Научный интерес

Я хочу ненавидеть тебя так же сильно, как люблю.

Чёрный Шляп больше всего хочет, чтобы Флаг посмотрел ему в глаза. Не просто поднял взгляд, затравленно и безнадёжно, а именно посмотрел в глаза - именно тем взглядом, который иногда удавалось поймать в моменты близости, когда Флаг переставал бояться и начинал играть на равных. В сути зла заложено стремление подчинять и властвовать, но сейчас Шляп словно идёт наперекор самому своему существу, не пытаясь выбить из учёного немедленный ответ. На деле злодей интуитивно понимает, что сейчас нельзя проявить жестокость - это будет слишком дорогой ошибкой. Флаг испугается, спрячется за своей многослойной защитой и невыносимой осторожностью; Шляп снова окажется в исходной точке. Как будто кружишь по кольцевой дороге, забыв нужный поворот. Раз за разом поворачиваешь не туда, долго плутаешь и ругаешься на себя и неуклюжий навигатор, сманивший тебя в эту глушь. С грехом пополам выбираешься, раздражённый и готовый порвать эту дорогу на лоскутки. И снова ошибаешься с поворотом. Снова. Снова. Снова. Расходуется топливо, темнеет, и ты не можешь избавиться от чувства, что совсем скоро станет окончательно поздно искать дорогу - даже если ты её найдёшь, ты опоздал. Тебя уже никто не ждёт. И само мироздание ехидно ухмыльнётся тебе в лицо, посоветует быть хорошим мальчиком и ехать домой; и хорошо, если к этому моменту ты разочаруешься в своём глупом путешествии, если к этому моменту твоим единственным желанием будет оказаться в тёплой уютной кровати, за пределами которой будто не существует никакого мира. Но если ты всё ещё хочешь попасть туда, в конец единственного верного поворота, что тогда? Тогда ты, глупец, останешься наедине со своей болью и никому не нужной надеждой, как истинный человек. Но Чёрный Шляп - не человек. Он не намерен допускать таких глупых и дорогих ошибок. Он лишь наблюдает за тем, как у Флага начинают дрожать руки, и весь учёный странно напрягается, будто пытаясь ужаться в размерах, втянуть всё своё тело в клетку из рёбер, будто там он будет в безопасности. Вероятно, если прислушаться, можно уловить перепуганный стук сердца, пульсацию крови - настолько быструю, будто алый нектар пытается сбежать из своего сосуда. Не получится; хозяин особняка не выпустит Флага из своих рук, ни за что. Злодей ещё несколько секунд наблюдает за своей игрушкой, - доку кажется, будто этот взгляд живьём сдирает с него кожу и внимательно изучает внутренности, - после чего поднимается и подходит к огромному окну из насыщенно-алого, цвета артериальной крови, стекла. Он легко может угадать, что происходит за его спиной: Флаг замирает на секунду, не веря своему счастью, выдыхает с облегчением и торопливо садится, глупо кутаясь в собственный халат. Бестолковое, слабое, жалкое существо… Шляп напрягается. Мысленно повторяет фразу. Медленно, вкладываясь в каждое слово, как актёр на премьере своего дебюта. Бестолковое. Слабое. Жалкое. Существо. Он всегда легко произносил эти слова с презрением, омерзением, изливая в них немалую часть гнили своей души, наслаждаясь своим превосходством, унижая несчастного со всей возможной злобой - но сейчас это звучит как затёртая, потерявшая смысл и эмоции фраза. Что-то, что говорят на автомате, не задумываясь, не вкладывая туда ничего личного. Разве Флаг заслужил такое спокойное отношение? Пусть он и имел странную, болезненную власть над сознанием величайшего злодея, пусть он и был любимой игрушкой, пусть он и был гением - он был трусом, жалким и не способным не просто дать отпор, а даже задуматься об этом. Он заслуживал презрения. Он был ничтожеством. Почему же Шляп потерял способность так относиться к своей игрушке? Он оборачивается на шорох. Флаг, едва успевший спуститься с постели, тут же замирает застигнутым врасплох зверьком; его мучитель скалится, находя это то ли забавным, то ли жалким. - Я всё ещё жду ответа, - предупреждение, в котором властность опирается на скрытую угрозу. Тёмная эгоистичная натура хочет сорваться с цепи, загнать жертву в угол и растерзать на множество мелких кровавых кусочков, но хозяин особняка лишь натягивает цепь до предела, заставляя