1.
Полураздетая ночь завывает ветрами. Она поет свою грустную песню. То с хрипами, то с воем, то надрывно, как брошенный ребенок. Обезумевший крик сирены, утратившей свою красоту. Голос, до невозможного тихий, срывался на проклятия, от которых не было толку. А слезы все льются, и никогда не будет им конца. Все больше и больше, все холоднее и холоднее. Стучит и гремит, доказывая свою правоту, гремучая змея, жившая лишь в темном воображении. Шипит, извиваясь и скалясь. Сверкает лунными глазами, полными боли, и продолжает кричать. Как скандинавский бог грома, Тор, стучит по своей наковальне, так и гроза не унимается ни на секунду. А заглянув в один из черных домов, ютившийся в самом низу, мы можем увидеть юношу, яростно бьющего стены и самого себя. Он продолжает стискивать руки до пожелтевших костей, и кровь все так же льется по коже, проникая в свежие раны и просачиваясь в одежду. Юноша сжимает челюсти, боясь вымолвить хоть один звук, и вены вздуваются на его шее, как переполненные водою трубы. Ведь минуту назад это он кричал и выл как раненный лев, оставленный прайдом. Это он, а не тихая безмолвная ночь, в ненависти проклинал свое существование, до хрипоты надрывая горло в крике. Нутро скулило от кровоподтеков, скручиваясь в узел. Красные от непрерывных горьких и соленых слез глаза уже успели потускнеть, и луна в их отражении больше не кажется такой живой и дикой. В них бездна, а по ее краям распустился молодой шиповник. Больше не было витиеватых изумрудов и свежего малахита. Нефрит не сквозил в некогда легких движениях. И сочная листва больше не смеялась так весело. Отныне там сумрачный лес, полный кровожадных чудовищ, выискивающих добычу в болотной зелени. Но ничего, кроме трехлистного клевера с красными нитями, там больше не было. Сумрачный лес, в который опасно заглядывать ночью. Обессилев от крика, потеряв достаточно крови, юноша упал на колени, из чистого упрямства продолжая колотить пол. Каждый новый всхлип отзывался скрипучей болью в грудине. Силы совсем его оставили. Юноша завалился на бок, подтягивая ноги к телу, к тому месту, где по преданиям должна жить душа. Слез уже не было. Сухие остатки крошками осели на щеках. И всего три слова, как мантра, не покидающие его уст: это моя вина.2.
Четыре года спустя. Предрассветные лучи забились в окно. Легкая ткань штор предотвратила прямое попадение солнца на жителей комнаты. На одного из них. Другой, понуро опустив голову на сложенные руки, наблюдал за восхождением пламенной звезды. Глаза болели от перебоя сна, и некогда смуглая кожа уже пару лет не меняла нездоровый желтоватый оттенок. Молодой парень вздохнул, прикрывая веки. В мерцающей темноте заплясали странноватые на вид фигурки разных мастей. На другом конце стола, за которым сидел юноша, подал признаки жизни телефон. Экран побелел, и припадок вибрации отрикошетил на поверхность стола. Парень поднял голову. — Отец? — О, Эрен, ты не спишь? Снова бессонница? — А, нет, ничего такого. Просто решил пораньше встать, — без смущения соврал парень, стараясь говорить тише. Его сосед, в отличие от него, спал нормальным крепким сном. Эрен ему даже завидовал, совсем немного. — Эрен, на часах пять утра. Юноша не нашелся, что ответить. Из приоткрытой форточки потянуло рассветом. Лиловые облака быстро перекрашивали свои бока в беловатый оттенок. Тоска назойливо стучала в окно. — Сынок, если тебе опять нездоровится, я могу приехать и… — Не надо, пап! Все хорошо. Иногда случается. Не спится. Но все в порядке, правда, — наглая ложь. Эрен не помнил, когда в последний раз спал больше двух часов. — Важнее то, почему ты не спишь в такое время. На другом конце повисло недолгое молчание. Оба уже знали ответ на этот вопрос. Этот день был все ближе. Он подкрадывался, как леопард, засевший в высокой