Научный интерес

Когда на землю опускается ночь, хрустальные замки тонут в её темноте. Когда на землю опускается ночь, её возлюбленные дети берут в руки ножи и кубки, и начинается пир страстей и пороков. Когда на землю опускается ночь, несчастные порождения дня жмутся по углам и молятся, чтобы их не заметили, ибо их светило покинуло их. Когда на землю опускается ночь...

Холодные ладони ложатся на плечи, заставляя Флага вздрогнуть. Учёный почти роняет колбу с ядовито-жёлтой жидкостью внутри и вынужден неловко перебирать руками, чтобы не дать содержимому вылиться на стол. Лаборатория этого не переживёт. - Пожалуйста, хватит подходить со спины, - выдыхает док, всё-таки восстановив равновесие хрупкого сосуда. Ему не нужно оборачиваться, чтобы ощутить ухмылку Чёрного Шляпа. По коже привычно пробегает холодок, и начинает тихо ныть шрам на плече. - Не беспокойся, я ещё не разучился воскрешать, - ладони соскальзывают вниз по спине, и когти едва ощутимо цепляют ткань халата на лопатках, собирая её в складки. - Даже знать не хочу, на чём Вы тренируетесь. Злодей смеётся: у Флага давно уже не сворачиваются мозги от этого смеха и даже не пробегает волна мурашек по коже. Учёный ставит колбу в незамысловатые щипцы, фиксируя её в вертикальном положении, и выдыхает чуть свободнее. Не сказать, что фраза Шляпа звучит очень обнадёживающе: ведь чтобы воскреснуть, надо умереть. А умирать Флагу совсем не хотелось, вопреки всем жизненным обстоятельствам. Например, вопреки боссу, бесцеремонно и так пугающе естественно обнимающему его со спины. - Я почти закончил. Завтра утром проведу последний тест, и ко времени эфира оно будет готово, - забавно, но в последнее время тот, кто беспокоится о своевременности изобретений, это Флаг. Чёрный Шляп спрашивает о них, лишь когда находится в настолько отвратительном расположении духа, что вламывается в лабораторию с ноги и сверкает пламенем в открытом глазе, а за моноклем постоянно пляшет красная точка, готовая в любой момент превратиться в лазер. Тогда Флаг старается держать дистанцию, как в старые времена, тщательно следя за тем, чтобы между ним и озверевшим хозяином особняка был хотя бы стол. Иногда это даже помогает. Ну, немного. Совсем чуть-чуть. Почти что нет. Только оттягивает неизбежное, хотя док не является идиотом и прекрасно понимает, что против Чёрного Шляпа и святая вода не всегда в помощь, так что какой-то стол и вовсе является совершенно несущественным препятствием на пути воплощённого зла. Зато в остальное время босс словно и вовсе забывает, зачем Флаг находится в лаборатории. Учёный по привычке отчитывается, но не похоже, что хозяин особняка действительно заинтересован в его докладах. Или просто делает вид, что не слушает, но тогда... зачем ему? Разве что, только для того, чтобы Флаг на короткое время расслабился, забыл об изобретениях и всё внимание отдал Шляпу? Честно говоря, док не удивится, если это действительно так. В последнее время Шляп абсолютно непредсказуем. Он словно пробовал десятки разных подходов, не находя в себе терпения для последовательной "атаки". Самое ироничное, пожалуй, в том, что Флаг раскусил его задумку раньше, чем злодей успел добиться своей цели. Даже для того, кто совершенно не искушён в вопросах взаимоотношений, такая неприкрытая игра будет очевидна, если проявить к ней немного внимания. Особенно если в этой партии с душами вместо пешек ему отведена роль жертвы или приза - здесь не получится оставаться безучастным даже при самом хладнокровном характере. Флаг хладнокровием никогда не славился, и в игру, затеянную Чёрным Шляпом, вник... относительно быстро. Было достаточно взять за истину, что злодей серьёзно заинтересовался своей игрушкой, и всё быстро встало на свои места. Сложнее всего было поверить, что это действительно так, что это не мимолётное увлечение и ради этого Шляп готов прикладывать какие-то усилия. В конце концов, док имеет дело с эгоистичным демоном, тщеславной, импульсивной тварью, интересующейся только тем, что может принести выгоду. В романтических отношениях никакой выгоды не