***
Проснувшись в следующий раз, Оби-Ван намного быстрее признал реальность происходящего. С ним была Бент, и мон–каламарианка, как и Энакин раньше, испытала его рёбра на прочность, горячо обнимая и что-то бессвязно бормоча, упомянув Гарена и Сири, которые так и не дождались его. Энакин тоже был рядом и, не скрываясь, посмеивался над смущением мастера из-за подруги. После нескольких подобных встреч Оби-Ван окончательно убедился, что сумел сбежать и что пытки Вентресс теперь остались только сном — кошмаром — который пора со спокойной душой забыть. Когда в палате появился Мастер Йода, Оби-Ван понял, что пришло время готовить отчёт о случившемся. Престарелый Мастер предупреждающе поднял руку, запрыгнул на кровать и устроился рядом с его локтем. — Говорил о маске нам юный Скайуокер, — медленно проговорил он. — В снах твоих лихорадочных постоянно появлялась она. Причиняла тебе великую боль. Хочу знать я, что это. Где же твой драгоценный Свет теперь, Кеноби? — Мастер Йода, дайте ему время прийти в себя! — возмутился Энакин. — Он только вернулся из плена, дайте же ему как следует отдохнуть! Слова Энакина была приятными, но излишними. Оби-Ван не был бы джедаем, если бы уклонялся от тяжёлых вопросов. — Всё нормально, Энакин, — мягко остановил он его. Мгновенное возмущение, частые уколы недовольства отдались в связи. — И перестань транслировать свои чувства, — добавил он, касаясь рукой виска. — У меня голова от тебя раскалывается. Мгновенное беспокойство. Сожаление. Тихая забота. По крайней мере, не так громко. Нужно будет поработать со щитами мальчика. Он же научился управляться с ними годы назад, почему сейчас они опять пропускают эмоции? Позже, позже. Йода задал вопрос. Что ему нужно? Маска, — тихо подсказал Энакин и заработал укоризненный взгляд вместе с «не подслушивай» в связи. Оби-Ван повернул голову к Йоде. — Наверное, лучше начать с начала и рассказывать не вам одному. Я не хочу повторяться. Простите, Мастер Йода, но я… переживать всё заново… Йода кивнул, переводя взгляд с него на падавана. Быстро вызвали Мейса Винду, и Оби-Ван мысленно поморщился перед тем, что ждало его. — Энакин, тебе не нужно здесь находиться… — Нет, Мастер, нужно, — насмешливая улыбка. — Если только ты не собираешься разрыдаться на плече Мейса. Почему, ну почему всегда перед лицом Совета? Он посмотрел на падавана, падаван упрямо уставился в ответ. Битва характеров поднималась в связи, но у Оби-Вана на неё не было ни сил, ни желания. Разочарование пустой победы в связи, и Оби-Ван строго посмотрел Энакину в глаза. Связь же не могла, не умела передавать чувства столь тонкие и сложные. Позже, всё позже. Почему он не может сосредоточиться? Вздохнув, он встретился глазами с Мейсом и Йодой, начиная рассказывать, что произошло с ним за последние несколько месяцев. Оби-Ван знал, что вспоминать плен будет мучительно, но даже не представлял, насколько. Йода и Мейс изредка задавали вопросы, осторожно, только когда требовались подробности, но у Оби-Вана всё равно возникали большие трудности. Слово или мысль окунали его в воспоминания, ещё слишком свежие и реальные; призрачная боль обрушивалась на тело, перед глазами появлялась издевательски-ласковая улыбка, обещавшая особо извращённую пытку. От прошлого его спас совсем не деликатный рывок Энакина, и Оби-Ван снова оказался в больничной палате, пустыми глазами бессмысленно глядя на мастеров перед собой. Покраснев от смущения, он пробормотал тихие извинения и продолжил рассказ. Недовольство самим собой зрело внутри, он не понимал, почему так сложно было сконцентрироваться; он — Мастер Соресу, стиля боя, который требовал полной сосредоточенности на долгий отрезок времени. Прошло всего несколько минут рассказа, как мышцы охватило судорогой, и он оказался в лишённой света темнице, с Вентресс, поглаживающей его напряжённое тело, прежде чем достать красный световой меч и скользнуть им… Энакин опять выдернул его из воспоминаний, решительно поднимаясь на