Кирилл. Достучаться до Бога

Ты мне скажи: когда ещё мы встретимся? Когда тебя ещё раз обниму? В каком году, в каком весёлом месяце Я не поверю счастью своему?

      Сеня родилась в три часа ночи весной под тихий шёпот снегопада, который обернулся лужами и слякотью на тротуарах, стоило только поутру взойти ласковому солнцу. Слишком слабая, с асфиксией средней тяжести она получила от врачей однозначный вердикт — до года вряд ли дотянет. К молодой, измученной родами матери, которой не несли младенца четвёртые сутки, пришёл врач, который, не церемонясь и нисколько не заботясь о её чувствах, объявил, что девочка нежизнеспособна, и предложил тут же написать отказ от новорожденной. Ирина, как позже не раз признавалась в этом, не испытывала к ребёнку никаких эмоций, и всё же из природного упрямства не отказалась от дочери, и уже через несколько дней их обеих с ворохом лекарств и напутствий выписали из роддома. Домой их отвёз глава семьи, который единственный был воодушевлён и радовался рождению этого маленького горланящего, красного от натуги, существа в белых пелёнках. Виктор даже слышать ничего не хотел о диагнозе педиатров. Вместо этого он позвал друга детства врача-терапевта Сергея, который, осмотрев девочку, пришёл к выводу, что она вполне здорова и при должном уходе будет расти полноценным ребенком, особо не отличающимся от своих сверстников.       Возможно, сказался первый положительный прогноз, или в Сене было столько желания жить, что несмотря на частые болезни и слабый иммунитет, она всё же улыбалась этому миру, стараясь ни в чём не отставать: переворачиваться на животик, садиться, держась за прутья манежа, а потом и вставать. Ходить девочка научилась лишь следующим летом, говорить же отчётливо, а не по слогам, начала, когда попала с двухсторонним воспалением и отёком лёгких в детскую больницу. Надрываясь от плача, маленькая, щуплая девочка кричала: «Больно», когда медсёстры с беспощадной настойчивостью вводили иглы в её едва различимые вены, заставляли лежать, не шевелясь, пока невыносимо долго вливались из капельниц назначенные врачом лекарства. Возвратилась она домой измученной, похудевшей до состояния «кожа да кости» и тем не менее невероятно счастливой: ведь там её ждал такой высоченный и сильный любимый папа, который больше никому не позволит тыкать в неё шприцами и привязывать руки к кровати чтобы не вертелась.       Совсем кроха, собирая пирамидки из разноцветных пластмассовых колец, она не любила частых ссор родителей, не понимала почему они ругаются, из-за чего плачет мама, куда девалась добрая, шумная бабушка, которая прежде так часто носила её на руках, заставляла есть невкусную кашу и целовала в макушку. От этого всего маленькому сердечку было невыносимо тоскливо, но привлечь внимание к себе никак не получалось: взрослые были вечно слишком заняты, чтобы играть с девочкой, как ей того хотелось, и обязательно крепко обнимать. Самые счастливые минуты наступали лишь тогда, когда по вечерам мама ложилась с ней в постель и подолгу читала такие интересные яркие сказки.       Новые перемены не заставили себя долго ждать: отпуск по уходу за ребёнком закончился, и Ирина вышла работать нянечкой в детский сад, устроив маленькую дочь в ясельную группу. Сеня едва понимала зачем она оказалась в незнакомом заведении, в красивой большой комнате, где шумно играли такие же малыши, как она сама. Было ужасно страшно и одиноко, когда оставившая её на попечение воспитательницы мама ушла в другую группу, и от того хотелось спрятаться за стоящим у окна пианино, которое украшала ваза с букетом из засушенных камышей. В миг осознав, что быть трусихой вовсе не так стыдно, как о том говорит папа, девочка, шарахнувшись от бившего в барабан темноволосого мальчишки, ретировалась в самый дальний угол, где на столике были разложены тонкие книжки, наподобие тех, что были у неё дома. Рассматривание картинок помогло хоть немного отвлечься от обиды на маму, которая привела её в это странное место, и желания поскорее оказаться дома, среди своих игрушек, но невидимкой, разумеется, не сделало.  — Пойдём со мной.        Удивлённо захлопав ресницами, Сеня во все глаза смотрела на переросшего её на целую голову упитанного светловолосого мальчика, в серо-голубых глазах которого читалась непоколебимая уверенность в том, что она сделает всё так, как он скажет. Когда же девочка, упрямо надув губы, и не подумала сдвинуться с места, он бесцеремонно схватил её за тонкое запястье и, дёрнув, потянул за собой к группе ребят, которые что-то строили из кубиков на ковре прямо посреди этого пронизанного солнечными лучами помещения.  — Как тебя зовут?  — Сеня, — стараясь не упасть, она торопливо перебирала маленьким ножками, когда он буквально тащил её к своим друзьям: мальчик был на удивление крепким, а сил у неё после минувшей болезни слишком мало, чтобы суметь оказать сопротивление его напору.  — А меня Кирилл. Мы играем в солдат, у нас битва, ты будешь моей женой. Хочешь ждать меня с фронта?       Ничего она не хотела, кроме как, разревевшись, спрятаться в объятиях матери, но той рядом не было, и пришлось сидеть на стульчике, на который её усадил Кирилл, и наблюдать за тем, как мальчишки, не прекращая шуметь и кричать, закидывают друг друга игрушечной посудой, мячами и кубиками. Наверное, это весело вот так играть, и, пожалуй если бы не робость и страх, она и сама была бы не прочь попробовать, но прежде чем решилась встать, раздался голос проявлявшей титаническое терпение к детским крикам воспитательницы, которая велела убирать игрушки и садиться завтракать за столы, на которые уже расставляла тарелки нянечка.       