T
Несмотря на внешность бразильской топ-модели с идеальной кожей, выбеленными волосами и точёными скулами, Дженна была своей в доску. Она не разделяла игры на девчачьи и мальчишеские, лазая вместе с Тайлером через ржавые заборы на заброшенные участки, исследуя полуразвалившиеся внутренности заплесневелых домов, затхлый запах которых после смывала в душе нейтрально пахнущим шампунем. Она была экспериментатором по своей натуре, а потому в первый день второго класса средней школы пришла на занятия с розовыми и сиреневыми прядями в волосах, которые оказались не заколками, а её собственными окрашенными локонами. Цвет не смывался около полугода. Родители Дженны выслушивали недовольные замечания учителей, а Тайлер вплетал пальцы в её волосы, тяня их на манер детской жвачки, которую они напоминали цветом. Баскетбол никогда не был первым приоритетом Дженны, но она частенько составляла компанию Тайлеру на послешкольных тренировках в зале или на заднем дворе дома Джозефов. По их окончании они шли в какой-нибудь ресторанчик сети быстрого питания, чтобы закинуться жирной вкусной мерзостью и гуляли по улицам со стаканчиками пузырящейся колы до наступления темноты. В старшую школу они пришли уже парой и оставались ею до самого выпуска. Это было настолько естественно, что не вызывало вопросов ни у новообретённых друзей, ни у родителей, ни, естественно, у них самих. Дженна любила экспериментировать, а потому позволила Тайлеру быть её первым разом во многих смыслах. Дженна любила экспериментировать, а потому Тайлер спокойно относился к тому, что на пьяных вечеринках она время от времени целовала таких же раскрепощённых и симпатичных, как она сама, девчонок. Это было горячо, это было естественно, это не было чем-то несправедливым или нечестным. Только, пока Дженна проживала свой эксперимент под названием <первые серьёзные отношения в старшей школе>, Тайлер даже не был от неё без ума. То есть поначалу, конечно, был, но потом это чувство, взращенное с детсадовского возраста, — доверие, привязанность, комфорт, желание быть рядом, — превратилось в нечто более умиротворённое, ровно текущее и невинно мудрое. То самое чувство, слова для которого нет в английском, да и во многих других языках. Чувство, переживаемое всего один раз в жизни, потому что оно срабатывает только, когда любовь случается впервые. Дженне оно ещё не было знакомо. Тайлеру хотелось ночами катать её в автомобиле по двухполосным дорогам, проходящим через лес в северной части города, но из-за рытвин в асфальте он был слишком далёк от того, чтобы воплотить в жизнь свою романтическую фантазию. Поэтому он начал сочинять об этом стихи и песни. Родители снисходительно слушали те из них, которыми Тайлер решал поделиться, и неоднозначно кивали головой: — Это очень интересно, дорогой, но не забудь, что тебе всё ещё нужно забросить сотню мячей до ужина. — Хорошо, что у тебя есть хобби, сынок, но много денег на нём не заработаешь. Они неустанно напоминали Тайлеру о том, как важно, закончив старшую школу, получить стипендию и поступить в хороший университет. Даже если Тайлер понятия не имел, что хотел изучать, и хотел ли вообще. Всё, что он знал: ему становились всё более интересны музыка и поэзия, всё менее — спорт. Когда Тайлер сообщил родителям, что не собирается продолжать баскетбольную карьеру и предпочёл бы заняться музыкой, они были очень огорчены, сказав, что он, конечно, имеет полное право строить свою жизнь, как ему угодно, но университет предполагал место в общежитии, и поэтому они рассчитывают, что даже если Тайлер не собирался туда поступать, отныне он обязан обеспечивать себя крышей над головой самостоятельно. На скопленные с подарков деньги Тайлер купил укулеле. Он учился перебирать струны, и пел Дженне песни, которые сочинял для неё, когда мысли не давали ему уснуть. Она улыбалась, её щёки розовели, и, когда Тайлер откладывал инструмент, Дженна обнимала его шею тонкими руками, втягивая в глубокий поцелуй с языком. Физическая глубина была для неё в ту пору куда более важной, чем та, что таилась в словесных оборотах стихов Тайлера. После