этого бешеного зверя задыхаться взаперти, в двух шагах от желанной добычи. - Вы убьёте меня, если я скажу правду, - тихо отзывается док. Так тихо, что, пожалуй, Чёрный Шляп мог бы и не услышать его, будь в комнате ещё хоть один звук. Но, к большому сожалению учёного, в комнате между репликами царила воистину гробовая тишина. Шляп отвечает не сразу. Ему нужно держать себя в руках. Он должен держать себя в руках. "Во имя Бесконечной Всепоглощающей Тьмы, представь, что ты на важной сделке, держи себя в руках, держи себя в руках, ты не имеешь права сорваться…" - Обещаю, я тебя не трону. - Разве для Вас что-то значат обещания? - Флаг смотрит в пол, сутулый, вцепившийся пальцами в полы своего халата... будто действительно готов умереть. - Простите, сэр, Вам не к лицу честность. "Храбрость смертника? Да неужели, доктор Флаг? Не беси меня…" - А тебе не к лицу желание умереть, - Шляп понимает, что фраза вырывается у него сдавленным ядовитым шипением. Учёный вздрагивает, сжимает кулаки крепче. Молчит, не поднимая взгляда. И от этого молчаливого сопротивления у злодея срывает крышу сильнее, чем если бы Флаг кричал и пытался сбежать. - Хорошо. Если ты хочешь, пусть будет так, - хозяин особняка невольно переходит на рычащие, по-настоящему демонические интонации, полностью позабыв свои относительно благие намерения. В несколько быстрых шагов подходит вплотную к жертве, бесцеремонно хватает пальцами край пакета - бумага тут же рвётся, образуя странную бахрому. Флаг в испуге поднимает голову; вряд ли он успел понять, он скорее почувствовал, что если промедлит, его мучитель просто изорвёт пакет в тонкие полосы. - Так-то лучше, - в оскале нет и тени улыбки, это животная демонстрация зеленоватых клыков, вполне способных перекусить человеческую шею. - Если ты не ответишь, я заставлю тебя желать смерти. Из уст человека эта фраза может прозвучать пустой угрозой, которую не стоит воспринимать всерьёз. Из уст Чёрного Шляпа это было клятвенным обещанием в бесконечном худшем кошмаре и самых изощрённых муках, какие только способен придумать злобный извращённый разум. Флаг чувствует, как противно трясётся всё внутри; на деле лишь дрожат руки и жутковато белеет кожа, но внутри будто запустили миксер, который перемалывает и мешает всё нутро в однородную кашицу отвратительного цвета и трясётся, трясётся, трясётся… - Я Вас ненавижу, - губы не слушаются, и фраза вылетает едва слышным шелестом, словно звуки не нашли в себе смелости прозвучать полно, во весь голос, и предпочли скользнуть прочь неприметными тенями. - Неужели? - ладонь в чёрной, неестественно гладкой перчатке - ни один материал для перчаток не бывает настолько гладким, - скользит по тёплой шее с судорожно дёрнувшимся кадыком. Едва ли мучитель сам осознаёт, что делает; Флаг смотрит в глаз с вытянутым зрачком, подрагивающим от пытающуюся прорваться сквозь него, как сквозь прореху в барьере, бесконечную темноту. Флаг смотрит и пытается найти хоть один след осознанности действий. Ладонь сжимается одним коротким сильным движением, перекрывая кислород, заставляя жалко захрипеть и тут же задержать дыхание от страха и неожиданности. Даже если ему на деле оставлена такая возможность, учёный не может вдохнуть. Но он всё ещё может слышать, и видеть, и держать свои руки крепко сжимающими ткань халата. - Ты действительно ненавидишь меня, Флаг? Прерывистый вдох ответом. Флаг тщетно пытается успокоить дыхание, повторяя про себя, как мантру, что это его единственный способ не задохнуться прямо сейчас. Расслабить горло. Заставить себя вдохнуть. Медленно, спокойно... - Ты меня ненавидишь? Рука сжимается чуть сильнее, и доктор закрывает глаза. Он больше не может смотреть на своего мучителя. - Или, может, ненависть слишком сильное чувство для такого слабака? А, Флаг? - он спрашивает с каким-то ожесточением, будто больше всего на свете боится получить согласие, будто это взорвёт его изнутри и разметает тонким слоем пепла по всему особняку. И в его глазах, в его монокле отражается эта пугающая огненная буря, всепожирающая, оставляющая за собой пустоту. После такого выживают? Наверно, ожоги от такого яростного пламени будут