Узнав в добродушной полненькой женщине соседку тётю Аллу, Сеня радостно заулыбалась и уже собралась было ринуться к ней со всех ног, чтобы потребовать отвести к маме, но тут новый знакомый снова взял её за руку и повёл к одному из накрытых столов, усадив рядом с собой и велев есть, потому что его жена не должна быть тощей, как Кощей Бессмертный. Обидевшись за такое нелестное сравнение, Сеня взглянула в его круглое, не по возрасту серьёзное лицо, и даже собралась обозвать в ответ колобком, но интуитивно ощутив, что ничем хорошим подобный выпад не закончится, благоразумно передумала.       Она побаивалась Кирилла лишь первый час, но потом, когда воспитательница повела их на утреннюю прогулку, и мальчик, не отходя ни на шаг рассказывал о былинных богатырях, на которых хочет быть похожим, поняла, что же значит слово «дружба». Он катал её на качелях, защищал от норовивших обидеть малышню старших детей с соседней площадки и даже раздобыл пару формочек и лопатку, чтобы можно было вместе лепить куличики в песочнице. Прежде девочку никогда не окружали подобной заботой, и сейчас на душе было так тепло, что уже и самой не хотелось, чтобы настырный мальчишка исчез из поля зрения. С ним было интересно и спокойно, казалось, он сможет защитить даже от Змея Горыныча и лешего и знает ответы на все вопросы: Почему ночью темно? Почему солнце круглое, и зачем их всех сюда привели? — Потому что солнце уходит за горизонт. Оно — большая звезда, а родители работают и не могут ими сейчас заниматься. Обедали они снова вместе, и даже их кровати в спальне по загадочному стечению обстоятельств стояли рядом.       Размеренные дни детской жизни понеслись безостановочной чередой, отдалённо напоминавшей американские горки: ямки — ссоры и примирения родителей, и взлёты, когда Сеня не болела и находилась в садике, где от неё ни на шаг не отходил скучавший, пока её не было, Кирилл. Трудно понять, что же за чувства зародились между двумя малышами, и чем могла привлечь мальчика бледная, как снег, застенчивая Сеня, которую украшали только большущие серые глаза и густые русые волосы, но это были дети, рождённые в последние годы существования Советского Союза. Они были особенно искренними, добрыми и отличались серьёзным отношением к своим поступкам. Должно быть, так сказывалось совместные игры и воспитание, которое в них закладывали взрослые, а может быть, они умели чувствовать по-другому и невероятно ценить друг друга. Хотя играл Кирилл в основном с мальчишками, Сене же традиционно отводилась роль ожидающей на лавочке красавицы-жены, которую тут же возвращали на место, как только пыталась улизнуть играть к другим ребятам. Воспитатели садика, нянечки и родители только смеялись, глядя на неразлучных детей, в шутку называя их женихом и невестой, а сам Кирилл в какой-то момент переборщил со своими нежными чувствами к маленькой подружке и вскоре получил статус жениха номер один, за которым имелись номер два и номер три, и даже кажется семь и восемь, включая рыжего веснушчатого Жору из средней группы. Всему виной и причиной стали дух соперничества и любопытство — что же есть такого в этой слабой, болезненной девочке, что её так опекает самый сильный и хулиганистый мальчишка их детского коллектива. Кроме ссор между «женихами», которые яростно соперничали за то, кто поможет Сене обуть сандалии, спуститься по ступеньками террасы и отведёт к медсестре, если разбила коленки, или в очередной раз пошла кровь носом (а подобное случалось с малышкой по несколько раз на дню) неожиданная популярность привела к тому, что у неё не было ни одной подружки, потому что девочки категорически отказывались дружить и принимать в свои игры бледную пигалицу, по непонятной причине считавшуюся самой красивой в их детском сообществе. К сожалению, ревность и зависть присущи людям в любом, даже самом нежном возрасте, но Сеня и не думала заморачиваться над этим, как и не понимала того, почему вызывает такой ажиотаж среди «женихов», бывших для неё самой просто друзьями, которые любезно уступают свой компот, помогают делать поделки из шишек, каштанов и пластилина и оглушительно громко ревут, когда Кирилл мутузит их в углу раскрашенного голубыми красками павильона за излишнее внимание к его невесте.       Осень — удивительное время года, особенно если она одна из первых в твоей жизни, и так нравится собирать сорванные ветром золотистые листья клёна и наблюдать, как суетятся на древесных пнях красные жучки-солдатики. Прогулки стали более короткими из-за подготовки к непонятному утреннику, на котором нужно будет петь и танцевать, и оттого сильнее хотелось укрыться от вездесущей воспитательницы среди густых ветвей бузины, чтобы поискать лесовика, о котором вчера вечером читала мама.  — Пошли на корабль? — прятавшийся вместе с Сеней Кирилл с интересом взглянул на соседнюю площадку старшей группы, которую уже увели на обед.  — Поплывём в Африку лечить мартышек? — крепче сжимая собранные листья, девочка с опаской взглянула на запретную территорию, но всё же играть хотелось гораздо больше, чем идти на обед, к тому же она во всём безоговорочно доверяла своему другу, а потому быстро шмыгнула вслед за ним за невысокий заборчик ограждения.  — Будем ловить Бармалея и сдадим его милиционерам, — тут же загорелся своей идеей мальчик, ведь его папа тоже работал в милиции — об этом он всегда рассказывал с особой гордостью. — Вот и оружие.        