***
Хозяин хижины стоял, склонившись над небольшим котлом. В углу комнаты на скамье-лежанке сидела девчонка. В окна хижины заглядывали яркие созвездия. Зельевар хмурился, уставившись в зельеи размышляя о приготовлении целебной мази. На голове девчонки был форменный хаос, наведенный тренировками и непокоримый теперь даже косами. В некоторой степени маг чувствовал ответственность за плачевное состояние кудрей его невольной ученицы — одно дело оставлять легко сводимые порезы и ссадины, и совсем другое — портить такой трудновосстановимый элемент как волосы. Девчонка внимательно следила за действиями зельевара. Она вообще, как уже заметил мужчина, была на редкость внимательна в своих наблюдениях. — Что вы варите, сэр? — будто почуяв настрой размышлений мага, подала она голос. Идея проверить девчонку пришла мгновенно. — Скажи мне сама. Ты ведь наблюдаешь за приготовлением с самого начала. Она подобралась и выпрямила спину. — Я не знаю этого зелья. Возможно, оно и вовсе ваше авторское… Но могу сказать, что точно видела, как вы добавили очень странную, будто сотканную из пламени пластину. Я таких никогда не видела. Ещё вы влили какую-то совершенно прозрачную и, по-видимому, лишенную всякого аромата жидкость. Также вы бросили щепотку того, что моя мама называла листоколосником. Она всегда говорила, что он очень редкий и дорогой. И еще какой-то волос… или нить, необычайно тонкую. Мужчина удовлетворенно хмыкнул, и на самом дне серого льда забрезжил огонек одобрения. — Весьма неплохо. — Так что это, сэр? — смутившись от похвалы, повторила свой вопрос девчонка. — Скоро узнаешь. Через три десятка и восемь минут огонь под котлом был потушен, ещё через одиннадцать минут непрерывного помешивания колдун зачерпнул полученную массу, выложил густую, цвета коры молодого дуба мазь в пиалу и, прихватив тонкие черные перчатки, подошел к девчонке. — Сядь лицом к окну и распусти волосы. Она послушно исполнила указания и замерла в ожидании. Змееуст надел чистые перчатки, зачерпнул мазь и, взяв одну из многих пострадавших прядей, принялся тщательно наносить мазь по всей длине кудрей. Казалось, девушку полностью захватил потрясающий вид щедро усыпанного звездами ночного неба — она сидела молча, широко раскрытыми глазами завороженно вглядываясь в жемчужный горох, просыпанный кем-то из древних богов. Возможно, даже той самой небожительницей, в честь которой назвали саму девчонку. Украдкой поглядывая на неё, будто желая убедиться в безболезненности состава мази, маг обработал шесть толстых прядей и взялся за седьмую, когда раздался немного хрипловатый от молчания голос: — Вы раньше готовили подобную мазь? — Нет. — Спасибо. — За что? — За ваши старания, — еле слышно прошептала девчонка. — Расскажите мне о значении состава, пожалуйста. Если это не тайна. — Не тайна, — бесстрастно отозвался колдун. — Ты всё равно полный профан в зельеделии. Пластина огня — это кожа огненного великана севера, добавленная для защиты твоих кудрей от огненных заклятий. Листоколосник добавлен для скорости роста волос, он действительно невероятно дорогой и привезен мной лично оттуда же, откуда и тончайшая нить, принятая тобой поначалу за волос. — Лично? А откуда эти ингредиенты? — Из земли императорских драконов неба. — Откуда? — переспросила девчонка, явно впервые услышав название. — Из государства Сун. С далекого востока. — Никогда не слышала о такой земле. Это, наверное, совсем другой мир! — Похоже на то. Они строят одну-единственную стену множество династий. Маггловские империи приходят и уходят, сменяя родовые имена в названии государств, а стена все строится и строится. — А там, в этой земле стеностроителей много магов? — Много. Они не используют палочки, посохи или же другое оружие. И их магия имеет лишь два направления, оба — исключительно практические. Магия целителей и магия боевых искусств. — А вы часто там бывали? — Доводилось. Поняв, что колдун не желает в подробностях распространяться