***
Плавание должно было длиться три дня, и, хотя Чарльз слабо представлял, как кок собирается кормить всех пассажиров, он надеялся, что никаких отравлений не будет. К счастью, морской болезнью Ксавье не страдал, иначе всё могло быть куда плачевнее. Ему нравилось в свободное время выскальзывать из каюты, чтобы любоваться на вскипающие крутыми волнами воды. Второй день быстро заканчивался, и опустившиеся сумерки заставляли его улыбаться. Пассажиры расходились по каютам, и праздных зевак становилось всё меньше, а ветер - прохладнее. Чарльз стоял у борта, вглядываясь в закатные небеса, окрасившиеся как будто свежей кровью, когда почувствовал сильный толчок. Он едва не упал, и смущённо оглядел палубу, однако он был не единственным, кто потерял равновесие. Те, кто находились ближе к центру, и вовсе попадали. Матросы засуетились, и, не считая их действий, на палубе возникло оцепенение. Пассажиры с надеждой ждали вердикта капитана, кто-то уже паниковал, но пока давки не было. Но это здесь - в каютах наверняка сейчас творится Бог знает что. Ксавье буквально влетел в каюту. Мисс Мактаггерт была бледна, и страх явственно читался на её лице. – Чарли, – трепещущим голосом произнесла она, – мы тонем? – Что вы, – утешающе ответил Чарльз, – нет, конечно же нет. Ничего страшного не случится, – по лицу Мойры было заметно, что это её несильно утешило, но она коротко кивнула. И тут случился второй толчок, вызвавший панику у пребывающих на корабле. Послышались чьи-то крики, корабль замотало из стороны в сторону, отчего вещи в каюте попадали. Мойра тоже вскрикнула, цепляясь за его руку. - Нужно подняться наверх. - Твердо произнёс Ксавье, буквально таща её за собой. Чарльзу пришлось проталкиваться сквозь толпу, сыпля извинениями направо и налево, хотя сейчас извинения никого не интересовали. С трудом выбравшись на палубу, Чарльз замер, разглядывая огромный корабль, корабль, которого несколько минут не было даже на горизонте. Флагов не было, тёмный цвет древесины судна резко контрастировал с тёплым светлым древесным оттенком их корабля. Однако, единственное, что можно было сказать точно - корабль был жутким. – Это пираты! – крикнул кто-то. – Это "Летучий Голландец"! – рявкнул старый матрос, оказавшийся рядом с ними. – Корабль не спасти! – У Мойры начиналась истерика. Пронзительный свист на мгновение заглушил даже шум паникующей толпы. В ошивке "неизвестного" открылись люки, и Чарльзу, ожидающему увидеть пушки, осталось только в изумлении приоткрыть рот, когда со скрежетом из люков показались железные крюки. Корабли сблизились, и крюки вонзились в древесину. Пронзительный скрежет резал уши, судно качало, крюки ломали борта. Кто бы не управлял этим кораблём, доброжелателем он явно не был. Чарльз услышал всхлип, и мгновенно отмер. Он потянул Мойру к шлюпкам. Кто-то уже успел спустить одну из них, и она была переполнена. Вторая была подвешена с помощью блоков. Тот самый моряк, что назвал корабль "Голландцем", резанул кортиком по бичеве, и лодка упала в воду, вызвав фонтан брызг. – Забирайтесь, мисс Мактаггерт! – Совершенно забыв смягчить голос, приказал Ксавье, указывая на верёвочную лестницу, по которой уже спускался матрос. Мойра повиновалась. В это момент Чарльз заметил людей, перелезающих по крюкам на их корабль. Он торопливо помог забраться в лодку ещё нескольким девушкам. Команда "неизвестного" в несколько мгновений расправилась с кучкой матросов, решивших противостоять им. Кто-то из них громко смеялся, и этот смех казался Чарльзу самым отвратительным звуком на свете. Разобравшись с командой, они принялись за пассажиров. Движения негодяев были невероятно результативными, и дрались они так, словно веками тренировались. Чарльз глянул в лодку, и обнаружил, что если в неё сядет кто-то ещё, то она пойдёт ко дну в считанные минуты. Мойра отследила его взгляд, и кажется поняла его намерения. – Чарли! – Истошно завопила она, будто это что-то могло изменить. Ксавье подобрал оставленный в спешке кортик, и перерезал лестницу. – Чарли! – Рыдала Мойра, протягивая к нему руки. Матрос глянул на него с уважением, кивнул, принимая его выбор, и налёг на вёсла. Чарльз несколько секунд смотрел на них, сглатывая ком в горле, а затем, спрятав кортик в широком поясе с кармашком, двинулся назад. Однако вместо сражения его взгляду предстали множество трупов, омывающих корабельные доски собственной кровью, и люди - судя по всему, пленные. Не могло быть, что они так быстро победили. Это было просто нереально. Заметив стоящего в одиночке ублюдка - почему-то болезненно бледного и какого-то надломленного, сжимающего в руке окровавленную шпагу, он тихонько подкрался к нему, выхватив кортик из пояса, и ударил его в спину. С точки зрения кодекса чести, это было подло, но что ещё мог сделать сейчас Чарльз? Бледный покачнулся, замер, а затем зло зашипел: – Между прочим, оттуда его тяжело вытаскивать, – Ксавье едва сдержал рвущийся наружу вскрик ужаса. Человек, которого он ударил кортиком, человек, который должен лежать на палубе, заливая её своей кровью, просто развернулся, цокнул языком, вытащил из-под лопатки кортик, и бодро ему подмигнул. – Азазелло, смотри-ка, какая русалка заплыла в наши сети, – второй из команды неизвестного создавал