ноги. — Мастер, ты ещё не готов. Тебе нужно отдохнуть. — Я в порядке, Энакин, — пробормотал он, закрывая лицо руками. Сила, почему было так сложно? Йода, всё также сидевший у его локтя, положил когтистую лапку ему на плечо. — Страшная участь выпала тебе, Оби-Ван. Пережить её время потребуется. Слабости своей тебе не нужно стыдиться. И они продолжили, подойдя к самому страшному: маске. Творение ситхов, как объяснил Йода, и они должны узнать о ней всё. Он пытался описать, на что это похоже, когда Сила становится грязной, дымной, зловонной. Пытка дотянуться до неё и острая боль, отравлявшая восприятие, и чувства, что Сила стала тёмной, что он сам темнеет, окунаясь в её вонючее болото, работа над взрывом трубы, забвение самого себя и своих принципов, лишь бы только сбежать… Воспоминания затягивали, и даже настойчивые тычки Энакина не приводили его в себя от кошмара. Тяжесть оков тянула к земле, мышцы горели огнём, лихорадка с каждым шагом грозила добить его, и всё же он продолжал идти, он должен найти Альфу, должен выбраться отсюда, должен… — Мастер! Оби-Ван вздрогнул, понимая, что опять тонул в воспоминаниях, и встряхнул головой, пытаясь их прогнать. Коснулся ли он Тёмной стороны за помощью в побеге? Был ли он искажен теперь ей? Навсегда отлучён от Света, за который так отчаянно цеплялся? Сила, будет ли больно снова обращаться к ней? Он так боялся… — Мастер! Пощёчина обожгла щёку, и наконец-то, наконец–то, Оби-Ван вернулся к реальности. Это ведь была реальность, верно? Мысли беспорядочно бились в голове, и он заморгал, пытаясь понять, где находится. Мейс и Йода здесь, верно? Он рассматривал их лица, оценивая, взвешивая. Он рассказал им теперь обо всём. Верно? Энакин тоже здесь, встревоженный, трясущий его за плечи, что-то говорящий… — Да не тёмный ты, проклятье! — шипел падаван, щедро сдабривая слова крепкими ругательствами. — Это всё грёбаная маска, крайт-драгонова маска, а не ты! В этой чёртовой галактике нет более светлого джедая, чем ты — даже Йода! И, да, я знаю, что он здесь, и мне плевать, потому что… — Достаточно, — мягко вмешался Йода, опустив ладонь на руку падавана. — Нам вернул ты его, но не стоит дальше продолжать, — полуприкрытые блестящие глаза повернулись к Оби-Вану, всё ещё растерянному. — Верно говорит твой падаван. Со светом был и остался ты. — Мне… жаль, мастер, — запнулся Оби-Ван, неожиданно со стыдом опуская глаза. — Мне… мне очень тяжело сосредоточиться. Хрипловатый голос Йоды звучал необыкновенно мягко. — Неудивительно это, великую боль пережил ты. Стыдиться здесь нечего. Время поможет тебе, — зелёная рука появилась перед глазами Оби-Вана и легла на плечо, поверх до сих пор крепко сжатой ладони Энакина. Прикосновение… казалось прекрасным, оно удерживало Оби-Вана в реальности, и он знал, что хотя бы оно оставалось настоящим. Он закрыл глаза и потёр их, сберегая в памяти мгновенье. — Ты рассказал нам более, чем достаточно, — заговорил Мейс. Внушительный джедай скрестил руки на груди, лицо строгое и жёсткое, как всегда, но какая–то непривычная… мягкость звучала в его голосе, выдавая сочувствие. — Подробности вашего побега уже доложил Альфа Семнадцать, твоего восстановления — юный Скайуокер. Остальные детали можно обсудить позже. Сейчас мы оставляем тебя набираться сил, — высокий мастер развернулся, шагнул к порогу, но у самой двери вдруг остановился, слегка повернувшись. — И, Оби-Ван, — добавил он. — Да? — С возвращением.***