о своих путешествиях, девушка с некоторым сожалением вернулась к обсуждению состава мази. — А жидкость? Что это было? — Секреция слёз молодого единорога. Для мягкости и послушности волос… этот ингредиент также может добавить блеска и… Колдун раздвинул пряди на макушке и увидел инеистые прядки. Он был так ошеломлен увиденным, что не смог совладать с голосом, и тот предательски дрогнул, упав на тон ниже. — Атхен, ты седая! Девчонка вздрогнула от резкой перемены в голосе мага и запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо. Зельевар был в замешательстве, граничащим с ошеломлением. Он смотрел в глаза девчонке, но не видел теплый цвет, доверчиво мерцавший в отблесках не то пламени, не то далеких жемчугов небосвода. Ему было неприятно от осознания того, что по прихоти чокнутого интригана восемнадцатилетняя девушка была вынуждена поседеть. Что из-за сумасшествия и кровожадности помешанного врага роскошный каштан кудрей был щедро усыпан серебром, которое вовсе не красило несчастную. Голова этой девушки еще долгие и долгие годы не должна была становиться припорошенной пеплом. Слишком рано, слишком стремительно. Слишком несправедливо. — Будто тебя хримтурс коснулся… — маг, рассеянно поглаживая волосы сидящей перед ним девушки, невидящим взглядом смотрел сквозь неё. Она чуть сильнее запрокинула голову, чтобы получше вглядеться в лицо колдуна. — Кто? — на пределе слышимости прошептала она. Мужчина медленно провел кистью по лбу, убирая с лица свесившиеся пряди, и, постепенно приходя в себя, отстраненно заговорил. — Инеистые исполины севера. Могучие и полные магии создания, но смертельно опасные для человека, будь то хоть маг, хоть маггл. — Почему? — Их прикосновение заставляет навеки покрываться льдом тот участок тела или орган, которого они коснулись. Растопить эти оковы не может ни одно заклинание, зелье или артефакт. Только руки огненных великанов. Смотри в окно, мне неудобно так работать с волосами, — окончательно взяв в себя руки, без единой эмоции закончил свой рассказ мрачный маг. — У вас есть пластина такого огненного великана. Многие… а может, даже все ингредиенты вы добываете сами. Значит, вы и в землях великанов были? — Был. Тонкие пальцы мага ловко обрабатывали волосы девчонки, а та сидела в полном молчании, обдумывая что-то. — А много их…. великанов? Я имею в виду там, на севере. — Много. Гораздо больше, чем у нас. Есть горные — эти прямая родня британским и франкским племенам, — есть огненные, есть инеистые. — Насколько они опасны? — Насколько люди кровожадны и тупы. — Что, простите? — Ты наверняка слышала о том, что Слизерин не терпел магглов и магглорожденных и страстно ратовал за отлучение последних от обучения в Школе. Девчонка кивнула, и кудри выскользнули из пальцев мага. Снова взяв их в узкую ладонь, мужчина продолжил обрабатывать ее волосы. — Тебе известно, почему основатель зеленого факультета так пылал отвращением в адрес магглов и магглорожденных? — Он вывел концепцию крови… Злой смех тут же оборвал девчонку. — Концепцию крови? Вот какие песни желторотикам-ученикам теперь поют в Хогвартсе? Уж не Мерлин ли это рассказал тебе? — Он, — растерянно подтвердила догадки змееуста его собеседница. Новый взрыв ледяного хохота заставил её нервно поежиться. — Концепция крови… Надо же додуматься. Оказывается, этот старый идиот вовсе не дурак! — жестокое, циничное веселье мага всё не утихало. — Концепция крови… дай угадаю: что-нибудь о её чистоте и исключительности тех, в чьих жилах она циркулирует? — Д-да, — девчонка явно начинала бояться зельевара в таком состоянии. — Будто Слизерин утверждал, что чистокровные выше остальных… лучше остальных… Маг все еще продолжал зло веселиться, однако отголоски нервных смешков стихли, когда он закончил смазывать целебным составом волосы девчонки. Отлевитировав пустую пиалу за пределы видимости, он опустился в кресло и жестом пригласил змееловку последовать его примеру. Покорные небрежному движению