тоже странное впечатление, что и первый. – На борт её? Азазель окинул его быстрым взглядом и кивнул. Ксавье не успел отреагировать. Тот самый кортик оказался приставленным к его горлу. Бледный толкнул его вперёд, и Чарльз, повинуясь, двинулся к борту, с удивлением обнаруживая, что кто-то успел создать мост из большого обломка доски, по которому они и перешли. Несколько минут бледный просто удерживал его на одном месте. Чарльз ненавидел себя за беспомощность в такой ситуации, ненавидел весь экипаж "неизвестного", ненавидел сам корабль. Кортик убрали от его шеи, видимо, решив, что хорошенько запуганная девушка не станет делать глупостей, но это же был Чарльз. Он резко развернулся, с силой впечатывая свой кулак в его нос. Бледный ойкнул и зашипел, отходя на шаг назад. В его глазах мелькнула ярость. – Глупая сука! – Рявкнул он, грубо хватая его за руку. – Азазель! Иди сюда, нашей "леди" не терпится! – Пальцы бледного чувствовались стальными пластинами, впивающимися в руку. Чарльз прикусил губу, чтобы не зашипеть от боли. Азазель, словно акробат, перемахнул через борт. – Или не терпится тебе, Рип? – С ухмылкой произнёс он. Чарльз оказался зажат между этими двоими, чувствуя панику. Даже не от того, что эти двое, вообще-то, собирались его изнасиловать, а из-за того, что если он лишится платья, то они поймут, что он не женщина. Румянец предательски заиграл на щеках, хотя страх стал распространяться по телу вместе с кровью. Холодный металл рубанул по шнуровке, обнажая спину. Чарльз же стоял как вкопанный, не зная, что сделать в подобной ситуации, и как объяснить пиратам, (если это действительно они), что он мужчина? – Сейчас мы позабавимся с юной леди, – доверительно шепнул Рип, сдёргивая с него лиф. Наступила мгновенная тишина, а Чарльз подавил желание закрыть лицо руками и разрыдаться, одновременно смеясь. – Не леди... – шокированно бросил Азазель, стоя с широко распахнутыми глазами и открытым ртом. Ответ Рипа потонул в громком хохоте. Чарльз повернул голову в сторону источника звука. Им оказался высокий, (по мнению Ксавье, даже слишком), блондин в капитанской треуголке. Он похлопывал ладонью по древесине, не переставая смеяться. Рип и Азазель смотрели на него не менее поражённо, чем на девушку, вдруг оказавшуюся мужчиной. Наконец, он перестал смеяться, утерев ладонью выступившие из-за смеха слёзы, однако улыбка - широкая, акулья - осталась на его губах. – Это намёк судьбы, ребята, – скорее прохихикал, чем произнёс он. – Думаю, у этого... Очаровательного юноши есть интересная история о том, что же заставило его надеть платье. Если до этого румянец был только на щеках, то теперь Ксавье казалось, что он весь красный - с головы до ног. – Отведите его в мою каюту, – уже более холодно бросил блондин, разворачиваясь к ним спиной, идя в носовую часть корабля. – Да, капитан, – всё ещё шокированным голосом ответил Рип, беспомощно глядя на Азазеля. Тот пожал плечами и толкнул Ксавье в спину. – Ты слышал капитана, – ледяным тоном произнес он Чарльзу. Ксавье ничего не осталось, кроме как повиноваться."Неизвестный"
19 июля 2017 г. в 17:45
Чарльз Ксавье был хорошим старшим братом.
Чарльз Ксавье был хорошим старшим братом, и именно это стало иронией всей его жизни, иначе что ещё могло заставить его натянуть его на себя чертовски неудобное женское платье и чепчик, тащиться позади мисс Мойры Мактаггерт, выслушивая её нескончаемую болтовню?
Чарльзу она могла бы понравиться, если бы не тот факт, что вот уже третью неделю ему приходится притворяться женщиной, работая гувернанткой мисс Мактаггерт. А теперь он ещё и отправлялся с ней в плавание.
Позор. Страшный, несмываемый, и если бы их родители были бы живы, они бы совершили самый страшный грех, единственный непрощаемый Богом - самоубийство.
Чарльз бы тоже совершил, если бы у него не было ответственности за младшую сестру и хватило бы стойкости духа. Но сам Ксавье считал себя слишком слабым для такого, поэтому продолжал жить.
Жить, пряча румянец, когда ему приходилось мыть госпожу, жить, сдерживая шипение от того, что шнуровка впивается в спину, жить, страшась, что его узнают.
Экипаж корабля ему не нравился. Похоже, большая часть из этих амбалов не умеют читать, а ещё треть не мылась как минимум неделю, но он молчит, потому что так делают воспитанные люди. Люди из общества.
– Чарли, а что это такое? – с любопытством спросила мисс Мактаггерт, глядя в открытую бочку. Чарльз подавил желание раздражённо буркнуть, и ответил, сделав голос как можно тоньше:
– Ром, мисс Мактаггерт, – Мойра поморщилась, и, надменно глянув на одного из моряков, которому не посчастливилось оказаться рядом, гордо прошествовала в каюту. И Чарльзу ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.
Разложив вещи леди, он вышел из каюты, оставив мисс Мактаггерт ненадолго одну - впрочем, девушка была не против - она его и не заметила, углубившись в чтение любовного романа.
Солёный ветер норовил сорвать чепчик с его головы. Сам Ксавье многое бы отдал, чтобы броситься в, пускай ледяную, но освежающую воду. Морская пена хвостом обвивала корабль, а наглые чайки садились на мачты, выпрашивая у моряков еду.
Это была свобода.
Это была свобода, но, как бы Чарльз не хотел стать её частью, он не мог.