степной траве. Эрен был хилой и нездоровой зеброй, на которую положил глаз хищник. Ему не уйти. — Я хотел спросить, ты ведь приедешь в эту субботу? — голос отца звучал настолько устало и тихо, что Эрен вновь испытал это чувство. Жгучее и тянущее чувство вины. Я убил ее. — Конечно, приеду. Ведь это... это ее день. — Эрен, это твой день. Просто… Просто я убил ее. — Я знаю. Просто такое случается. Знаю, — поспешно перебил отца парень, не желая бередить старые раны. Им обоим пришлось нелегко, нечего вспоминать это в предрассветный час вторника. — Кхм, ладно. Тогда я прощаюсь. Мне пора на смену. — Так рано? — удивился Эрен, хотя смутно догадывался почему. Плечи отчего-то быстро затекли. — Взял дополнительную смену, чтобы устроить выходной в субботу. Верно. Отец работает по субботам. — Понятно, — Йегер опустил взгляд в пол. — Ну, пока. — Пока, Эрен. Люблю тебя. — И я тебя… Монотонные гудки оборвали соединение. Эрен посмотрел на затухающий телефон в руке. Нестерпимо захотелось швырнуть его в стену. Разговор получился натянутым и нескладным. Он ненавидел, когда подобное происходило между ними. Чем ближе подбиралась та злополучная дата, тем больше они вели себя, словно незнакомые друг с другом люди. Никто не хотел поднимать эту тему. Поэтому стены, что воздвиг Эрен, прятали его не только от всего мира и друзей, но и от отца. — М-м, Эрен? — сиплый голос соседа выплыл из глубины одеяла. Йегер вяло глянул на сожителя, подавляя порыв отшвырнуть телефон, просто отложив его в сторону. Русоволосая макушка с хомячьим гнездом вместо волос показалась на свет. Карие глаза сонно слипались, неспособные сфокусировать на чем бы то ни было взгляд. — Ты… — начал было Жан — так звали соседа Эрена — но тут же переключил внимание на кровать у противоположной стены. Аккуратно застелена. Так же, как и вчера. Как и позавчера, и в остальные дни до этого. — Снова не спал? Кирштайн смотрел укоризненно, настолько, насколько позволяли то и дело слипающиеся веки. — Ждать от человека, страдающего бессонницей, что он уснет — немного противоречивая штука, не находишь? — Эрен сокрушительно покачал головой, совсем теряя остатки сил. Тело будто иссохло. Все время мучила жажда. Не говоря уже о внешнем виде: точно мертвец, сошедший со страниц комиксов. Эрен всеми нервами, вплетенными под кожу, ощущал холодок, сквозивший по шее и затылку. Это была она. Снова явилась. Впрочем, она его и не оставляла. — Тогда почему ты врешь отцу? — Жан почти проснулся, принимая сидячее положение. Щиколотка левой ноги внезапно зачесалась. — Я не… Да все, черт возьми, нормально. Если еще и ты ко мне с этой ерундой пристанешь, я тебе в трусы горчицы подсыплю, — как Эрен не пытался, а придать голосу угрожающую интонацию не получилось. Он буквально чувствовал, что еще чуть-чуть, и он рассыплется, как древесная стружка тысячелетнего древа. Ему срочно необходимо поспать. Предыдущие попытки не приносили результата: либо он просто ворочался до звона будильника, либо бесцельно пялился в потолок, считая трещинки и неровности. Где-то на периферии сознания правил уже другой Эрен, более расслабленный и равнодушный. С каждой новой ночью перебивать его мысли становилось труднее. Эрен уже был готов дезертировать и отдать контроль врагу. — Йегер, мы делим одну комнату больше двух лет, и в последний раз я видел, как ты спал... — Жан наигранно поводил глазами из стороны в сторону, притворяясь, что прикидывает цифры в уме, — никогда! — Я сплю, когда тебя нет, — Эрен мимолетно почувствовал, как холодок перемещается с шеи на щеку. Плохой признак. Из форточки снова потянуло, на этот раз чем-то свежим и ярким. — Это же, интересно, когда? Как только кончаются пары, ты обычно сваливаешь куда-то на весь день и приходишь после полуночи. По вокзалам, что ли, кочуешь? — Жан