В следующий раз Оби-Ван проснулся не по своей воле. Из сна его вырвали странные ощущения: боль, давно и хорошо знакомая, но потом Оби-Ван с трудом различил, что боль принадлежала не ему. Оттенки слегка различались, но общая картина оставалась похожей, если не точно такой же. Вялый после сна и не до конца пришедший в себя, он открыл глаза. Над Храмом стояла глубокая ночь, яркие огни города редкими отблесками играли в маленькой комнате, тусклый свет из большого окна рассеивался уже на подоконнике, и темнота палаты так напоминала тюрьму Вентресс, что Оби-Вана передёрнуло от мысли снова оказаться во сне. Но, встряхнувшись, он твёрдо напомнил себе, что в самом деле сумел сбежать, что возвращение в Храм было настоящим, но туман в голове и сюрреализм от ощущения впервые не своей боли мутили всё перед глазами. Но нет, Сила решила, что он должен очнуться, и он очнётся, как и для чего не имеет значения. Как сквозь вату Оби-Ван услышал, как кто-то шмыгнул носом. Он медленно повернул голову, заметив тень рядом с собой, согнувшуюся и дрожащую. Падаван. — …Что случилось? — спросил он, еле ворочая языком. Энакин испуганно дёрнулся. Приглушенный отблеск от окна упал на его щёки с дорожками от слёз. — Мастер? Тебе же дали снотворное, как ты проснулся? Снотворное, вот почему такой туман в голове? Не брать в голову, неважно. Оби-Ван потянулся к падавану слабой рукой, и Энакин с готовностью её подхватил. — Тебе плохо, — проговорил Оби-Ван. — Что случилось? Падаван издал странный звук, что-то среднее между всхлипом и смехом. — Ничего, Мастер, за меня не переживай. Такая самоотверженность от Энакина? Всё, должно быть, совсем серьёзно. Оби-Ван сжал его ладонь. — Я хочу помочь, — упрямо повторил он, хотя ему едва удавалось говорить. В связь хлынули эмоции: восхищение мастером, любовь к мастеру, злость из-за его упрямства — упрямство позволялось только Энакину, — раздражение, что мастер проснулся, ненависть к самому себе, за то, что бросил его, и куча разных других, для которых Оби-Ван слишком устал или слишком подавлен лекарствами, чтобы разбираться. Последнее, однако, отпечаталось перед глазами, и Оби-Ван, нахмурившись, с опаской копнул дальше. Изображение тускена, Силой массирующего сердце, лица падаванов под дождём. Оби-Ван немногое понимал (по правде, почти ничего), но догадывался, что Энакину без него пришлось очень тяжело. Заторможенно, словно в полувоспоминании или полусне, Оби-Ван вызвал на себя боль Энакина, пытаясь отпустить её в Силу за падавана. Мальчик был слишком поглощён своими чувствами, чтобы справиться самому, он хотел помочь, как всегда помогал, хотя и не мог найти, что вызывало переживания. Эмоции постепенно истончились, благодаря Энакину или ему самому — он не знал. Послышался резкий вздох, и рука в ладони внезапно напряглась. — Мастер, зачем, ты же ещё не… — Хочу помочь, — проговорил Оби-Ван. Голос его звучал совсем глухо. Больше боли: скорбь за людей, умиравших вокруг; все умирали, и он ничем не мог их спасти. Сожаление, что у него не хватает сил даже хоть чем-то помочь. Страстное желание стать сильнее и помочь, и спасти. Оби-Ван принимал всё это, уже не различая эмоции. Памятник погибшим джедаям, взорвавшийся корпус АТ–АТ во влажных джунглях, очередной умирающий ученик, тихий шёпот имен погибших мотылькам в память о них, шёпот имени «Оби-Ван Кеноби» и осознание, что он никогда больше не увидит своего мастера. …Никогда больше не увидит? Никогда не увидит… Ты никогда не увидишь своих драгоценных джедаев. Ни старого болвана Йоду, ни Винду, ни даже своего обожаемого Скайуокера. Но можешь быть уверен: они все последуют за тобой. Я лично прослежу, чтобы Скайуокер был первым. Что я придумала для него намного хуже того, что я делаю с тобой. Закрывавшиеся глаза Оби-Вана распахнулись, адреналин вскипел в крови, подавляя действие снотворного. Энакин! Где Энакин! Неужели Вентресс добралась до него? — Мастер! Мастер, она никогда не получит меня. Я здесь, рядом, я в порядке, ты в порядке! — торопливо говорил Энакин, опустившись почти к самому лицу. Присутствие падавана свежим, мощным вихрем всколыхнуло связь, и Оби-Ван упивался им, гладил его, обнимал, потому что это значило, что Энакин рядом, и всё было хорошо, и всё будет хорошо. — Прости меня, — Оби-Ван прижался головой к шее падавана. Их обоих колотила дрожь. — Ты можешь помогать мне чем угодно, — тихо произнёс Энакин, поглаживая мягкие волосы мастера. — Но только когда сам будешь в состоянии помогать. Не раньше. Оби-Ван заснул у него на руках.