было, но каждый сильный мира сего сходит с ума по-своему, не правда ли? И Флаг справедливо рассудил, что если дать дьяволу то, что дьявол хочет, дьявол вернётся в свой ад и больше не потревожит смертного, ставшего для него пустым и скучным. Шляп хотел не просто подчинить Флага, а завладеть им без остатка - и док послушно начал играть роль, соответствующую ожиданиям босса. Это несложно. Достаточно лишь дать странному чувству в груди раскрутиться, не сжимать его, как пружину. Оно раскручивается, и получается улыбнуться Шляпу, можно даже пошутить. Это почти не страшно: босс становится мягким и аккуратным, словно хищник, который боится спугнуть свою добычу. Ложь. Это дьявольски страшно. Страшно попасться на этом лицедействе, потому что тогда Зло не пощадит свою игрушку, посмевшую дурачить его. Страшно поверить своему мучителю, страшно вжиться в роль и полюбить это проклятое всеми богами существо. Должно быть, они очень гармоничная пара. Одного боги оставили, прокляв, а другого - позабыв. Каждый раз, когда Шляп уходит, довольный и торжествующий очередную победу, Флаг не может вернуться к работе. Он стоит пару секунд без движения, будто босс может вернуться и увидеть его слабость, разгадать его ложь. Прислушивается. И лишь спустя вечные мгновения тишины вскидывает руки, обхватывает себя и опускается прямо на пол - достаточно чистый, чтобы не оставлять пятен на белом халате. Пакет шуршит по джинсам, в нём невыносимо душно. Флаг медлит, пытается убедить себя, что ему только кажется, что это не стоит того, чтобы открывать лицо, но каждый раз не выдерживает и срывает с себя бесполезный головной убор. В лаборатории едко пахнет химикатами и металлом, этот запах намертво застрял в сухом воздухе. Помещение слишком редко проветривается; глубокий вдох обжигает глотку. Флаг с каким-то отчаянным упрямством заставляет себя вдохнуть ещё раз, словно химия не осядет внутри губительным ядом, а вытравит из него боль. Как наивно. Он и сам это понимает, но продолжает так делать. Ему нужно посидеть так пару минут, чтобы успокоиться. Никого рядом. Ни одного звука. Ни одной эмоции. Его собственные чувства, попав в такой вакуум, и сами медленно затихают, как огонь без доступа к кислороду. Можно подняться и начать работать. Ровно до следующей встречи с любовником, до следующей искры, которую его мучитель играючи забросит на тонны динамита, оставляя Флага взрываться и тлеть, как только за Шляпом закроется дверь. Возможно, это то, что люди привыкли называть громким словом "любовь". Громким, нежным, страстным словом - это их остров среди болота реальности, на котором выстраивают хрустальные замки и разводят воздушные сады. Остров Флага безнадёжно тонет. Тина затапливает аккуратные дорожки, ил оседает на стенах грязными разводами, и растения задыхаются в ядовитых испарениях. Он сам стоит посреди своего хрустального дворца, бездумно сжимая в руках молоток. "Лучше я, чем он". И падают, осыпаются ещё сверкающие на свету колонны, разлетаются острыми осколками. Молоток поднимается снова и снова, и Флаг стоит посреди руин, безучастно разглядывая хрустальное крошево. "Хотелось бы мне знать, что происходит в его дворце". Болото обступает его; больше нет хрустальных стен, чтобы сдерживать тухлую воду. Болото поднимается вверх по ещё целым ступенькам, затапливает коридоры, распускает свои тёмно-зелёные щупальца по полам комнат. "Нет. Некоторые вещи лучше не знать". Учёный набирает полную грудь воздуха и кашляет - здесь больше нет свежего воздуха, только вонь болота, подбирающегося всё ближе. "Это стокгольмский синдром". Тухлая вода лижет кроссовки, пробирается к ногам через потрёпанную ткань. Мокнут джинсы, темнеют и прилипают к ногам. "Защитная реакция психики. Ничего более". Болото поднимается всё выше, пожирает останки некогда прекрасного дворца. Даже если найдётся мастер, способный осушить эту местность, хрусталь никогда не вернёт себе своего перелива под лучами солнца - его навсегда запятнали мёртвые разводы болота. Флаг поднимает голову. Где-то там, наверху, ещё светит солнце. Ещё есть лучи, скользящие