фыркнул, откидывая одеяло в сторону. Оказывается, его без остановки щекотал жук. Усы цвета дерева елозили по коже туда и обратно. Передние лапки безуспешно пытались зацепиться за волоски на ноге. Для этого жучка Жан оказался непосильным гигантом. Эрен не ответил. Лишь некоторое время буравил недовольным взглядом соседа. После чего последовал тоскливый выдох. Холодок коснулся лба. Шатен дернулся. — Хорошо. Что ты хочешь, чтобы я сделал? — Для начала, — Жан вновь накрылся одеялом, остановив нашествие насекомого, — запишись на прием к врачу. О, минуточку, твой отец доктор! Какая неожиданность! — Кирштайн всплеснул руками, злобно глядя на соседа. Он, может, и казался для непросвещенного человека грубым и жестковатым по отношению к Эрену, но на самом деле, парень просто так скрывал свое беспокойство. Но Эрен, баран упертый, продолжал отнекиваться и не подпускать к себе никого на пушечный выстрел. Это упрямство надоело всем, кто знал Эрена. Поэтому ребята пошли двумя путями: кто-то решил не трогать парня и смириться с защитой, равной трем стенам, а кто-то рванул напрямую, выкидывая из обихода лишние слова и действия. Жан, как и многие другие, ощущал себя маленьким человечком, перед которым поставлена немыслимая задача. Высочайшие бетонные стены, пятидесятиметровые гиганты, возвышающиеся над пустынной равниной. И они — всего лишь люди, карабкающиеся по камешкам вверх. Главное, что вершина, пусть и медленно, но становится к ним ближе. — Твое лицо — это доктор, — пробурчал Йегер, не совсем осознавая, что, в общем, несет. Атмосфера в комнате приобрела странную форму. Йегеру показалось, что вокруг него происходит что-то страшное и невозможное. Даже обонятельная галлюцинация, подкинувшая ему примесь пороха, железа и крови, создала слишком страшный образ в голове. Его стены хотят обрушить. Пора убираться отсюда. — Чего? — Жану показалось, что он ослышался. Но внезапная перемена в лице Эрена озадачила его еще больше. — Говорю, пойду проветрюсь. А то ты своим бурчанием испортил весь воздух в комнате, — шатен резво подскочил, как будто не он секунду назад изнывал от нехватки энергии. Когда дверь за парнем закрылась, Кирштайн еще некоторое время пялился на нее, словно ожидал подвоха. Понять Йегера иногда бывало трудно, а ждать от него логичных и рациональных действий и вовсе смешно! И тут, как говорится, одно из двух: либо он гений, либо слишком тупой. Жан чаще склонялся ко второму варианту, но и первым в каких-то моментах не пренебрегал. По прошествии трех с лишним минут никто так и не объявился. Жан испустил тяжкий вздох и снова лег. Сон больше не шел. 3. На улице было зябко и противно. Солнце лишь недавно поднялось над горизонтом, и как следует еще не прогрело землю. Ночная влажность пока не испарилась, раздражая щеки и нос. Эрен поежился, думая, что лучше бы он остался в двух одеялах в общежитии с упрямым Кирштайном. Все лучше, чем бродить по сонной улице и вдыхать ледяную морось. И зачем ему понадобилось уходить? Сбегать. Страх, преследующий его с рождения. Он не может его выгнать, ведь, как бы горько не было от его присутствия, он всегда напоминает об ограничителях: * чем дальше от людей — тем безопасней для них. * заставить друзей от себя отвернуться. * не думать, что это когда-нибудь кончится. Холод смешался с его собственным холодком, бродившим по спине и плечам. Ободранный бездомный кот пробежал за близ лежащим мусорным баком. Рядом на стене здания болтался баннер «Бросая мусор, не забудь хрюкнуть». Эрен фыркнул. Очень к месту висела эта цветастая чушь с розовощекой мордочкой свиньи. Несмотря на ранний час, нашлись все же люди, такие же ненормальные как Эрен. Сновали вперед-назад по тротуарам. Редкие машины периодически появлялись то тут, то там, изредка виляя на встречную полосу