кисти мага, между креслами зависли вместительные кубки с горячим травяным отваром. Девчонка наконец перестала с восторгом ощупывать и гладить вновь отросшие пряди и еле слышно благодарить мага и с взяла кубок. Они сделали по глотку. Мужчина наблюдал за пляской желто-алых всполохов огня в камине, ведьма не сводила глаз с него самого. Взгляд больших карих глаз был до того пристальным, что колдун чувствовал его каждым участком кожи. После третьего глотка она негромко спросила: — Почему вы так удивились, увидев седину? Мужчина медленно отвёл взгляд от пламени и посмотрел в лицо девчонкё. То ли из-за неверных отсветов камина, то ли з-за усталости глаз мужчине показалась её бледность тусклой, прозрачной, болезненно-бесцветной. И если два месяца назад он объяснял себе крайне нездоровый вид девчонки тяжелейшим состоянием её здоровья, большой кровопотерей и чудесным почти-воскрешением, то сейчас её бледность едва ли можно было объяснить этим. Он задумчиво отбросил с лица волосы уже давно ставшим их общим характерным движением руки и нахмурился. Внезапно пришедший ответ был слишком очевиден. В его подвалы солнце не заглядывает. — Атхен, — колдун несколько проглотил «х», уступая место легкому придыханию, и имя прозвучало неожиданно мягко, — я хочу, чтобы отныне ты спала здесь, наверху. Девчонка недоуменно округлила и без того большие глаза, вытянувшись по струнке в настороженной нерешительности. Вместо объяснений мужчина прошептал заклинание на гаэльском, прикрыл глаза, и ведомая его волей узкая лежанка-скамья задорно скакнула в лаз к нижним этажам, едва не сбив по пути лениво бредущую наверх широкую лежанку, давно ставшую кроватью так рано поседевшей девушки. — Спасибо, но… сэр… Я не хочу вас обременять или же чем-то тяготить…- казалось, девчонка не знала, как реагировать на внезапное переселение. — Раз не хочешь, то просто умолкни, — беззлобно бросил мужчина и вернулся к прошлому разговру. — Ты не понимаешь, почему я поражен снегом в твоих волосах? Мы маги, наивное ты дитя. Ты чистокровная, равно как и я. Тебе восемнадцать, мне куда больше… — Но седая из нас двоих я, — поняв, к чему ведёт колдун, девчонка перебила его и тут же сжалась в испуге. — Простите. — Чистокровные маги седеют гораздо позже простецов. Обычно. Ты же пережила довольно много даже по меркам волшебного мира в очень раннем возрасте. Я просто и не подумал, что тебе пришлось повидать настолько много. — Седины появились после поражения первым проклятым артефактом… тем кольцом, — зная, что мужчина видел её воспоминания, задумчиво произнесла девчонка. — Но я, откровенно говоря, вовсе не обращала внимания на серебряные волоски. Она снова любовно провела ладонью по восстановленным после магических сражений волосам и в очередной раз поблагодарила колдуна с мягкой улыбкой. — Сэр, вы не погоните меня спать сейчас? — Спрашивай, — безошибочно предугадал её намерения змееуст. — Мы можем вернуться к теме вашего предка… За что Салазар Слизерин так невзлюбил магглов и магглорожденных? — За что? За разрушение мира. Его мира, нашего. Мужчина встал, поставив кубок на подлокотник, и подошел к небольшому полотну на стене слева от камина, напоминавшему вымпел. Полы его тёмной изумрудной мантии колыхались подобно ночным травам, задетым бессонным ветром. Он замер, внимательно уставившись на изображенных на ткани животных. Бравый золотой, с легким карминным оттенком гривы лев приветственно рыкнул, а могучая черно-изумрудная змея, ласково, почти любовно обвивавшая тело и шею хищника, высунула раздвоенный язык. — Мне нужен труд наших общих усилий, созданный на заре наших лет, — прошелестел змееуст, с тоской всматриваясь в широкую морду льва. Рептилия заколыхалась, шепнула что-то в скрытое густой гривой ухо, затем оба животных тряхнули головами, кивнули, и ткань медленно, как утренняя дымка на болотах, истаяла, открыв взору магический тайник. От камина донесся восхищенный выдох. Девчонка явно впечатлена таким