выпускного бала Дженна со слезами на глазах сообщила, что поступила в колледж в сотнях миль от их родного города и что она не уверена, способны ли романтические отношения пережить столь дальнее расстояние. В тот вечер Тайлер плакал тоже. А спустя неделю, собрал вещи и покинул дом родителей, как они того и желали, взяв билет до Чикаго, где один из его интернет-знакомых, Марк, помог найти неплохое съёмное жильё за цену, которую Тайлер смог бы себе позволить, устройся на работу сразу же по приезде. В конце концов, таков и был план (он не строил никаких иллюзий о лёгкой жизни в большом городе), поэтому он быстро согласился, записав в блокнот два новых адреса и телефон Марка.T
У Тайлера не было ничего такого, что помогло бы ему найти высокооплачиваемую работу, а потому первое время он прибивался то к одному, то к другому супермаркету, где требовались временные работники; позже перешёл на круглосуточные придорожные кафе и, наконец, бары. В одном из последних его и нашёл Шон и, оценивающе оглядев стройную фигуру под чёрной однотонной формой официанта и миловидное личико, предложил ему контракт, который кормил Тайлера следующую пару лет. Суматошный переезд в незнакомый город без гроша за душой, перескоки с одного места работы на другое, а после утомительные съёмки, чуть не превратили Тайлера в робота. Его сердце заросло дикой полынью, которую он не позволял не то что выкорчевать целиком, даже проредить. Тело стало лишь инструментом заработка, достаточного для того, чтобы влачить сносное существование. Музыка так и оставалась чем-то, на что он находил время урывками между работой, сном и бытовыми нуждами. Каждый раз, возвращаясь с работы, из магазина, или после редкой вылазки в соседний город с небольшой компанией приятелей, Тайлер не чувствовал, что действительно приходил домой. Его квартира была всего лишь оболочкой. Он сам был всего лишь оболочкой. И чем дальше Тайлер погружался в подобные мысли, тем мрачнее становились его стихи, изредка записываемые на измятых страницах записной книжки, что он носил в заднем кармане мешковатых джинсов. У Тайлера была парочка друзей, но он относился настороженно даже к ним. После того, как его выставили из дома собственные родители (которых он не видел и не слышал с тех пор, не то что бы он пытался с ними связаться) и бросила, как ему тогда казалось, любовь всей его жизни, по совместительству приходившаяся ему лучшим другом, доверие Тайлера к людям упало ниже нулевой отметки. Джордан не стал исключением, он даже не был кем-то особенным, но расставание с ним, а, в частности, причины, по которым Тайлер его спровадил, заставили Тайлера задуматься о том, что он творил со своей жизнью. Да, он справлялся, выживал в одиночку, не полагаясь на чью-либо помощь, но его жизнь была далека от той, о которой он мечтал. Его тяга к творчеству, хобби, способное стать не только заработком, но новым смыслом существования, были погребены под рутиной, под усталостью, под зарослями сорной травы, сквозь которые в его мозг не поступали необходимые для сочинения строчек эмоции. И вот теперь Тайлер сидел на стуле в опустевшей кухне и пялился на недельной давности сообщение от Марка, в котором говорилось о прослушивании в нескольких музыкальных пабах и парочке начинающих групп. Коллективное творчество Тайлер отмёл сразу, потому что его стезёй были тексты, а не аккомпанирование на инструментах, да и потом он просто не видел себя на втором плане, после чего принялся вбивать адреса пабов, чтобы проверить их местоположение и актуальность вывешенных объявлений. Денег, скопленных за два года работы у Шона, должно было хватить на первое время. Контракт, который Тайлер больше не планировал продлевать, заканчивался в феврале, так что у него как раз было время разведать территорию, отведённую музыке в этом городе. И отсутствие близких людей в его окружении было идеальным условием, если ему предстояло работать не только ради выживания, но и на своё будущее. Шон не без сожаления, но и без долгих уговоров, отпустил Тайлера, пожелав удачи в новом виде деятельности. Он пообещал, что видеоматериалы, всё