движения. Видимо, водители бессонницей не страдали, и ранняя поездка — вынужденная мера. Над головой шатена потух последний ночной фонарь. За коричневым забором, напоминавшим гнилой абрикос, зашлась визгом противная собачонка. Йегер терпеть их не мог, таких, не ленившихся на скорый подъем, чтобы визжать потом до глубокой ночи. Говорят, какой хозяин, такая и живность. Эрену отчего-то очень не хотелось встречаться с хозяевами этой пищалки. Косо летели вороны над крышами домов. И их молчание ознаменовало начало чего-то ужасного. Пока шатен думал о собаках и их хозяевах, навстречу ему, все ближе и ближе, надвигался огромный пакет из продуктового магазина. Ближе к земле из-под пакета просматривались маленькие ножки в весенних сапожках. Пакет, несмотря на свои габариты и вес, двигался очень быстро, и, конечно же, в последнее время рассеянному и раздражительному Эрену не стоило ни малейшего труда впечататься в него. И ведь это очевидно — у пакетов нет глаз. А у Эрена — мозгов, чтобы контролировать свои глаза и ноги. По тротуару россыпью цветов посыпались продукты. Разношерстные фрукты и овощи, свежеиспеченные булочки с изюмом, пакет литрового молока, пара консервов и одинокая палка колбасы, что выскочила аж на обочину. Поначалу Эрен хотел разозлиться, потирая ушибленный зад, но увидев перед собой испуганные ореховые глаза юной девушки, сразу остыл. Она выглядела как он, тоже кочующая по ночам и проклинающая свою жизнь. Юноша без лишних слов помог девушке-пакету все собрать. Шатен перевел слишком много внимания на продукты, разбросанные повсюду, поэтому пропустил момент, когда холодок задребезжал, точно стеклышко. — Спасибо Вам большое, и извините, я… — девушка нервничала чересчур сильно, то и дело заправляя волосы за ухо и бегая глазами по земле. Русые пряди тотчас возвращались на лицо, и юная особа лишь рвано вздыхала и краснела непонятно от чего. — Все в порядке. Это моя вина. Нужно перестать считать ворон, — Эрен попробовал мило улыбнуться, но улыбка, скорей всего, вышла измученная и изжеванная. Русоволосая этого не заметила, улыбнувшись в ответ. И только в этот момент Йегер ощутил себя не в своей тарелке. Девушка-пакет моргнула пару раз и озадаченно посмотрела на шатена. Она создавала впечатление девушки стеснительной, но в то же время от ее зорких глаз не могли ускользнуть «особенно» важные детали. Неловкость пересилила расшатанные до предела нервы шатена. Он вновь попросил прощения и поспешил уйти отсюда как можно дальше. Холодок на шее неприятно зашевелился, доползая до ушей. Ужасный признак. Не успел Йегер и десяти шагов сделать, как услышал сзади громогласный визг тормозов и глухой удар. Сердце забилось, как израненная птица. Парень почувствовал, как внутренний Эрен, спрятавшийся за стенами, медленно опускает руки и глухо стонет. Эрен туго втянул носом воздух, пережидая дрожь в ногах и колющие спазмы в желудке. Его не вырвет здесь, нет, попросту нечем. Шатен обернулся, сразу же зажав руками рот. Грузовик, перевозивший замороженную рыбу, наехал на тротуар, подмяв под себя девушку, которая ничего не видела из-за этого дерьмового пакета. Она, кажется, и подняться то толком не успела. Хотя теперь сказать наверняка ничего нельзя. Водитель грузовика заснул. Долгая дорога из округа Марии утомит любого закаленного в поездках волка. На боку потертого белого грузовика эмблема марийского порта с форелью. Водитель перевозил гребаную форель. Он уснул. А девушка, в силу своего маленького роста и до черта огромного пакета, не заметила, что грузовик потихоньку набирает скорость, съезжает на обочину, а после переезжает ее саму. Дерьмовый пакет порвался, и теперь фрукты вперемешку с булочками и внутренними органами разбежались по тротуару и дороге. Почему она не услышала приближающийся шум неизвестно. Меньше