Кирилл. Достучаться до Бога

Увы, любовь, хотя она слепа, Без глаз найдёт, какими ей путями Дойти до нас и властвовать над нами. Уильям Шекспир. Ромео и Джульетта

      «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте» — эти знаменитые шекспировские строчки почему-то всегда вызывают у обывателей грустные улыбки и нескончаемые дискуссии о вечной любви и несчастье, постигшем двух юных влюблённых. Только было ли их несчастье настоящим, выстраданным, прошедшим испытание временем и верностью? Ответ возможен только один — нет. На это просто не хватило строк. Спектакль в пару актов охватил лишь небольшой отрезок слишком рано оборвавшейся жизни героев. А если бы они жили дольше? Как бы развивалась новелла тогда? Этого никому не дано знать, но суть в том, что всё в мире имеет свою цикличность, судьбы влюблённых часто повторяются, и вот тогда, в очередном витке, можно увидеть иную развязку и иной сюжет. Неизменными остаются лишь чувства тех двоих, что с первого взгляда ощутили магнетическое притяжение друг к другу, бороться с которым не хватит никаких земных сил и лет. И не имеет значения, где в тысячный раз разыграется классический сюжет — в старомодной холодной Англии, знойной итальянской Вероне или маленьком провинциальном городке Советского Союза.       В этом городе было много тенистых улочек, старинных особняков, скверов, парков, садов и пляжей, даже имелась своя, окружённая купеческими торговыми рядами, Красная Площадь. Вот только именовалась она так лишь на карте, а на самом деле давно разделилась на две зоны культурного отдыха горожан — обширный сквер и футбольный стадион. На стадионе часто происходили матчи, во время которых весь район оглашался криками и свистом болельщиков, а зимой, когда наступали глубокие морозы, на поле заливали каток, и его с удовольствием посещали как взрослые, так и вечно галдящая, смеющаяся ребятня. Именно там в первый раз встретились Ира и Гена. Точнее, они и раньше иногда видели друг друга: семья Гены не так давно переехала в многоквартирный жактовский дом, в котором жила Ира, но то были лишь мимолётные взгляды даже без кивка головой, ведь их матери на удивление пылко невзлюбили друг друга с самого первого взгляда, а точнее со стычки у дворовой колонки. Что не поделили женщины, никто не знал, но скандал вышел знатный, запомнился он многим. Именно поэтому побаивающаяся строгой матери Ирина прежде не решалась даже смотреть в сторону нового соседа, который быстро прославился как отпетый хулиган, за малым не двоечник и красавчик, по которому вздыхали чуть ли не все барышни их улицы. Ещё бы, он был весьма хорош собой: высокий, светловолосый, с волевым подбородком, глубокими карими глазами и насмешливой улыбкой. Даже бабушки одобрительно кивали головами, когда Гена вежливо здоровался, спеша мимо облюбованных ими лавочек домой, что уж говорить об остальных представительницах прекрасного пола? Тайком вздыхали, куда от этого денешься? Не вздыхала одна Ира — у неё были совсем другие проблемы — не схлопотать двойку по математике, которая ей совершенно не давалась. Русский, история и любимая литература — вот это совсем другое дело, с ними всё было отлично, а вот математика заставляла все вечера корпеть над учебниками, чтобы не опозориться, когда на уроке вызовут к доске. Да и лет девочке было всего четырнадцать, поэтому про влюблённость она читала только в книжках, из-за которых изрядно посадила зрение, и пока совершенно не представляла, что же это за чувство такое. И почему одни его ищут, а другие боятся, как огня?       Возможно, если бы она не стеснялась носить очки и в тот вечер вовремя заметила своего нового соседа, то успела бы избежать общения, а он? Кто знает? То ли подметил ту единственную, что до сих пор не попала под его обаяние, и решил исправить это упущение, то ли так глянулись длинные каштановые кудри и тёмные, как ночь, глаза на худеньком бледном лице, что захотелось непременно подразнить недотрогу, которая, слишком поздно увидев его приближение, попыталась сманеврировать к одноклассникам, но, сделав резкое движение, едва не растянулась на льду. Спасли только вовремя обнявшие мужские руки.  — Трусиха, — нарочно поддел Гена, с насмешкой глядя в глаза разозлившейся девочки, которая тут же попыталась вырваться и опять поскользнулась. — К тому же неуклюжая.  — Сам такой, — недовольно буркнула она, едва удерживая равновесие. — Напал, как немцы под Сталинградом!  — Разве же я похож на фрица? — лукавая улыбка на мальчишеском лице заставила сердце Иры, ёкнув, пропустить удар. Всё ещё продолжая злиться, она всё же позволила ему увлечь себя в ряд, который образовали пришедшие на каток, чтобы вместе, держась друг за друга, танцуя, прокатится под задорную Летку-еньку.       Крепко обхватившие талию руки соседа поначалу вызвали желание возмутиться и попытаться избавиться от его навязчивого внимания, однако полившаяся из динамиков любимая мелодия вскоре заставила, позабыв о его глупых шутках, двигаться в такт и подпевать давно выученным наизусть строчкам.       Щипавший щёки мороз, срывающие с иссиня-чёрного неба невесомые снежинки, звонких смех танцующих и голос Эдуарда Хиля создавали ощущение праздника, казавшегося ещё более нарядным и загадочным в желтоватом свете загорающихся фонарей. Возможное наказание от матери, которой непременно всё станет известно от знакомых, также пришедших в этот вечер на каток, уже не казалось таким страшным, оно словно растворилась в зимней сказке, что разворачивалась прямо в эти минуты. Как-то ночью по пустой дороге Грустный со свидания я шел опять, Верьте — не верьте почему-то ноги Сами стали этот танец танцевать. Снова к милой привела дорожка, Снова оказался у ее дверей. Стукнул в окошко, подождал немножко, Слушай, дорогая, выходи скорей. Раз-два, туфли надень-ка, Как тебе не стыдно спать, Славная, милая, смешная енька Нас приглашает танцевать.       Незадавшаяся с самого начала ссора сошла «на нет», и Гена уже не мог выпустить маленькую ладонь Иры из своей руки. Они были так очарованы друг другом, так много смеялись и шутили, что совершенно не замечали течения времени и продолжали танцевать, рассекая коньками лёд, несмотря на усиливающийся мороз и сгущающиеся сумерки. Народу на катке то прибавлялось, то убывало, давно уже разошлись дети, и вокруг осталась одна молодёжь, когда девочка, наконец, сообразила, что пора возвращаться домой, иначе точно влетит от родителей, да и ноги почему-то ужасно болели и уже отказывались слушаться.  — Буду завтра ждать тебя на углу, вместе в школу пойдём, — даже не спросив согласия, уверенно произнёс мальчишка, когда они уже вошли во двор и проходили мимо тёмных, заснеженных палисадников, — а то заблудишься среди этих сугробов.       Она хотела было ответить, что не настолько близорука, чтобы заблудиться в трёх соснах, но вместо этого лишь кивнула: во-первых, сыграло девичье кокетство — то-то подруги удивятся, когда увидят, что её провожал красавчик старшеклассник, который обладал не слишком хорошей репутацией местного хулигана, и по слухам был даже второгодником, во-вторых, Гена ей действительно понравился и очень хотелось с ним дружить, ну, а в третьих, ноги болели уже с такой силой, что каждый шаг по хрустящему снегу давался с невероятным трудом, и хотелось поскорее дойти до своих дверей, а не тратить силы на бессмысленные споры, ведь было очевидно, что он всё равно настоит на своём.       Уже через несколько минут Ира попрощалась с проводившим её до самого порога соседом и, попав в тепло натопленный коридор, едва не застонала — казалось, в пятки и пальцы вонзается множество тонких иголок, и снять самостоятельно новые изящные сапожки не представлялось никакой возможности.  — Нагулялась, наконец? Я уж думала отца за тобой посылать, — вышедшая на звук шагов, Алла тут же заметила скривившиеся от боли губы дочери. — Да что с тобой? Говорила ведь — перемёрзнешь в наши холода, но разве заставишь слушаться такую упрямицу?       Вполголоса отчитывая Иру за своевольный характер, мама помогла ей дойти до спальни и только там, усадив на кровать, принялась осторожно разувать, попросив подоспевшего мужа найти в комоде электрическую грелку.       Обморожение оказалось таким сильным, что даже имевшая обширный врачебный опыт Алла не могла ничего поделать — больше месяца её дочь едва могла передвигаться по квартире, а в школу попала лишь в середине февраля, получив разрешение классного руководителя — Ады Филипповны, сидеть на уроках в мягких войлочных сапогах, которые в народе называли «Прощай, Молодость». Переобуться самостоятельно Ира просто не могла, да и вряд ли бы забинтованные стопы поместились в туфли.