по ещё живым листьям растений, ещё есть воздух, не тронутый гнилью болота. Возможно, ещё не поздно. Если постараться, можно добраться до того обломка колонны, вскочить на него, перепрыгнуть вон к тому, который повыше, забраться на него. И так, как в глупой аркаде, дотянуться наверх, до воздушных садов. Туда болото не дойдёт. Болото дотрагивается до краёв пакета; бумага тут же размякает. Счёт пошёл не на секунды - на мгновения. Если помедлить, то болото поглотит дворец без остатка, потянется к садам, и не будет никого и ничего, что остановило бы мёртвую жадную воду. Возможно, ещё не поздно... Флаг закрывает глаза. "Лучше я, чем он. Это стокгольмский синдром. Фальшивка. Ложь. Защитная реакция психики. Ничего бо..." И болото смыкается над ним. Шляп торжествует, это его триумф. Он подчинил свою игрушку по-настоящему, и каждый уголок души и сердца Флага подвластен ему, подчинён малейшему его желанию. Злодей не замечает незатейливой лжи доктора; в самую дерзкую, в самую невероятную ложь даже потусторонние существа верят легче всего. Хозяин особняка просто не может предположить, что его робкий учёный осмелился одурачить его. Это было бы истинным безумием. Но что только страсть не делает с людьми... Порождению вечной Тьмы этого не понять. Ему не понять, почему Флаг играет эту роль так хорошо, ему не понять, что Флаг притворяется, что сердце человека заходится в ужасе, а не в восторге. Ему так не хочется начинать эту партию с начала, что он согласен на фальшивую победу. Самодовольный, эгоистичный ребёнок с властью рушить миры по щелчку пальцев - ровно так же, как он по щелчку пальцев разрушил мир Флага. И стоило только учёному вновь как-то собрать свою вселенную, оградить её тонкими стенками вакуума, как он вновь ворвался и обратил всё в звёздную пыль. Он думает, что он научился слышать Флага. Он думает, он стал терпеливее. Под его ногами не трясина - лава. В конце концов, учёный больше не сжимается в нервный комок от малейшего его прикосновения. Выглядит так, словно док может расслабиться в присутствии босса. Шляп всячески поощряет это - он хочет знать душу, которая принадлежит ему. А напуганный человек никогда не будет столь же искренен в своих чувствах, как расслабившийся и доверяющий. Один неверный шаг, и жидкое пламя взметнётся вверх, подобно гейзеру, сметая всё на своём пути. Очередное негласное соглашение. Флаг исполняет свою роль жертвы безупречно, и это пламя танцует по краям жертвенного алтаря, не срываясь вниз, не выжигая грешников и святых. Впрочем, в последних никто в особняке не верит. Любовь демона не может душить - она сжигает. И ожоги от него невидимыми пятнами остаются на руках Флага, невидимая копоть покрывает стены лаборатории и кабинета Шляпа. Он страстно ждёт, когда его игрушка сломается и придёт в полную негодность, чтобы можно было своими руками разорвать её хрупкую оболочку, изломать каждую кость; чтобы можно было навсегда сделать его своим и только своим. Но Флаг не ломается. Он улыбается, прикасается без перчаток, кусает губы в своей обычной манере. Флаг не кричит. И его душа такая же тихая, словно онемевшая - болото глушит все звуки. А Шляп не видит, пламя слепит глаза, заставляя двигаться вслепую. Он находит руку Флага на ощупь, сжимает и притягивает к себе. Ухмыляется. Он заполучил свою игрушку без остатка. Лава обступает его со всех сторон, но он не видит; он слишком увлечён иллюзией своего триумфа. Если бы пламя демона выжгло трясину, быть может, он увидел бы проблески хрустального замка. Быть может, он смог бы сделать шаг прочь от лавы, и хрустальный замок распахнул бы перед ним свои двери. Если бы трясина человека залила лаву, быть может, он смог бы подойти к ещё живой, ещё жаждущей душе. Быть может, он смог бы обратить болото в сушу, и темнота приняла бы его с лаской. Быть может, будь между ними чуть меньше лжи и жестокости, они дотянулись бы друг до друга. Но лава кипит, обжигая при любом неосторожном прикосновении, а хрустальный замок навечно погребён в трясине. За чертой заката не оказалось победителя - только двое проигравших.