всего на свете Эрен хотел размышлять о том, что она его как раз-таки услышала. Мимо Эрена, оставляя за собой кровавый след, прокатился апельсин, измазанный в крови. Шатен упал на колени. Слезы, непрошенные свидетели, катились по щекам и скатывались на дрожащие пальцы. Возле него снова прошла смерть. Прошла и забрала с собой невинную душу. Парень будто на себе ощущал эти леденящие пальцы, схватившие девушку за горло и потянувшие в неизвестном направлении. Вниз. Или вверх. Можно ли вообще строить предположения об ангелах и демонах, когда парадом на самом деле командует Смерть? Бог? Идиотизм. Лишь Смерти ведомо, дойдешь ты до конца улицы или нет. Она не костлявая ведьма или скелет. Не черный балахон, в котором черная дыра пустоты и криков. Когда Смерть придет за тобой, у нее будут твои глаза. Вокруг происшествия начали сбиваться в кучки подоспевшие зеваки. Кажется, водитель пришел в себя только сейчас. Короткие возгласы ужаса прокатились по улице. Город стал оживать. Твою мать, только не снова… Желудок продолжали скручивать рвотные позывы. А по дороге все так же вперед катился красный апельсин. 4. Университет — не школа, оправдываться, почему тебя не было на первых двух парах, нет смысла. Ты либо есть, либо тебя нет. На этом все. Йегера забрали в участок полиции и опросили как свидетеля. Парень мало что мог им рассказать. Его голос звучал тускло и тихо. Слова из него вытягивали щипцами. Но, действительно, что он мог им сказать? Он стоял спиной к человеку, с которым говорил секунды назад, в тот момент, когда его размозжило по тротуару. Он видел смерть. Он чувствовал смерть. Он слышал смерть. Но не присутствовал там. Долго его не держали, но первая пара к тому времени уже шла десять минут. Эрен же стоял у входа перед больницей, мутным взглядом осматривая стеклянные двери. Мимо него спешили люди. Или же наоборот, больше не спешили. Шатен терпеть не мог больницы. Там всегда был этот запах. Парень не мог его описать, но зато прекрасно знал, что он делает с людьми. Мольбы и слезы. Равнодушие и смирение. Отчаяние и гнев. Реакция у всех разная. А вот запах по-прежнему один. Постояв еще минуты четыре, зеленоглазый развернулся и пошел прочь от храма врачевания. Эрен успевал еще на две пары, так что день не потрачен впустую. Но, черт подери, утром прямо за его спиной произошла авария со всеми вытекающими последствиями, ему бы по-хорошему запереться в комнате и никому не открывать. Даже Жану. Даже не смотря на то, что он там тоже живет. Йегер старался не вспоминать события минувшего утра, но картинки свежего человеческого мяса и растекающейся багровой лужи вперемешку с белым молоком по асфальту сами вскакивали перед затуманенным взором. Оставалось только, истерически смеясь, пустить пулю себе в глотку. — Эрен, привет, — веселый голос возник из ниоткуда. Шатен озадаченно скосил взгляд вниз перед собой. Армин Арлерт. Его улыбка и добродушный взгляд не подходили под отсутствующее настроение Йегера. — Армин, — только и произнес юноша, после чего продолжил идти вперед, будто ничего и не было. Упорству блондина стоит аплодировать под аккомпанемент бьющихся тарелок. И именно сейчас это было очень не кстати. Эрену еле удавалось держать себя более менее в руках. Почему мир просто не может вручить ему выходной? — Эй, Эрен! Подожди! — блондин помчался следом, догоняя шатена. — Как насчет того, чтобы развеяться после учебы? Соберемся компанией, отдохнем и поболтаем. Ты как? — Нет, спасибо, я занят, — Эрен скорчил кислую мину, надеясь, что это отгонит надоедливого Арлерта подальше. Пожалуйста, уйди, Армин. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал из-за меня. — И чем же ты занят? — не унимался парень, в его глазах плясало неподдельное любопытство. Или поддельное? — Я помогаю миссис Дороти убираться в квартире, — быстро нашелся Эрен, прибавляя шагу. Арлерт не отставал. — Во-первых, кто такая миссис Дороти? Во-вторых, ты ничем не занят, я спрашивал у Жана, — Армин обезоруживающе улыбнулся, вставая перед носом Йегера и преграждая тому путь. — Ах, чертово парнокопытное,— раздосадовано пробубнил себе под нос шатен. Парень смирился, что сегодня ему не уйти от упорства друга выяснить, наконец, в чем дело. Но Йегер был бы не Йегер, если бы не знал пути отхода и лазейки к смене темы.– Ты не думал, что я могу не все ему рассказывать? — Эрен, прекрати. Нет у тебя никаких дел. А миссис Дороти вообще не существует, — Армин скрестил руки на груди и прекратил улыбаться. Так он выглядел, как чертов гений из фильмов. Злой гений. — Ну уж нет. В этом ты не можешь быть уверен, — Эрен качнул головой, устало придерживая равновесие. Еще минута, и он полетит на свидание с полом. — Эрен! Армин впервые на памяти Эрена крикнул на него. Пара студентов скосилось на них. Йегер пребывал в некотором замешательстве, чтобы заметить это. — Что с тобой происходит? Почему ты продолжаешь отгораживаться ото всех? От всех нас, — серьезный взгляд Армина был непреклонен, как заснеженная гора. Эрен подозревал, что рано или поздно кому-то из его школьных друзей надоест эта игра в молчанку, и они потребуют объяснений. Правда, парень думал, что это произойдет раньше, чем наступит конец второго курса. Выдержка у них похвальная. Или же они не так расторопны, как хотелось бы верить. Глупо бежать и прятаться, расставляя острые колья вокруг, если на самом деле в глубине души жаждешь спасения. Человек, вставший на край самой высокой башни и кричащий, что прыгнет, на самом деле не собирается этого делать. Он хочет, чтобы кто-нибудь пришел и сказал ему, что не все еще потеряно. Что шанс еще есть. Он хочет быть спасенным. А вот человек, запершийся в доме и пустивший себе дробь в висок в полном молчании и одиночестве — это тот, кто спасения больше не ждет. Запомните, самоубийца никогда не произнесет вслух своего намерения покончить с собой. Он всегда делает это молча. Все остальное — игра на публику. Ох, Армин, если бы я только мог… — Пожалуйста, Армин… — прошептал Эрен, заранее зная, что это не конец допроса. Сколько бы он не уклонялся от прямого ответа, наступит момент, когда им надоест это. О, как же Эрен желал остаться один и как сильно он этого боялся. Арлерт ничего не ответил, лишь отступил в сторону, пропуская (все еще?) друга вперед. Йегер ушел, а блондин продолжал смотреть ему в спину, как и много раз до этого. 6. — В последнее время в моей жизни слишком много общения. — Да ладно. Чего еще ты хотел, подавая документы на факультет связи с общественностью? — Я хотел, чтобы ты не напоминал мне об этом. Высокий блондин и низкий брюнет на удивление хорошо контрастировали друг с другом. Эрвин Смит — человек, уважающий информацию, а главное, умеющий ее добывать и анализировать, и Леви Аккерман — его не слишком болтливый и скрытный друг, предпочитающий книги, а не людей. Одному только богу известно, как Смит сумел завоевать себе право называться «другом» для одиночки Леви. А Леви, он просто предпочитает тишину. Брюнет находит в ней некое искусство и украшение современного мира. Мира, наполненного бессмысленным шумом и какофонией ярких звуков. Но, как и любому человеку, Аккерману бывает слишком одиноко в своем одиночестве, поэтому один хороший друг лишним не будет. Пока Смит в подробностях жаловался на жизнь будущего рекламщика, мимо Леви, чуть не срываясь на бег, пролетел какой-то высокий худощавый паренек. Задел его плечом. Брюнет хотел возмутиться и окликнуть студента, но каштановая макушка уже была далеко, точно так же врезаясь в других людей. Леви прикусил нижнюю губу изнутри. На секунду ему стало прохладней, чем обычно.