это время выкладываемые на закрытый сайт, к которому требовался определённый код доступа, не просочатся в сеть. Тем не менее, Тайлер понимал, что это обещание не обезопасит его от пиратов, которые вполне могут слить ролики в общий доступ. По первости Тайлеру приходилось подрабатывать развозчиком пиццы или ночным гардеробщиком в концертных залах, но музыкальная муза, которой он теперь уделял должное внимание, показывая её посетителям паба несколько раз в неделю, воздавала ему должное. Публика хорошо принимала Тайлера, владелец заведения позволял ему исполнять одну свою песню за выступление, а, когда оказалось, что зрителям его тексты и мелодии приходились по душе, и больше. То и дело накатывавшие воспоминания о малоприятных моментах его прошлой работы убеждали Тайлера, что он сделал правильный выбор, уйдя из этого бизнеса.T
Первое время новых актёров прогоняли по самым разнообразным сценариям, чтобы определить, где именно им удастся показать себя в наиболее выигрышном свете. Таким образом, Тайлер рано или поздно должен был оказаться в подвального типа помещении со скудным светом и сыровато-тёплым запахом (температуру в комнатах поддерживали такой, чтобы обнажённым актёрам не становилось холодно). Претендентов на роль его предполагаемого партнёра было несколько, чтобы подобрать наилучшее сочетание. Тайлер плохо помнил их лица, смешавшиеся в размытый общий портрет в его воспоминаниях, ещё хуже — имена, которые ему практически никогда не приходилось использовать (друзей на площадке он так и не завёл). Зато запах мерзкого сигаретного дыма и хлёсткие звуки ударов по его беззащитной заднице буквально въелись в его сознание. Звуки и то, как пошатывалось его тело от сдерживаемых рыданий, и металлических привкус от прокушенных губ, и кромешная темнота под зажмуренными глазами, и раздосадованные возгласы съёмочной команды: — Стоп, парни! Что за чёрт, совсем не то! — после которых удары прекратились. — Дерьмо, Тайлер, мог бы сразу сказать, что такое не по тебе? Жаркая волна стыда залила находящегося на грани того, чтобы позорно разрыдаться, Тайлера. Он боялся сделать что-то не так, боялся потерять работу, а потом и жильё. Он так боялся, разочарованных взглядов родителей, которыми они встретили бы на автобусной станции своего сына-неудачника. Поэтому он держался из последних сил. — П-простите. Тайлер опустил голову, не поддавшись желанию сбежать из пугающего помещения. — Ладно, — по снисходительному тону и быстро жестикулирующим рукам Тайлер понял, что на его место уже искали замену, — в первую очередь, нам нужно было узнать, на что ты способен, и теперь нам известно чуть больше. Не попробовав, мы бы могли упустить что-нибудь важное. — Да, — согласно кивнул Тайлер, всё ещё не веря, что он в безопасности. Что его больше никто не тронет. — Можешь идти на сегодня и возьми несколько выходных, чтобы прийти в себя, пока заживают ссадины, — а потом он повернулся к курящему парню. — Эштон, блять, ты же профессионал, так какого ж хрена?!.. Окончания тирады Тайлер уже не услышал: он поспешил в гримёрку, чтобы как можно скорее отправиться домой. Он молил всех существующих богов, чтобы ему хватило сил добраться до Западной Хаддон, ладно, хотя бы до сабвэя, а там уже дать волю рвущимся на волю слезам. Но его молитвы не были услышаны, и несколько громких всхлипов эхом разнеслись по туалетной комнате. — Тайлер? Один из неотобранных на роль его мучителя парней вошёл в маленькое помещение, затворив за собой дверь, хотя не похоже, чтобы за ним следовал кто-то ещё. — Чел, ты в порядке? — снова спросил он. — Могу я тебе чем-то помочь? — Уходи, я не в настроении, — со смесью опасения и злобы прошипел Тайлер, грубо стирая дорожки слёз со щёк, делая кожу ещё розовее. Другие актёры нередко предлагали ему перепихнуться без нависающих вокруг камер, и Тайлер иногда соглашался. Но не в этот раз. — Оу, я вообще-то не это имел в виду, — в голосе вошедшего послышалась обида. — То есть, я же видел, что ты совершенно не возбуждён и потом.. — Как это вообще может завести кого-либо?! — взорвался Тайлер. — Ну, поэтому нас тут