колдовством. Мужчина запустил обе обтянутые прочной фиолетовой тканью руки в ставшую не плотнее воды стену и пару мгновений спустя вынул оттуда деревянный короб без крышки. Поставив его в своё кресло у огня, он принялся не спеша перебирать хранившиеся в нем вещи. Девчонка не дыша наблюдала за тем, как длинные пальцы колдуна перебегали с одного предмета на другой. Темно-алый, с редкими золотыми вставками огромный кубок, вмещавший в себя две с лишним пинты, плотно замотанный в тестралову кожу и тесно перевязанный блёклыми жилами летающих скакунов сверток, медальон необычной формы с изумрудной змеей на янтарно-золотом камне — всё это пальцы решительно отметали в сторону. Наконец маг нашел то, что искал — толстую, изрядно потрёпанную, явно самодельную книгу. Бережно положив ее рядом с коробом, колдун отнес само вместилище обратно в тайник, что-то шепнул змее со львом и вернулся к камину и молчавшей в изумлении ученице. — Это рукопись Салазара? — с благоговением прошептала она, не сводя глаз с темного фолианта. — Она объяснит причины его неприятия определенных категорий людей? — Здесь нет записей «Сто причин ненависти к магглам», однако она может пролить свет на интересующее тебя. — Так это рукопись Салазара? — повторила свой первый вопрос девчонка. — Действительно его труды? — Созданная Салазаром и его другом. Собранные из многочисленных путешествий истории, заметки и открытия. То, что позже стало частичной основой курсов в Хогвартсе. — И вы всё это знаете… досконально? — восторженный взгляд девчонки привычно раздражал колдуна. — Часть записей делалась при мне. Она нахмурилась, будто что-то посчитывая. — Но разве Салазар не умер много-много лет назад? Что-то около века разве не прошло с того времени? Из груди мрачного мага вырвался злой смешок. — Очередная байка Мерлина для учеников? Потухший взгляд карих глаз опустился в пол. — Для змееловов. Мерлин не преподает в школе уже множество лет, а нынешним педагогам глубоко безразлично кто, где, когда и как умер. Их интересуют лишь заслуги магов прошлого перед нашим миром. — Довольно здравая позиция, — ничего не выражающим тоном заметил мужчина. — Да, госпожа Рейвенкло чрезвычайно мудрая волшебница. Зельевар вздрогнул и уставился на девчонку глубоким мрачным взглядом. — Ровена? Она все еще жива? — Стара и даже очень, но жива. По крайней мере, была, когда я заканчивала школу. Мужчина еле удержался от тяжелого разочарованного вздоха. — Так я могу открыть книгу? Маг кивнул. — А я смогу её прочесть? Колдун вздернул брови. — Если обучена грамоте, то безусловно. — Она не на змееречи? — нахмурилась в смятении девчонка, и маг с раздражением резко выдохнул. — Как ты думаешь, почему язык змей называют речью? — казалось, он разговаривал с умалишенным — до того ласково и плавно прозвучал его голос. — Их язык существует только в устной форме, — очевидно, девчонка устыдилась собственной глупости. — Простите. Колдун еще раз взметнул бровь, а затем открыл книгу где-то в середине, передал невольной ученице и начал неспешный рассказ.***
Чем дольше мрачный колдун говорил, тем сильнее змееловка проникалась к нему уважением, граничащим с восхищением. Он показывал ей наброски и зарисовки в старой книге: драконов севера и Англии, о которых она никогда раньше не слышала — их, как сказал маг, извели подчистую воины-магглы, решившие спасти мир от древних чудовищ и заручившись для этого поддержкой магглорожденных волшебников, таких же дремучих невежд, как и рыцари; великанов огня и льда, мизантропичных и скрывающихся в полумифических мирах от разрушивших их жизнь бравых безмозглых норманнов; различных духов, дальних и не очень родичей английских брауни, позорно оболганных и изгнанных из домов наслушавшихся бредовых сказок священников магглами. С каждой новой открывающейся ей трагедией, так или иначе спровоцированной простецами и вышедшими из них магами, молодая ведьма понимала нетерпимость Слизерина. Более того, она почти готова