Под истрепанный кантри

      – Рассел Кинг Клайд…       Запнулся. Он мог бы назвать и фамилию – коротенькую, в два звука, но тут же задавившую бы авторитетом и многолетней историей щуплого патрульного. Но кичиться своим именем, доставшимся от давно уже покойного, но все еще слишком известного для забвения деда, не входило в привычки угрюмого водилы, застигнутого врасплох полосатой палочкой на подъезде к городу. Он возвращался домой – и ему помешали. Самонадеянный юнец в мешковатой форме, спихнутый на самое незавидное ночное дежурство, трепыхал пальцами поверх карманов и вразвалочку продвигался ближе к приоткрытому окну, куда и адресовал:       – Так и записать – мистер Клайд? – при этом даже не потрудился достать блокнот или придумать шутку поостроумнее: – Ну и где же ваша Бонни?       – В багажнике.       Шуточки на тему крайне претенциозного среднего имени как репей липли еще со средней школы. Желания опускаться до детского сада не было совершенно. Патрульный похлопал глазами, убавляя бахвальство и прибавляя в неуверенности, которая прорвалась с официозом:       – Ваши документы, сэр.       Да, черт возьми, он превысил скорость. На парочку миль в час. Раньше на это закрыли бы глаза – просто потому, что не сумели бы отследить. Но нет, да здравствует двадцать первый век и передовые технологии! Все самое лучшее достается дорожному патрулю. Конечно, им же в основном кормиться со взяток – зарплаты до сих пор катастрофически малы.       – Сэр, ваши документы.       Еще совсем желторотый парнишка. Сам небось гоняет как последний обдолбанный нарик, лишь только снимает униформу, не забывая при этом водружать фуражку на приборную доску – чтобы сразу видели, что свой, даже не в свою смену.       – Сэр, вы превысили. Документы!       Тощая рука, пальцы чуть подрагивают. Смятая морда тусклого лица, застывший взгляд, затерянный в мешках под глазами. И вправду ведь нарик – а в этом городе с такими замашками недалеко до статуса жмурика.       А еще таких лучше не злить.       Таких лучше запугивать.       – Слушай, сынок, – наверняка так ему трындит каждое утро престарелый папашка, пока скрюченными пальцами по привычке расстегивает ремень, чтобы, перемежая мирной проповедью, на прощание хлестнуть непутевого сына по иссыхающемуся хребту, – слушай, сынок. Оставь себе на мороженое, – замызганная зелень под стать замызганному зеленому патрульному.       – Сэр, это взятка.       Значит: «Дебил, этого недостаточно».       Считает, что своим полуразложившимся видом, облаченным в одеяние служителя порядка, может претендовать на особый подход. Что же, мальчишка, ты сам напросился на урок хороших манер. Первое занятие бесплатно.       – Оставь себе на три мороженых и проваливай.       – Сэр, немедленно предъявите документы, вы превысили. А еще запишу попытку подкупа представителя закона!       Масляный отсвет фонаря высокоскоростной трассы отпрыгнул на полустертый бейдж «К. Пайкс». Чертова «с», без нее парнишка мог бы утешаться историями о Звездном Флоте и небезызвестном капитане в дурацкой желтой водолазке. Впрочем, не беда – фантастический недотезка явно не стал бы доить нечаянного нарушителя на сумму, окупающую ларек пресловутого мороженого.       – Не вынуждай меня, парень. Ты прям права отберешь за эти две гребанные мили, что ли?       – По протоколу… – только осознал широту своих полномочий, болван.       – А я не по протоколу. Я по-людски. Я знаю, тебе семью кормить, да? – пусть хоть раз вспомнит о тех, кто на стенку лезет, пока он десятый раз продает на черном рынке единственный на весь дом телевизиор. – Патрульным мало платят, и от моих документов тебе птичка в клювике только неспокойную совесть принесет. Слушай, я тоже возвращаюсь домой. Пятнадцать лет не был дома, вот и превысил. Дело ли – приставать ко мне посреди ночи ради галочки в статистике нарушений.       