник, — произнес светловолосый.       — Спасибо, хен, за помощь. Думаю, я буду приходить сюда почаще, раз уж у вас так мало покупателей.       Запечатлев в памяти улыбку незнакомца, он снова поклонился и вышел из магазинчика на уже заметно потемневшую без солнца улицу. Он не смог сдержать рвущейся наружу улыбки. И даже не совсем понимал, почему. Несомненно, Хосок будет заходить в этот магазин еще и еще, лишь бы вновь увидеться с тем добрейшим человеком.       — И все-таки, он кажется мне таким знакомым, — прошептал Хосок, тщетно пытаясь восстановить утерянные воспоминания, и побрел по освещаемой фонарями улице домой.