Он подобрал забытую кем-то пластмассовую зелёную кеглю, и, привычно схватив за маленькую ладошку свою нерасторопную подружку, потянул её к частично скрытому кустами жасмина большому деревянному кораблю. Сохранившаяся на поручнях и мачте синяя краска давно стёрлась с палубы, по которой ежедневно топали десятки детских ножек. Забраться на белую рубку было довольно трудно, но всё же, натужно покряхтев, малыши сумели это сделать и, ощущая себя так, словно совершили великий подвиг, устроились на ней чтобы отправляться в плавание к далёкой Африке. Взявшись за руки, тесно прижавшись друг к другу, чтобы согреться на промозглом ветру в своих тонких курточках, они с интересом смотрели на покрытую шифером крышу здания детского сада и со знанием дела проигнорировали громкий голос воспитательницы, звавшей вернуться в группу. Проказники далеко не в первый раз прятались от скучного режима, но если прежде спокойная, как танк, Марина Владимировна терпела их выходки, то в этот раз на поиски потеряшек отправилась нянечка, которая не смотря на врожденное благодушие умела прикрикнуть так, что в миг просыпалась совесть и хотелось тут же занять честно заслуженное место в углу. Первым заметивший её грузную фигуру Кирилл привычным движением закрыл собой Сеню, велев скоренько спускаться на палубу, но обладавшая феноменальной неуклюжестью девочка, позабыв об аккуратности, буквально кубарем скатилась вниз и, умудрившись больно стукнуться плечом и поцарапать щёку, разревелась так громко, что о плавании в далёкие земли пришлось срочно забыть. Торопясь скорее утешить, он свалился на неё сверху, чем едва не расплющил и вызвал ещё более отчаянный плач, который Алла Васильевна, конечно, не смогла пропустить мимо ушей. Картина барахтающихся на палубе малышей и окровавленного лица Сени ввела женщину в такой праведный гнев, что наказание последовало незамедлительно: обедать стоя и идти спать, пропуская репетицию утренника, и никакой вечерней прогулки, но сперва поход к медсестре. Только разве имели значение подобные меры, если их оставили вместе? Вот предстоящий вечерний выговор от родителей, конечно, пугал, а перспектива провести время после полдника в пустой группе, пока все будут гулять — это за милую душу.       Только нянечка пожалела о допущенной ошибке, когда, вымыв посуду, заглянула в группу, чтобы проверить, чем занимается провинившаяся ребятня, и увидела на ковре среди разбросанных кубиков Кирилла, который, бережно обнимая за плечо свою «невесту», поцеловал замазанную зелёнкой царапину на её щеке. Впрочем, первый шок от увиденного быстро прошёл, и уже вечером она, смеясь, рассказывала Ирине, которая была её соседкой и подругой, о случившемся. Игравшая со своими куклами, Сеня, разумеется, слышала их разговор, но совершенно не понимала, какое взрослым вообще дело до их с Кириллом дружбы: ведь они почти не хулиганили, или же старались делать это так незаметно, чтобы не заслужить нагоняй, а сам мальчик стал очень дорог для неё, потому что окружил теми заботой и теплом, которых почти невозможно было дождаться дома от вечно выясняющих отношения родителей и которых так недоставало маленькому детскому сердечку. Она была очень привязана к своему сильному другу, и хотя совершенно не понимала, зачем он затевал драки с теми мальчишками в группе, которые просто хотели с ней дружить, с удовольствием принимала его защиту и пряталась за широкими плечами, когда он брал на себя вину за её проказы. А проказничать Сеня любила. Исподтишка. За что регулярно выслушивала упрёки и нотации от своего не в меру серьёзного защитника, который, похоже, считал её-то маленькой и беспомощной, а вот себя большим и умудрённым неким жизненным опытом.       Всего один Новый Год они встретили в этом детском саду, потом его закрыли на ремонт, а их группу основным составом перевели в другой детский сад, расположенный за главным городским парком на самом берегу моря. Двухэтажное здание «Кузнечика» казалось ребятишкам очень уютным, а огороженный высоким кирпичным забором, разделённый на площадки двор изобиловал пестрящими чудесными цветами клумбами, качелями, тенистыми павильонами и высокими катальпами. Здесь не было большого деревянного корабля и горок, зато имелись раскрашенные яркими красками домики-теремки, играть в которых было особенно интересно. А ещё Любовь Николаевна — новая воспитательница с туго завитыми короткими локонами разрешила самим выбрать себе места для сна на двухъярусных кроватях, чем Кирилл и поспешил воспользоваться, заняв верх приглянувшейся сверкающей поручнями из нержавейки кровати, определив Сене нижний ярус, чему она была только рада, потому что до мурашек боялась высоты. Спали в тихий час они довольно забавно: он, ложась на живот, свешивал руку вниз, а малышка поднимала свою, вкладывая пальцы в его тёплую ладонь. Трудно понять, что в этом было удобного, но иначе сон не шёл, и они начинали без умолку болтать, а потому воспитательница и нянечка Анжелика Васильевна попросту закрывали глаза на подобные причуды, справедливо считая их меньшими из бед. ***  — Не понимаю, как ты могла тут порезаться? — замотав своим носовым платком глубокую кровоточащую царапину на пальце всхлипывающей Сени, Кирилл, тяжело вздохнув, провёл всей ладонью по краю стекла, за которым возле кухни повара вывешивали меню. — Видишь — ничего. Зачем вообще было туда лезть?  — Хотела поправить, — в очередной раз шмыгнув носом, девочка указала на торчащий край исписанной мелким почерком бумаги, но друг лишь ещё раз осуждающе взглянул на неё, явно не одобряя подобного стремления к порядку.  — Вечно ты вляпываешься куда не нужно. Зачем было брать трубку, когда звонила дочка Тамары Геннадьевны, и говорить ей, чтобы больше не звонила, а то за ней из КГБ придут?  — Так Ромка попросил сказать, — мучительно покраснев от одного воспоминания о том, как наговорила гадостей дочери музработницы, Сеня нахохлилась, словно воробышек, и жалобно взглянула на Кирилла, но тот никогда не слушал оправданий, если считал, что она совершила дурной поступок.  — Он дурак, — ответив взглядом исподлобья, буркнул мальчик и, уже планируя, как накостыляет этому нескладному балбесу за то, что, пользуясь мягким характером его «невесты», насоветовал ей таких глупостей, потянул девочку за руку. — Моя мама говорит, что свою голову на плечах иметь нужно. Пошли.       И, не подумав спросить «Куда?», Сеня послушно последовала за своим защитником к распахнутым, ведущим на улицу дверям. Она всегда и во всём слушалась Кирилла, доверяла каждому его действию, он давно стал авторитетом, даже большим, чем папа, который больше не жил с ней и мамой, потому что мама подала на развод. Малышке очень хотелось плакать, когда она рассказывала об этом Кириллу, но он сказал, что она уже большая — целых три года — и не должна распускать нюни, вот когда они вырастут и станут взрослыми, то обязательно поженятся и уж точно никогда не разведутся. Сеня верила ему, потому что он не пил водку, как папа, никогда не кричал, не замахивался на неё кулаками, и вообще они никогда не ссорились, а значит всё-всё будет хорошо, как он и говорит. И всё же на сердце было тоскливо от того, что папа Витя приходил теперь только по выходным, принося для неё красивых кукол, огромные арбузы и всякий раз ругаясь с мамой.        Тёплые летние лучи щедро заливали детсадовский двор, когда, прихватив маленькие лейки, малыши отправились к расположенному за зданием прачечной огороду, чтобы полить грядки с краснеющими день ото дня помидорами. Наблюдавшая за ними из окна воспитательница лишь с досадой покачала головой: как всегда умудрились позавтракать раньше остальных детей и тайком, без спроса, удрать на прогулку. Никакого сладу нет с этой парочкой, и с родителями разговаривать без толку — только отмахиваются да смеются, даже поддержали настойчивое желание детей на музыкальных занятиях танцевать в паре, хотя, если про Кирилла с натяжкой можно было сказать, что он обладает некой грацией и чувствует ритм, то Сеня была неуклюжим, совершенно лишённым музыкального слуха ребёнком. Спасали ситуацию лишь хорошенькое личико и красивые волосы девочки, от которых невозможно было отвести взгляд, чтобы заметить, как она оттаптывает ноги своему неизменно молча всё это сносящему партнёру. ***       Кипящая в детском саду жизнь захватывала и увлекала детей с головой: поделки из летнего урожая и ноябрьские праздники знаменовали осень, пушистый снег и нарядная ёлка в актовом зале — зиму, аппликации из цветной бумаги для мам на восьмое марта и приглашённые на праздник в честь Дня Победы ветераны — весну, но лучше всего было, разумеется, летом, когда надолго отменялись уроки рисования, макраме, счёта и пришивания пуговиц, а вместо них начинались походы в кинотеатр, парк и на море. Конечно, мультики и площадка с качелями вызывали много радости, и всё же больше всего немного повзрослевшая, вытянувшаяся в росте ребятня любила купаться в тёплом заливе. Они уже не были малышами или ясельниками, теперь их группа носила название средней, и им казалось, ещё немного и они совсем вырастут, и не нужно будет слушаться слишком строгую Любовь Николаевну. Уже скоро. И всё же они оставались всё такими же оголтелыми шалунами, от гомона и проказ которых у взрослых регулярно раскалывалась голова.  — Смотри, Кирилл, червячки плавают! — склонившись над полной дождевой воды канавой, Сеня с интересом рассматривала стайкой резвящихся в ней чёрных мальков с круглыми головками и забавными тонкими хвостиками. — Они шевелятся!  — Ты что, головастиков никогда не видела? — прервав болтовню со свои лучшим другом, кареглазым темноволосым Колькой, Кирилл привычным жестом сжал ладошку взволнованной девочки и потянул её за собой к растущим впереди, достающим до самого неба тополям. — Пойдём, я тебе лягушек под старой лодкой покажу.        Забивающийся в сандалии песок мешал быстро идти, и всё же Сеня изо всех сил старалась не отставать от него, а взглянувшая в их сторону Любовь Николаевна лишь осуждающе покачала головой: в группе двадцать человек, а следить особенно приходится именно за этими двумя — то на крышу павильона норовят залезть, то подкоп под забором делают в поисках пещеры с лампой Аладдина. Удивительно, что может быть общего между самым крупным и задиристым мальчиком группы и худенькой, как былинка, болезненной девочкой, у которой слишком часто шла кровь носом, вечно были разбиты колени, да и порезаться она умудрялась чем угодно: даже купаясь зимой в бассейне исхитрилась расцарапать пятку о покрытое кафелем дно. Однако мальчик не отходил от неё ни на шаг, носился как заботливая курица с яйцом, и даже, как рассказывала его мама, устроил зимой под Новый Год целый бунт, утверждая, что Дед Мороз не настоящий, а переодетый папа, и требуя отвести его к Сене, без которой ему никакой праздник не нужен. Нежная привязанность детей умиляла и казалась чем-то очень светлым, и всё же воспитательница, несмотря на свой многолетний опыт никогда прежде не видевшая подобной тесной, эмоционально зависимой дружбы, не одобряла её. Особенно, когда часто болевшую Сеню уводили на больничный, а хмурый, как туча, Кирилл ходил за ней хвостом, каждые десять минут задавая один и тот же вопрос: Когда приведут его подружку? Правда и польза от этой дружбы была: он всегда с лёгкостью заставлял поесть отличающуюся полным отсутствием аппетита девочку, что не получалось больше ни у кого, даже у её матери.       