так много, — спокойно отозвался тот, — чтобы исполнить как можно больше чужих фантазий. Кстати, я Нил. — Привет, — угрюмо выдавил Тайлер и, немного успокоившись, прибавил: — Прости, что накричал. — Не беда, — хмыкнул Нил, после чего предложил снова: — Ну, так что, помощь нужна? — В каком смысле? Тайлер непонимающе разглядывал Нила, гадая, что могло стать причиной, по которой их не поставили в пару сегодня. Возможно, он был недостаточно худым или слишком высоким. Может, чрезвычайно мягким и участливым. — Я просто подумал, что, ну, — Нил замялся, потому что всё это никогда не звучало так, как нужно: — Что, возможно, тебе не хочется быть одному. Просто подожди, послушай, что я хочу сказать, ладно? Уже готовый оборвать его Тайлер глубоко вздохнул и безразлично пожал плечами. — Я мог бы просто проводить тебя домой, потому что уже поздно.. — Определённо, нет, — отрезал Тайлер. — Что-нибудь ещё? — Тогда у меня. Как насчёт того, чтобы я накормил тебя и помог обработать ссадины. — И ты не будешь пытаться меня трахнуть? — недоверчиво уточнил Тайлер. — Нет, чел, меня не привлекает секс по принуждению. — Ладно, но придётся воспользоваться сабвэем, потому что сидеть в такси сейчас я точно не хочу. — Устроишься как-нибудь у меня на заднем сидении. Можешь лечь на живот, к примеру. Одевайся.T
Нил привёл его в свои апартаменты, просторные из-за небольшого количества мебели и однотонных, чистых стен. Он выдал Тайлеру пару шорт и футболку для сна, обе вещи были настолько свободными, что невольно напомнили баскетбольную форму, а сам отправился на кухню, загремев приборами. Тайлер наскоро помылся и, предпочитая не разглядывать повреждения на своей коже в зеркале, проследовал за потрясающим ароматом песто в кухню, словно мультяшный мышонок. За ужином они немного поболтали ни о чём, и Тайлер был благодарен, что вся эта ситуация не оказалась неловкой. Покончив с пастой, они перебрались в спальню, где Нил уже достал для Тайлера второе одеяло, выполнив данное раньше обещание, после чего попросил его приспустить шорты, чтобы он мог заняться его ссадинами. К счастью, часть с обнажением перед фактически незнакомцем не была для Тайлера чем-то проблематичным, так что он быстро выполнил просьбу, уже через пару минут почувствов заживляющее жжение мази, которую растёр по его коже Нил. Тайлер не мог отрицать, что ему нравились прикосновения Нила к его воспалённой коже, приятные, заботливые, не намекавшие на продолжение. — Окей, полежи ещё немного, пока не впитается, и давай спать. Но вымотавшийся Тайлер провалился в сон, дойдя только до середины <спасибо>. Всё следующее утро Тайлер боролся с желанием поцеловать полные губы Нила, потому что сомневался, что этим невинным действием всё закончится. А ему не хотелось чего-то более серьёзного. Поэтому он пересилил себя, не отказывая себе в ещё одном потрясающе вкусном приёме пищи, после чего спросил Нила о ближайшей станции сабвэя и, поблагодарив за помощь, уехал домой. Они всё же оказались в одной постели, но не у Нила дома, после одной из ничего не значащих приятельских встреч за просмотром сериала или домашней пиццей, а на работе, под искусственным светом, в выдуманной кем-то фантазии. И в тот момент Тайлер пожалел, что между ними всё случилось вот так, не по-настоящему. Он думал об упущенных шансах, извиваясь под мягкими прикосновениями Нила, и, возможно, это был один из тех редких случаев, когда он не играл на камеру, позволяя истинным эмоциям вырваться наружу. После съёмки в тот день режиссёр особенно похвалил его игру, а Нил с понимающей грустной полуулыбкой выслушал отказ на предложение вместе пообедать и уехал домой один.T
Поцелуи на камеру на вкус словно отдавали пластмассой, и на протяжении всего пребывания в Чикаго Тайлер так и не встретил человека, прикосновения которого ощущались бы так, как он представлял у себя в голове. Возможно, он упускал шансы, как в тот раз с Нилом, и каждый такой шанс распалял его всё сильнее, электризуя, будто небо перед грозой. Вот почему он ответил на поцелуй Джоша на вечеринке Марка со всей жадностью умирающего от жажды в пустыне.