была принять её. Именно это она и сказала мрачному колдуну, когда он умолк, чтобы смочить горло отваром из трав. — Что? — тихо переспросил он. — Я понимаю злость вашего предка. Должна сказать, трудно не проникнуться антипатией к бескрайним идиотам. — девушка немного помолчала и заглянула в глаза мужчине, чуть подняв голову. — Вот почему так важно было создать школу для обладающих магией, верно? Простецов не переубедить, не перекроить. Пришедшая религия единобожья принесла с собой упадок немагическому миру. Всё, что им непонятно и недоступно для осознания, они сразу же принимают как враждебное, полностью захлебываются стремлением уничтожить это… Это ужасно… Никогда не думала в таких масштабах. Раньше простецы казались мне… наивными, но в чем-то милыми, а теперь… Но они ведь не со зла. Последнее предложение прозвучало жалко-вопросительно. — Незнание не освобождает от ответственности, — холодно отчеканил колдун, пронзая серой сталью теплый шоколад. — Тот факт, что кто-то не понимает и не принадлежит магическому миру, никак не позволяет этот самый мир уничтожать. — Нет-нет, я не оправдываю их… Я просто хочу сказать, что такова природа простецов, и она очень сильна, раз даже магглорожденные, имеющие какие-никакие знания о нашем мире, потворствуют его уничтожению. Новая религия… — Новая религия не при чем, — холодно возразил змееуст и подался немного вперёд, к лицу девушки. — Религию приносят люди. Магглы. Они сколачивают доктрины и собирают свои книжонки согласно их разумению мира, вот и все. Религия не причина, а результат деятельности простаков. Припомни, они поклоняются магу, убитому и истерзанному простецами. Не магии как таковой, а бессмысленной жертве их животной жестокости и феноменальной узколобости. Как ты думаешь, почему магглы по всему миру стали отказываться от своих старых богов? Почему друиды стали замкнутым племенем отшельников? Их стали бояться. Не как раньше, почтительно и благоговейно. Нет. Простецы осознали свою ущербную кровожадность и, само собой, перенесли свои пороки на магов. Решив, что мы так же кровожадны и агрессивны, как они, магглы увидели в нас настоящую опасность. Увидев, насколько человечны их древние боги, и осознав, во сколько раз они могущественнее их самих, простецы их трусливо предали… Скажи мне, Атхен, в честь какой богини ты носишь свое имя? От прозвучавшего шепотом вопроса по коже змееловки пробежали мурашки. Ни она, ни маг ни разу за весь разговор не разорвали зрительный контакт, и впервые колдунья чувствовала не раздражение или снисхождение собеседника, но чистое, незамутненное понимание, которое было совершенно взаимным. Глубоко вздохнув, она очень тихо ответила: — Богини мудрости эллинов. — Верно. А известно ли тебе, что та, кого древние греки именовали богиней мудрости, ткачества и военного дела, была потрясающей, неимоверно одаренной волшебницей? Что Олимпийцы — не просто наименование касты богов, а название одной из самых древних общин сильнейших магов Европы? Одаренных настолько, что они смогли изобрести рецепт нектара и амброзии и попрать законы самого Смерти? Змееловка изумленно открыла рот. — Они действительно были бессмертными?! — Да. Стали бессмертными и, отяготившись веками жизни, смогли открыть небесные врата в неизведанное. — Но это невозможно! — С исчезновением последнего олимпийца — безусловно. — Но разве можно жить вечно?! Без… платы? Колдунье показалось, что в глубине серого льда глаз вспыхнуло одобрение, смешанное с толикой уважения. — Нет. Жизнь за жизнь. Змееловка вздрогнула и уставилась в пламя. Олимпийцы убивали. Она знала это из преданий, услышанных в детстве, но одно дело — кара богов, и совсем другое — массовые жертвенные умерщвления, совершаемые колдунами ради собственных силы и власти. Ужаснейшее преступление! Кто может решиться на такое? Ради вечной жизни? Разве это не бремя, непосильное даже самому могучему из магов? Ведь даже боги в итоге устали. Ушли за ту грань, о которой