Тихий шелест впитывающейся в песок морской пены, крики чаек и детские споры заполняли пляж в утренние часы. Вода была достаточно тёплой для купания, поэтому Любовь Николаевна разрешила окунуться, но заходить вместе с ней и не глубже чем по пояс. Тут же скинувшая платья, шорты и майки ребятня, пользуясь случаем, решила устроить заплыв до стоящих на привязи катеров, и только двое приняли участие в общей игре с опозданием: всё ещё показывавший Сене лягушек Кирилл был не в самом лучшем настроении и постоянно косился на норовивших привлечь внимание его «невесты» мальчишек, особенно на Лёшку и Андрея, с родителями которых дружила её мама. Его как всегда злила настырность остальных «женихов» маленькой кокетки, а поскольку воспитательнице очень не нравилось, когда он пытался отмутузить в углу этих хлюпиков, то лучше купаться немного в стороне, что, конечно, не одобрялось, но и слишком не возбранялось. Устраивать в воде догонялки было его любимым занятием: хоть у Сени ни разу и не получилось угнаться и доплыть до него, если не поддавался, зато так здорово ловить её и визжащую крепко сжимать в своих руках пока не начнёт просить пощады. Худенькая и слабая, она казалась ему кукольно-красивой, и в душе всегда кипело желание защитить ото всех. Кроме себя, разумеется. Сам он нещадно щекотал девочку, пока она не начинала обиженно сопеть, и лишь тогда, чтобы не дулась, обещал поймать ящерицу или найти красивую ракушку. — У неё опять хвост отвалится, — сумев наконец увернуться от хватких рук друга, Сеня, вдохнув воздуха, взглянула в его серо-голубые глаза. Кажется, опять на что-то злится, но он вечно так, ей не привыкать. — Давай лучше купаться, ты обещал научить меня плавать.       Кирилл лишь нахмурился: больше всего девочка любила море, но ему с трудом удалось втолковать ей, как держаться на воде, а уж о том, чтобы она смогла сделать хорошие, равномерные гребки, как показывал ему отец, и речи не шло — просто барахталась в воде. И всё же он никогда не мог отказать, о чём бы Сеня не просила.  — Пока не позовут на берег, потом будем строить замок.  — Хорошо, — Сеня доверчиво опустилась плечами на его вытянутую руку, зная, что сейчас щекотать или сжимать он её точно не станет.       Плаванье продлилось не слишком долго, зато замок с колодцем у них, как обычно, получился самым большим и красивым, а в тихий час спалось очень сладко и крепко: держась за руки, они всегда чувствовали себя спокойнее. ***       Ещё один год, и вот они уже были в старшей группе. Тоненькая Сеня, казалось, решила не отставать от своего рослого защитника и была теперь лишь на пол головы ниже его, но стоило нашалить и спрятаться за его спиной, как хрупкую девочку было не увидеть. Прятаться за спиной Кирилла приходилось не только от угрозы справедливого наказания, но и от взрослой боли, которая настигает подчас даже детей.  — Моего папу убили, — справиться с подступившим к горлу комом, чтобы заговорить, было очень трудно. — Тётя Люда вчера вечером приезжала.  — Я знаю, нам воспитательница сказала, — кивнул Кирилл, внимательно вглядываясь в её бледное лицо, мокрые от слёз ресницы.  — Я не понимаю, что это значит, а мама не говорит, — стараясь сдержать всхлип, Сеня отвернулась к распускавшимся в начале июля розовым бальзаминам, заполнявшим почти всю клумбу на их площадке. Впервые не было сил бежать за мамой, когда та ушла на работу, хотелось только застыть как статуя и представить, что всё это выдумка, всё не по настоящему. — Он больше не придет к нам в воскресенье? Никогда?  — Он больше не дышит, его положат в деревянный ящик и закопают глубоко под землю, — выпалив на одном дыхании всё, что знал о смерти, мальчик тут же пожалел об этом: ноги его подруги подкосились, из носа хлынула кровь, казалась, она не слышала его, когда, прижав к своему плечу, требовал в самое ухо лишь одно: — Запрокинуть голову!       Заслуженный выговор от Любови Николаевны ни на шаг не заставил Кирилла отойти от Сени, в тот день он впервые не требовал, чтобы она ела завтрак, а просто сидел рядом, обнимал за плечо, пытаясь как-то расшевелить и рассказывая о том, какие видел на дороге машины, пока, упершись лбом в его подбородок, она молча глотала слёзы.       Смерть отца лишь сильнее привязала девочку к другу; она знала, что теперь только он может дать ей тепло и защиту, в которых она так нуждалась, ведь мама всегда на работе или занята разговорами со своими подругами, а больше у неё никого нет. ***       Когда наступила осень, ребята перешли в подготовительную к школе, выпускную группу. Теперь занятий по чтению и счёту стало так много, что почти не оставалось времени на игры, от того ещё большую радость принесли ноябрьские праздники, первый выпавший снег, нарядная новогодняя ёлка и, конечно, молодые военные — лётчики, которых пригласили на 23 февраля в детский сад. Они рассказали много захватывающих историй, которые детвора слушала раскрыв рты, а потом пообещали обязательно устроить им экскурсию в свою воинскую часть.  — Любовь Николаевна говорит, что мы поедем туда в эту пятницу на автобусе, — возбуждённо рассказывал Кирилл. Они находились в актовом зале, который по совместительству был спортивным, и пока за высокими окнами медленно падал снег, можно было вовсю резвиться и играть в мяч. Мальчик и сам бы с удовольствием играл с остальными ребятами в пятнашки, но его подруга почему-то забралась на обшитые дерматином маты, свернулась на них в клубочек, как кошка, и не проявляла совершенно никакой активности. — Надеюсь, тебя не будет укачивать, как в прошлый раз, когда мы ездили на Самбекские Высоты? Сеня?  — Меня всегда укачивает, — одними губами ответила девочка, стараясь, чтобы согреться, сжаться в комочек, ощущая, как по телу проходит неприятный, колкий озноб. — Даже когда в трамвае езжу.  — Ты вся красная, — наклонившись ближе, заметил мальчик и, прижав ладонь к её влажному от испарины лбу, ощутил болезненный жар.       Тут же откликнувшаяся на его зов воспитательница попыталась заставить Сеню встать, чтобы отправить к медсестре, но девочка, лишь жалобно всхлипнув, не смогла даже сесть, поэтому пришлось звать медсестру в актовый зал. Единственное, что та обнаружила после осмотра, так это высокую температуру, и пришлось, устроив её в постели и напоив жаропонижающим, дожидаться прихода матери.       Придвинув стул к нижнему ярусу их общей кровати, наблюдавший за беспокойным сном подруги, Кирилл не знал, что для него лучше: видеть её такой слабой, или снова ждать неделями, когда она поправится. Во время полдника он уговорил проснувшуюся Сеню немного поесть, а потом за ней пришла Ирина, чтобы на две недели забрать из беспечной детсадовской жизни. ***  — Жалко, что ты так разболелась, поездка была очень интересной, — посетовал Кирилл, помогая Сене одеть синее пальто и белую вязанную шапку с помпоном. Близилась вечерняя прогулка, и они, как обычно, сумели первыми юркнуть в раздевалку, намереваясь в очередной раз, нарушая запреты взрослых, идти на улицу. — Нас водили по казармам и даже ангар с самолётами показали.  — Это был грипп, — попыталась оправдаться девочка, завязывая шарфик и поднимаясь вслед за ним по ступенькам к дверям. Ей и самой было обидно, что пропустила такую интересную экскурсию, о которой только и разговоров теперь, но болезнь скосила наповал: она до сих пор вздрагивала, вспоминая судороги и боль во всем теле, которые несколько дней к ряду вызывала температура. А ещё голова болела так сильно, что даже любимые «Ну, погоди!» смотреть было неприятно. — Ты разве не заразился от меня? Мама вот заразилась.  — Я сильный, меня никакие болячки не берут, — хвастливо улыбнулся мальчик, и, чтобы подольше побыть вдвоём, а не в компании шумных одногруппников повёл девочку за павильон младшей ясельной группы, где был небольшой пустырь, который с двух сторон закрывали разросшиеся кусты сирени, а значит их точно никто не увидит.       В начале марта солнце рано клонилось к земле, щедро одаривая ласковыми закатными лучами едва пробившуюся изумрудную траву и бутоны синих пролесок, оно словно старалось согреть своими лучами детей, устроившихся на старых широких качелях. Дувший днём ветер стих, и в наступившей тишине мир будто прислушивался только к ним двоим, существовал со всеми своими сказками, бедами и радостями лишь для них.  — Когда мы уже уходили, то видели, как прыгают парашютисты, — медленно раскачивая качели, продолжал свой рассказ Кирилл. — Они были очень высоко, почти как звёзды.  — И падали? — застенчиво улыбнулась Сеня, отчего-то её смутило, что они сидят так тесно прижавшись плечами друг к другу. И всё-таки это было приятно. — А бакланы были?  — Кто такие бакланы?  — Это такие птицы. Мне про них дядя Паша рассказывал, они за городом живут.  — Нет, бакланов не видел.       Едва уловив тот момент, когда взгляд Кирилла стал решительным, почти как у взрослых, Сеня поняла, что он тянется к ней, а в следующую секунду ощутила жаркое прикосновение его горячего, чуть влажного рта к губам. Она и сама не знала, приятны ли ей его действия или нет, но Кирилл всегда всё делал правильно, ему можно было доверять, поэтому девочка подалась навстречу, целуя его губы в ответ, ощущая, как сильные руки сжимают, сдавливают плечи. Она не понимала, не знала, что же будет дальше, впрочем, и узнать было не суждено, потому что совсем рядом раздался сдавленный вскрик зашедшей, разыскивая их, за павильон Любовь Николаевны.        Это был воистину знаменательный вечер, потому что такого нагоняя они не получали за всё время, что знали друг друга. Шокированная увиденным воспитательница метала громы и молнии, не переставая ругать их за ужасное поведение и гадкий, по её словам, поступок, пока мрачный Кирилл не признал, что вся вина на нём, и не принялся снова выгораживать подругу, которая была так бледна, что казалось вот-вот придётся вытирать платком красную влагу с её носика. Хуже нотаций воспитательницы было то, что над ними потешались слышавшие всю эту ругань друзья, а спасли ситуацию лишь пришедшие почти одновременно родители, которые долго успокаивали и о чём-то разговаривали с Любовью Николаевной и, как ни странно, ни слова ни сказали им самим.  — Мы всегда будем вместе, — это было последнее, что шепнул Сене Кирилл перед тем, как мама повела её домой. ***       Май и июнь выдались на редкость суматошными и утомительными для выпускной группы, их готовили к последнему утреннику, заставляли учить стихи, петь и танцевать, а по вечерам водили в школу на подготавливающие к первому классу занятия. К множеству хлопот прибавилось ЧП — Ромка нашёл на одной из площадок белёсые грибы, наелся их и попал с отравлением в больницу. После этого на территории садика побывала бригада из санэпидемстанции, а самим ребятам по нескольку раз на дню внушали мысль о том, что нельзя есть растущие на улице грибы и прочие плоды. Будто они сами этого не знали и собирались дружно наесться зелёных абрикосов, чтобы уж точно скучно никому не было.       Утро того дня, когда ждали фотографа, который должен был сделать снимки для выпускного альбома, тоже не обошлось без казуса, в котором поучаствовали оголтелые «женихи» Сени. Сиреневое платье, в котором она должна была фотографироваться, сильно помялось, и потому Любовь Николаевна достала утюг, чтобы девочка могла его погладить, но разве сделаешь это сама когда на помощь рвутся Кирилл и Коля? Мальчишки не просто рвались показать свою галантность, но ещё и устроили драку за утюг, по результатам которой победителем был Кирилл, а у его лучшего друга повыше локтя красовался приличный ожог. Впрочем, закусивший удила Коля заявил, что ему ни капельки не больно, а надевшая наглаженное платье Сеня, насмотревшись на их выходку, тоже была в ударе, а потому ушла на площадку играть в салки с Лёшей. Вот так и получилось, что на общем выпускном фото она стояла с обнимавшим её за плечо женихом №5, а с противоположной стороны впереди тучной музработницы красовался хмурый, как грозовая туча, Кирилл. Нужно сказать, что это был ещё не конец инцидента: не успел фотограф собрать аппаратуру и откланяться, как из кустов уже раздался вопль пойманного Алёши: жених №1 не умел долго держать свой гнев в себе.       Дни становились всё жарче, ребят, как обычно, начали водить на море, и среди этого излюбленного времяпрепровождения сам выпускной и чаепитие для родителей прошли почти незаметно, да и смысл мероприятия был детям мало понятен — ведь их так же, как и прежде, каждое утро продолжали водить в детский сад. Ну, а школа? Разве они не все вместе в неё пойдут, разве может быть по-другому? Ведь они всю жизнь неразлучны, значит так будет и дальше. Почему же воспитатели и нянечки, глядя на них, украдкой утирают слёзы? Глупые, ещё ведь рано прощаться.       Самым знойным выдался август, а потому ребятам объявили, что перед началом первого учебного года все они получают три недели заслуженных каникул. Тем вечером разошлись по домам ничего не подозревающие дети, и их отчего-то грустные, несущие в руках пакеты с детсадовской сменой одеждой родители. Оглянувшаяся на стоящего возле своего высоченного отца-милиционера Кирилла Сеня улыбнулась мальчику: она была уверена, что очень скоро они снова увидятся.       Так и случилось: взявшая отпуск Ирина каждый вечер водила дочь на расположенный недалеко от их дома пляж, и однажды, сидя у самой воды и выкладывая из собранных камней дно будущего колодца, девочка услышала такой родной голос:  — Привет.  — Кирилл!       Родители, в отличие от Любови Николаевны, никогда не ругали их прежде, вот и сейчас не стали бранить за слишком крепкие объятия, и вдоволь накупавшись на мелководье, дети до самого заката строили безупречно красивый замок из песка. А взрослые просто наблюдали за ними, беседуя о чём-то своём, искренне радуясь этой случайной встрече. Они знали: все песчаные замки рушатся — на рассвете их размывают волны прилива. ***       Первое сентября было солнечным и тёплым, коричневое платьице и белый фартучек формы казались очень красивыми, ну, а уж банты мама Сени всегда умела завязывать. Вертясь перед зеркалом, девочка всё гадала, понравится ли её наряд Кириллу; а потом пришла ходившая на рынок за букетом для учительницы Ирина, и они наконец отправились в школу, возле которой гремела из динамиков синей машины песня, которую они так часто в этом году слушали в садике: «Буквы разные писать Тонким пёрышком в тетрадь Учат в школе, учат в школе, Учат в школе. Вычитать и умножать, Малышей не обижать Учат в школе, учат в школе, Учат в школе.»       Народу в просторном дворе пятиэтажного здания гимназии собралось очень много: здесь были торопящиеся что-то доработать перед праздничной линейкой учителя, старшие, казавшиеся великанами с другой планеты ученики, и такие же первоклашки, как она сама, среди которых Сеня с радостью узнавала знакомые лица: двух Наташ из их группы, Лену, Рому и Серёжу, только её друга среди них не было.  — Мама, а где Кирилл?  — Не знаю, — отведя глаза, ответила Ирина, которая так и не смогла сказать сжимающей в руках большой букет белых хризантем дочери, что Кириллу, как и Коле, их родители выбрали более близкую к дому школу. Престиж гимназии интересовал далеко не всех, к тому же они жили в разных районах города.       