смертельны… "Соберись, Флаг, соберись… Ты же на деле не хочешь умереть тут, задохнувшись от его рук, правда?" Внутри всё горит, но это пламя задыхается от нехватки кислорода вместе с учёным. Невыносимо больно. И непонятно, от чего: от этого взгляда, ощущаемого даже сквозь закрытые веки, от безжалостной, отчаянной хватки на шее или от чего-то внутри, что кипит и бьётся о рёбра огненным салютом. Откуда в человеке может взяться столько огня, чтобы сжечь его… Чтобы сжигать его так медленно и мучительно… "Соберись, Флаг…" - Я задал вопрос. Тебя ничему не учит жизнь, не правда ли? Я не намерен ждать вечно… Отвечай. Ты меня ненавидишь или ты солгал? Если бы в лёгких дока осталось чуть больше воздуха, он бы умолял сейчас замолчать. Заткнуться. Захлопнуть пасть. Как угодно, просто прекратить этот поток голоса, такого медленного, будто каждое слово, которое произнесено, отпечатывается ожогами и порезами внутри Шляпа. Флагу просто невыносимо это слышать. Из уст босса это невыносимо вдвойне. Неожиданно ладонь ослабляет свою хватку, и губ учёного касается чужая холодная кожа. Тихо веет тёплым воздухом, который док жадно глотает, пытаясь за раз набить свои лёгкие драгоценным кислородом так, чтобы нельзя было вдохнуть и миллиграммом больше. Не получается, всё ещё недостаточно воздуха; руки сами собой взлетают с халата, впиваются пальцами в какую-то ткань, притягивают источник кислорода как можно ближе. Флаг ни о чём не думает - недавнее кислородное голодание замечательно способствует этому. Но когда лёгкие расправляются и горло больше ничто не сдавливает, мысли невольно возвращаются в голову. Флаг замирает, не зная, опустить руки или оставить их так, как они есть - захватившими воротник и ткань на плече Чёрного Шляпа. Сам босс, кажется, ничуть не возражает. Он отрывается от шероховатых (вечно обкусанных) губ, облизывается с ухмылкой. - Похоже, честность тут не к лицу не только мне... - мучитель явно доволен, а его жертве остаётся лишь растерянно гадать, чем именно. - Вы не злитесь? - хотя ответ очевиден… - Разве похоже, что я зол? - ухмылка становится чуть шире. - Знаешь, Флаг, я даже готов оставить тебе право на этот маленький секрет. С одним условием, - и вкрадчивость его голоса не сулит ничего хорошего. - Готов спорить, Вы потребуете от меня невозможного, - тихо отзывается док, но рук не опускает. Что-то внутри, до этого момента кипевшее, готовое взорваться, всё же взорвалось и разлилось ровным жаром, вселяя странное спокойствие в нервного человека. Будто он всё же умер, задушенный жестокой ладонью, и теперь воскрес, не боясь ни смерти, ни её носителя. Ложь, конечно. И через пару часов он снова будет вздрагивать от каждого громкого звука, нервно потирая пострадавшее горло, но сейчас его спокойствие жизненно необходимо обоим любовникам. Просто чтобы не сорваться снова. - Нет ничего невозможного, - сложно не поверить, когда это сказано таким уверенным тоном. Это звучит… как обещание. - Тогда что Вы хотите? - Хватит звать меня "сэр", когда мы одни. Флаг удивлённо смотрит на босса. Как ни странно, он совершенно серьёзен. Официальный, желающий перманентно ощущать своё превосходство и уважение других, граничащее с подобострастием, Чёрный Шляп просит не называть его "сэром". Почему-то это пугает. Наверно, потому что ни одна милость из рук зла не оборачивается счастьем. - И это всё? - сложно поверить, что хозяин особняка готов отпустить свою жертву за такую незначительную цену. - А ты хотел бы что-то ещё? - насмехается, но незлобно, насколько это вообще возможно в исполнении злодея. - Не думаю... - В любом случае, когда ты решишь в следующий раз напиться этой бурдой, - Шляп в отвращении демонстрирует кончики зеленоватых клыков, - до потери сознания, можешь просто попросить у меня выходной. - Да, - Флаг едва успевает проглотить “сэр”, помня странное соглашение, - хорошо. Совершенно непонятно, с чего такая милость. Шляп не просто идёт навстречу своей игрушке, он будто действительно начал заботиться о состоянии дока. Глупость. Идиотизм. Безумие… Но всё же самая настоящая реальность. Может, Флаг всё же умер, и всё это сейчас ему мерещится в последние секунды?