никто ничего не знает. Которую предки называли небесными вратами. Неужели можно сварить напиток бессмертия? Зелье вечной жизни? Если миф о Герпие Злостном — и снова древние эллины! — правдив, то магам под силу создать существо бессмертное. Да, госпожа Рейвенкло на своих лекциях упоминала о том, что логично предположить крайне длительный срок жизни василиска, где-то порядка тысячи лет, поскольку бессмертие — категория невероятная даже для волшебников, но… права ли была основательница? И тут змееловку будто прошило молнией. Она снова вздрогнула всем телом, резко подняла голову, уставилась на змееуста задумчивым взглядом. Зелья вечной жизни… бессмертные змеи… От потрясения внезапной догадкой губы сильно дрожали, а голос упал до хриплого полушепота: — Сэр… Мерлин ведь не просто так порочит имя вашего рода. Не без умысла некто подставляет именно Слизеринов синеглазыми гадами… Маг внимательным прищуром вглядывался в теплый цвет глаз молодой ведьмы, не издавая ни звука, и та, осмелев от его молчания, принялась рассуждать вслух: — Сэр… Мерлин тщеславен. Мерлин алчен до власти. А власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. А у него практически такая власть и сосредоточена в руках. Он пережил не одного короля, стоя у их тронов. Среди магической Европы и вовсе нет колдуна влиятельнее. И не похоже, чтобы он был готов проститься со всем этим… сэр, он может… как вы думаете… он может думать, что вашему предку, а значит и вам, известно что-то… что поможет создать нектар? Он может надеяться на поимку вас ради каких-то ингредиентов или других секретов зельеделья? — Я начинаю понимать, почему Шляпа отправила тебя на зеленый факультет, — в этот раз в глазах колдуна действительно сквозило уважение. — Но сэр… если я права… почему же вы находитесь в стороне? Почему не пытаетесь сделать что-то… хоть что-то? — За свою несравнимо более долгую, чем твоя, жизнь, я научился одной простой истине — всему требуется свое время. — Но… — Если тебе необходим веритасерум для успешного свершения задуманного тобой дела, будешь ли ты терпеливо ждать полный лунный цикл, необходимый для настояния, или рискнешь и понесешься со свежесваренным кипящим варевом? Девушка прекрасно поняла сравнение зельевара, и на ум ей пришли длительные поиски мага и его верной змеи. — Вы хотите сказать, что любое наше действие, взращенное из какого-то решения — зелье, и часто ему тоже нужно настояться, прежде чем мы совершаем его, так? — Ты достойная ученица, Атхен, — спокойно, почти мягко произнес колдун, и на озаряемом пляской отсветов каминного пламени лице впервые появилась новая эмоция. Пока непонятная, не разгаданная, но завораживающая. Змееуст встал, колыхнув травяной подол своего одеяния, отлевитировал кубки в дальний угол, на хлипкий кухонный стол, подошел ко все ещё сидевшей в кресле колдунье, плавно провел обтянутой перчаткой рукой по восстановленным каштановым кудрям, будто проверяя свою работу, и тихо произнес: — Лучше отправиться спать. Уже глубокая ночь. Завтра предстоит насыщенный день. Ложись. Он почти скрылся в лазе на нижние этажи, когда змееловка негромко выдохнула: — Спасибо, сэр. И спокойной вам ночи. — Спокойной, Атхен, — эхом донеслось из-под пола, и молодая ведьма улеглась в кровать. Робкая улыбка блуждала по её лицу, пока сон не забрал девушку в свои владения.***
— Нет, наивное ты дитя, эмоции прочь! Соберись! За прошедшую неделю тренировок не было и дня, чтобы зельевар не бросал в раздражении эту фразу. Заставить девчонку повторить акт чистой, не привязанной к палочке и словам магии, который она продемонстрировала, справившись с коконом в первое их дуэльное сражение, порой казалось невозможным, но маг знал — это не так. Глупо было бы отрицать очевидное — девчонка способна, умна, прилежна и трудолюбива. А еще временами совершенно не к месту импульсивна и эмоциональна. — Но тогда мне помогли эмоции! — НЕТ! — громыхнул змееуст и в мгновение ока приблизился вплотную