Наверное, лучше стоило сказать правду, чем умалчивать её, оставляя в детской душе надежду, но не всегда получается это сделать. А Сеня? Первый месяц она каждый день ждала, что вот сейчас её долговязый светловолосый друг войдёт в класс, и тогда тоскливая рана в груди перестанет болеть, и всё снова будет хорошо: они снова будут вместе. Девочка ждала бы и много дольше, но однажды Рома поведал ей о том, чего не решилась сказать мать: Кирилл обманул её, когда обещал, что они всегда будут рядом. Конечно, как и она, он просто был бессилен перед миром взрослых, но разве тогда это понимала девочка, для которой весь мир рухнул? Из жизни которой ушёл самый близкий человек, единственный, кто беззаветно дарил ей своё тепло и привязанность, кто делал её сильной и смелой? Потрясённая девочка поначалу отказывалась верить в случившееся, а потом замкнулась в себе, вновь становясь болезненно робкой и застенчивой, от всей души ненавидя школу, которая лишила её лучшего друга. ***       Жаркое летнее солнце раскаляло песок, нагревало воду до боли знакомого пляжа, крик чаек и шум ветра лишали возможности расслышать хоть что-то, поэтому, надвинув на лоб соломенную шляпку, Сеня оглянулась на Валерию Яковлевну — воспитательницу группы из прибрежного детского сада, в который её вместо лагеря взяли на лето, потому что её мама работала в нём нянечкой. Девочке было девять лет, но казалось, она совсем не подросла, только густые русые волосы стали ещё длиннее. Ей нравилось играть с ребятней, а ещё с одиннадцатилетней Светкой, безбашенной дочкой швеи с маминой работы, которая проводила школьные каникулы так же, как и она сама. Одиночество не кажется таким гнетущим, оно отпускает, когда вокруг звучат детские крики, и им разрешают купаться сколько захочется. А ещё здорово сидеть на камнях у камышей и, болтая с подругой, рассматривать красивые, искрящиеся перламутром ракушки.  — Сенька, смотри, аборигены пожаловали, — толкнула её в плечо белокурая Света, которая именовала так всех ребят, которые жили в переулках возле пляжа, и кому позволялось приходить купаться без присмотра родителей.       Оглянувшись, чтобы понять, кого имеет в виду подруга, девочка увидела двух высоких мальчишек, которые глазели на неё так же пристально, как на них Светка. Они были ещё далеко, но не узнать было невозможно: Кирилл и Коля. Сердце, рванувшееся было от радости, вдруг ухнуло в согретые песком пятки, и сразу стало холодно, как лютой морозной зимой. На смену радости пришло глубокое смущение, беспричинный страх, которому и сама не могла найти объяснения, но который не остался незамеченным для дочери швеи.  — Ты их знаешь, да?  — Мы вместе в садик ходили, — какие простые слова. И как от них больно.  — Так пойдём, пообщаешься.  — Нет!       Понимая, что не сможет вот так сейчас даже просто посмотреть в глаза своему лучшему другу, из-за которого испытала столько боли, так рано повзрослела, что просто невыносимо стесняется его приближения, Сеня подскочила и со всех ног бросилась наутёк. Как была, в футболке и шляпе, она буквально влетела в воду, поднимая безумный водоворот брызг. Плыть, плыть как можно дальше и не оглядываться на мальчишек, которые так торопились к ней, а теперь о чём-то говорили со Светкой. Недолго. Потом, кажется, ушли.  — Что ты им сказала? — лишь когда они возвращались в детский сад, решилась спросить у подруги Сеня.  — Что ты хочешь с ними переспать, но очень смущаешься, — фыркнула Светка, закатив глаза так, словно это было само собой разумеющимся.  — Дура, — побледнев, девочка сжалась, обхватывая себя руками, будто был мороз, а не летняя жара. Она ещё не знала, что значат эти слова, но подозревала, что что-то очень нехорошее. И от этого стало ещё более стыдно и неловко перед Кириллом. Её Кириллом. Её дорогим другом, который теперь так её смутил одним своим взглядом, и заставил удирать прочь как испуганного кролика.  — Сама такая. А они красавчики. ***        Жизнь так устроена, что она кажется одновременно долгой и пролетающей за долю секунды. Особенно когда становишься взрослой, когда проблемы ложатся чередой на хрупкие девичьи плечи. Именно когда слишком плохо и горько на душе, вспоминаешь самое счастливое время — годы детства. Как же сильно хочется вернуться в те дни хоть на миг, чтобы ещё раз испытать то, что как теперь понимаешь, называется любовью. То, волшебство, которое Бог дал всего один раз в жизни и уже никогда-никогда не повторил.       Она больше так и не смогла полюбить. Слишком больно терять самого близкого человека, чтобы раскрыться ещё для кого-то.       Время не лечит, оно лишь накладывает на раны марлевые повязки, которые, срываясь вместе с запёкшейся кровью, причиняют ещё больше страданий. Слишком рано. Слишком поздно. Слишком давно. Словно и не с ней было, а жизнь всё же не сложилась. Да, есть семья: мама и рождённый для себя ребёнок, есть о ком заботиться, ради кого жить, и всё же по ночам иногда вспоминаются старые обещания, о которых очень давно пора забыть. Вспоминается тот, что так сильно любил. Его тоже нужно забыть. Уж он-то наверняка забыл. Она же, должно быть, так и осталась слабой раз не может. Холодная. Многие мужчины называли её ледышкой и Снежной Королевой. Слишком красивая, от того и Королева. А счастья нет, оно осталось где-то в прошлом, где-то очень далеко. Уже не вернуть. Детские травмы самые сильные, они откладывают отпечаток на всю жизнь.       Июльский день нельзя было назвать тёплым: слишком ветреный, слишком облачный, но меж тем прекрасный от аромата буйно цветущих в сквере роз. Направлявшаяся в универсам высокая, цветущая, как и они, девушка остановилась, чтобы полюбоваться стелющимися, словно позёмка, сорванными ветром алыми лепестками. Задумавшись, она лишь в последний миг заметила приблизившегося к ней рослого широкоплечего мужчину.  — Сеня?        Вглядываясь в глубокие серо-голубые глаза, мужественные, суровые черты лица, она всё не могла поверить, что это действительно Он.  — Пойдём, — слишком знакомым движением так же внимательно смотревший на неё мужчина сжал тонкое женское запястье, чтобы уже никогда не отпустить своё застенчивое счастье.