Черт, слишком сложно. Только половина донеслась до его оттопыренных ушей, поросших серной коркой, и лишь четверть протекла в мозг, разбавленный дурью.       – Вот, угощаю.       Десять баксов – уже вполне солидно. Опытный патрульный сразу бы почуял неладное, да что там – не довел бы до такого, но этот по зелени своей решил, что так умело набил себе цену. Как же. Подрагивающая клешня потянулась внутрь прокуренного и такого родного салона через едва открытое окно, стекло которого с визгом врезалось в запястье полицейского, намертво прищемляя. Теперь визжал уже сам мальчишка.       Дверь нараспашку, каблуки сапог ударились об пыль шоссе. На голове к потным волосам прилипла шляпа – черт возьми, надо же было вырядиться гребанным ковбоем. В Техасе это модно, но в родном городе так одеваются только на карнавал. И навряд ли за пятнадцать лет что-нибудь изменилось.       Вопль дурика враз модулировал в жалобный скулеж, стоило массивной фигуре в дурацкой шляпе восстать из нутра покоцанного форда. Хозяин машины с явным удовольствием втянул застоявшийся влажный воздух кромешной ночи, разбавленной снопами фонарей, словно болотными огоньками. Несчастный «К. Пайкс», чью руку пережало стекло, а горло – подкативший комом ужас, подвывая, таращился на…       – Полуночный ковбой, мать твою…       – Гребанная шляпа, – фыркнул обозначенный, в решительном жесте намереваясь уже снять к чертям пресловутый предмет гардероба, но в последний момент еще больше надвигая его на глаза – черные провалы на теневом лице. Пригладил усы и выстриженную бородку. – Зажигалка есть?       Пайкс затравленно глянул исподлобья, еще раздумывая, отвечать или нет, однако по пятерне, блуждавшей во внутреннем кармане куртки, понял, что вопрос был риторическим. Зажигалковый грабитель тут же воспользовался краденным и принялся методично отравлять выхлопами дешевого табака и без того стонущий смрадом чертовых магнолий воздух.       – Отец колотит? – Пайкс, заглядевшись на рыжую точку сигареты, отмер и дернулся под хриплый смешок. – А ты колотишься, ясно-понятно.       Патрульный скрипнул зубами, отгоняя образ обмочившегося старика в растянутых трениках, но спина, по которой ежедневно проходилась стальная пряжка, предательски заныла. Уйти из дома не мог он по той же причине, по которой сейчас жалко ныл, елозя прищемленной рукой, не в силах рвануть на себя, разбив стекло – папаша называл это «бесхребетностью».       – Понимаю, гертруда за два бакса не отдается, – продолжал озвучивать скорбные мысли офицера Пайкса «ковбой». – И мне по сути нет дела, продашь ты в конце концов папочкин причиндал за шпиганку, или нет, но спонсировать наркоторговлю я лично отказываюсь. Я знаю, как упахиваются ребята в наркоотделе. Более того, пятнадцать лет назад я бы поименно назвал тех молодцов, которые пришли бы арестовывать тебя за умышленное убийство, пока ты растекался бы в собственной блевотине. Но это так, теоретическое, – просвещенный во внутренней кухне полиции незнакомец оборвал свою демагогию на долю секунду раньше, чем глаза бедняги Пайкса окончательно решились выскочить из орбит. Установилось непринужденное молчание, прерываемое громыханием проносящихся мимо фур и шипением асфальта, за время которого сам Пайкс дошел до того, что вспомнил потом и кровью зазубренные молитвы со скамьи католической школы («со скамьи» в буквальном смысле – какой-то остряк вырезал там в незапамятные времена изящный ответ на все семь бед: «Иисусе, мы все умрем. Ты же умер»). Мысль о возможной кончине несколько отрезвила – Пайкс левой рукой неуклюже потянулся к табельному, но сумрачный смешок подтвердил, что грабитель был охоч не только до зажигалок. Тогда Пайкс совсем сник и бухнулся лбом об нагретую крышу форда.       – Ну-ну, – раздался над ухом тихий голос, – не серчай, парень. Давай я задам тебе один вопрос, только один, и мы разойдемся тихо-мирно, идет?       «Извращенец. Гребанный маньяк» – пронеслось в остывающем мозгу констебля Пайкса. – «Иисусе, мы все умрем, мы все умрем».       Пережив эту краткую внутреннюю не борьбу даже – драму, патрульный безнадежно кивнул.       – Окей, – хмыкнуло, поймало нагнетающую паузу. – Ну как, в следующий раз обойдешься двумя баксами?       Что-то настойчиво щекотало мозг, что есть тут подвох, определенно есть, но радость от легкости вопроса и вспухнувшее осознание собственного превосходства – все переросло в пьянящее чувство победы и проорало воплем облегчения:       – Да без вопросов!       И тут же нос протяжно хлюпнул, переживая столкновение с рамой окна.       – Неправильный ответ, констебль Пайкс.       Зажатые чужим кулаком волосы на затылке умоляли прекратить – как и лоб, трижды стукнутый об закачавшийся от столь сильных ударов автомобиль.       – Правильный ответ был бы: «Клянусь, что никогда больше не буду брать взяток, потому что я хороший коп». Понял, Пайкс? Давай вместе: клянусь. Что. Никогда. Больше. Не буду. Брать. Взяток. Потому что. Я. Хороший. Коп.       Каждое слово вдалбливалось в голову. В прямом смысле.       – Ты думаешь, это слишком жестоко, да? – Пайкса отпустило – он съехал на уровень колеса, поливая пробивающийся сквозь асфальт стебелек кровавыми слюнями. – Но вот взял бы ты даже жалкий бакс. Номера же так и не записал, да? Сразу бросился вымогательствовать. Документов так и не дождался, слишком руки чесались. Отвалил бы я тебе сейчас щедро бабла, ты мне зад еще бы целовал, помахал бы ручкой на прощаньице, а в багажнике у меня труп шлюхи, под капотом – масса, а бардачке – гребанная базука. И что? Город тебе этого бы не простил.       Перемалывая нравоучения опухшим языком, Пайкс просипел:       – Базука в бардачок не влазит.       Видимо, психопат в идиотской шляпе оценил присутствие здравого смысла и в награду медвежьей хваткой выпрямил распластавшегося патрульного по струнке, схватил за плечи и заглянул в самую душу:       – Констебль Пайкс. Не срамите службы правопорядка. Записывайте номера. Проверяйте документы. Следите за безопасностью на дорогах. Не потворствуйте коррупции, – в лицо вздохнуло перегаром и тоской: – И любите природу, мать вашу.       На этом Пайкс был отброшен через обочину в придорожную канаву и присыпан осадками сигаретного дыма и вылетевшими из-под рванувших черных шин камушками.       – Ну и как мне, твою ж мать, тебя оформлять?.. – запоздало выругался констебль, твердо зарубивший урок на сломанном носу.       Если бы Пайкс все же удостоился узнать не озвученную из соображений скромности фамилию «ковбоя» с замашками судьи Дредда, то тут же пожалел бы (перед тем как свалиться в счастливый обморок, вызванный осознанием того, что еще легко отделался разукрашенной во все оттенки фиолетового физиономией). Ведь оказалось бы, что он посмел тормознуть на въезде на историческую родину одного из отпрысков семейства Эш – клана влиятельных, эксцентричных, могущественных, разнузданных богачей-сатанистов, полноправных властителей этого города.       Поэтому пусть констебль Пайкс переосмысливает свое бытие торчка на службе закона в переменчивой тиши придорожной канавы автотрассы, пока мистер Рассел Кинг Клайд Эш под истрепанный кантри и свист пятнадцати лет добровольного изгнания возвращается домой.       В Новый Орлеан.