к ученице. — Это. Была. Максимальная. Концентрация. На конкретной. Твоей. Цели. В тот. Момент. Повтори теперь это. Холодно чеканя каждое слово, он не отводил взгляда от лица девчонки, а та сердито отвечала ему тем же. Должно быть, склеенные около часа назад колени и приросшие к полу ступни немилосердно болели, но тем лучше — боль заставит сосредоточиться на цели эту идиотку. — Вы играете нечестно! Ваша скорость превосходит все возможные законы магии! — Ни один твой противник не будет играть честно! И тебе всегда может попасться враг сильнее тебя! Сильнее меня! Что тогда ты будешь делать?! — Очень сомневаюсь, что где-то сейчас существует маг сильнее вас, сэр! — буркнула девчонка и рыкнула. — Я хочу ходить! К немалому удивлению и ученицы, и учителя, заклятье спало. Нахалка едва не рухнула на пол, но молниеносный взмах кисти руки колдуна заставил ее замереть в воздухе. — Спасибо, сэр, — выдохнула она и медленно выровнялась. — Что ж… Видимо, я ошибся. Твоя сосредоточенность на цели не может функционировать без эмоций. Однако результат неплох. Поздравляю. Это первое осознанное применение чистой магии. Осталось научиться обходиться не только без заклинаний, но и вовсе без слов… Иди, отдохни. — Но сэр… — Я сказал тебе отдохнуть. Ты еле стоишь на ногах. Твои полчаса. А я пока займусь основой для зелья. Мужчина работал в своем углу-лаборатории, время от времени бросая короткие взгляды на девчонку, усевшуюся на лежанку у самого окна. Она задумчиво вчитывалась в старую рукопись, время от времени делая какие-то пометки в пергаменте, лежащем у нее на коленях. Когда три дня назад она попросила его у мужчины и объяснила, что хочет сделать, первым его желанием было тут же забрать книгу назад. Однако он нашел в себе силы успокоиться и ровным, совершенно бесцветным голосом дать свое согласие на сжатое конспектирование его рукописи. Несмотря на все страхи и опасения, подсовываемые сознанием, змееуст отчетливо чувствовал, что девчонка однажды давно сказала правду — она никак и ничем ему не станет вредить. И маг решился ей довериться. Пожалуй, он сошел с ума. Колдун перетирал в порошок лунный камень, когда его верный Страж, дремавший до этого у едва теплящегося пламени очага, поднял голову. - Хоссссзяин… — Да? — Могу я поговорить сссссс вами? О девушшшшшке… — Слушаю. Удивительно, но девчонка на шелест их диалога не обратила никакого внимания. То ли не услышала, с головой уйдя в чтение, то ли привыкла. Крупные рубины глаз стража задумчиво буравили взглядом её фигуру, пока сама рептилия цедила слова: — Она ссссспоссссобная… дашшшже оччччень… Хоссссзяин так верит девушшшшке? — Хозяин ценит потраченные на нее драгоценные ингредиенты, собственные силы, способности и время, потому и учит её хоть как-то защищать её же пустую и никчемную жизнь, — прошипел в ответ змееуст, не желая встречаться со своей змеёй взглядами. Серебряный канат тела пресмыкающегося медленно заволновался. — Хоссссзяин доверилссся… Хосссзяин риссскует… — Ты же сам её защищал постоянно! — Ссссздесссь другое… — Она не выдаст меня Мерлину. У неё долг жизни. — Ссссздесссь другое… — страж покачал приплюснутой мордой и медленно выполз из окна хижины. Иногда маг жалел, что наделил змею самостоятельным духом и умом, и сейчас наступил как раз очередной такой момент — так размышлял мужчина, отставив лунный порошок и взявшись за измельчение в пыль бузинной коры.***
Змееловка всегда робела перед ночными грозами. Ни возраст, ни несколько лет суровой, по сути своей походной жизни не смогли избавить её от разливающегося по венам первобытного чувства смятения и подавленности. Вот и сейчас, едва почувствовав тот самый порывистый ветер, служащий глашатаем майских гроз, она внутренне напряглась. Её лежанка стояла почти у самого окна, и девушка отчаянно пыталась сделать вид, что всё в порядке, и прогнать малейшие намеки на трусость перед могучей стихией. Молодая ведьма впервые пожалела о том, что теперь её спальней служило наземное помещение хижины. Однако стоило признать — в глубине души змееловка искренне считала, что часы внутреннего ужаса перед ночными буйствами природы были достойной платой за то, что она получила, перебравшись наверх. Теперь она была всегда рядом с мрачным молчаливым магом, и, хотя он оставался все таким же отстраненным и суровым, их беседы становились всё чаще и длительнее. Наблюдать за ним было одно удовольствие — колдунья будто присутствовала при священном таинстве, свершавшемся над очередным котлом. Весенние ветра то и дело вносили в раскрытое окно хижины далекие ароматы молодых трав, а солнечные лучи в погожие деньки отыскивали прорехи в шали болот и ласково согревали кожу девушки. Резкий порыв ветра хлестко ударил по щеке, и все благостные размышления снова отступили под напором страха. Мужчина смазал свои волосы и бороду специальной защитной мазью и вот уже четвертый час колдовал над несколькими котлами, то и дело исчезая в клубах разноцветного дыма и ароматного пара. — Сэр, — колдунье ужасно хотелось перекрыть своим голосом глухой далекий раскат грома, предвещавший тяжелую для нее ночь, — те зелья, над которыми вы работаете… Они как-то могут помочь против змей Мерлина? — Как-то могут. По ответу мужчины змееловка поняла, что он крайне занят и, даже, похоже, раздражен. Сочтя за лучшее помолчать и не отвлекать мага от зельеварения, она искренне постаралась отвлечься от приближающейся грозы молчаливым наблюдением, но внутренняя дрожь требовала выхода в разговоре. — Сэр… давайте, я помогу вам… подготовить ингредиенты или принести что-то необходимое из инструментов… я… — Ты полный ноль в искусстве варения зелий и отваров, так что твоя помощь ограничится тем, что ты умолкнешь и прекратишь мне досаждать своей болтовней. Гроза была страшна, но ледяной голос мага был страшнее. Девушка закусила губу и свернулась в клубочек на дальнем от окна крае лежанки.***
За окном бушевала стихия, и зельевар, не отвлекаясь от котлов, бросил на окно и двери заклинание непроницаемости — не хотелось бы потом высушивать всю хижину. Девчонка старательно давилась своими всхлипами, заглушаемыми грохотом грома, и у мага мелькнуло смутное желание как-то успокоить её, но зелья не терпели, когда от них отвлекались. Да и сама она никакой помощи или участия не просила. Гордая. Сильная. Достойная этими чертами змеиного факультета. Когда, наконец, работа над котлами была завершена, а гроза и не думала стихать, колдун порывистыми движениями сбросил рабочие перчатки и повернулся к лежанке девчонки. Та лежала, зажмурив глаза и прерывисто дыша. Он знал, что она не спит — чувствовал её глубинный страх и подавленность. Устало выдохнув, колдун медленно вытянул левую руку в сторону девчонки и еле слышно прошептал на гаэльском. Дыхание её постепенно выровнялось и углубилось, напряженность лица сменилась покоем, тело расслабилось. Подойдя ближе, мужчина неуловимым движением велел волчьей шкуре укрыть её ноги. — Хоссссзяин риссскует… Маг повернул голову к камину и устремил внимательный взгляд на верного стража. — Хосссзяин открывает ей сссслишшшком многое… Сссстановится уяссссзвимым… Рано или поссссздно девушшшшка уйдет… И тогда… - Я сам знаю, что тогда. - Сссзнаете…но сссздесссь другое… — Прекрати. Ты змея, а не ворон! Умолкни! Рептилия неодобрительно покачала головой и снова улеглась у очага, а мужчина повернул голову к так рано поседевшей девушке. Взгляд холодных серых озер несколько смягчился. — Спи, девочка. Спи. Не бойся. Задумчиво глядя на спящую, он отмечал некоторые изменения внешности — нахождение здесь, под естественным дневным светом, явно пошло ей на пользу — пергаментно-серая бледность начала уходить, на щеках постепенно проступал не виденный магом раньше лёгкий румянец, тяжелые круги под глазами постепенно сходили на нет. Змееуст медленно кивнул самому себе, призвал палочку девчонки и осторожно положил у подушки. Его змея совершенно права — здесь совсем другое.