Раб на воле

      Озираться по сторонам не было практически никакого смысла, но все же я не злоупотреблял относительной безопасностью и настороженно поглядывал то за один закоулок, то за другой. А вечно подозрительный эльф подле меня – и подавно, даже у себя в поместье ревностно всматривался в любые тени и источники шорохов, как параноик. Вряд ли это лишнее, впрочем, ведь мраморный парапет Верхнего города уже позади, черненые ворота так же с глухим уханьем сомкнули створки за нашими спинами, и вот, собственно, мы в Нижнем городе, ночью, ко всему прочему. Я уже далеко не первый год в Киркволле и знаю, что быть здесь в это время опасно, но покой в этом гадюшнике я в свое время завоевал лично, когда без стука вломился в компании Варрика и его драгоценного арбалета Бьянки в явочную квартиру к местной шайке и перерезал всех до последнего. Это было еще три года тому назад, но даже теперь разбойники и разнокалиберные работорговцы думают дважды-трижды, прежде чем открыто выйти и попытаться порезвиться даже в какой-нибудь Клоаке, не то что на поверхности Нижнего города. Знали: найду и закопаю.       Сегодня у меня не было настроения находить и закапывать разбойников или разнокалиберных работорговцев, иль какую иную дрянь. Я бросил быстрый взгляд вправо. Фенрис. Вечно непроницаемое лицо, совершенно безразличный взгляд, губы, которые не улыбаются, глаза, которые не смеются. Сегодня он был еще более ожесточен, чем всегда, потому я не торопился заводить с ним беседы. Я не просто так вырвал его сегодня из его поместья, в безлунную ночь, и потащил в обиталище кислого пива, блевотины и прочей непотребщины – трактир «Висельник». Вообще, сказать по правде, я пошел в это место по его собственной милости, но и повод ведь был соответствующий.       Не отрывая от него косого взгляда, я тихо спросил:       - Уверен, что ты этого хочешь?       Тот даже не поднял на меня глаз.       - Ты знаешь ответ.       - А если это ловушка?       Эльф помолчал.       - Тем лучше, - жестко звякнул его голос.       Я вздохнул.       Сегодня в «Висельнике» - самом отвратительном месте Нижнего города Киркволла – Фенриса ждет встреча с его сестрой. Сестрой, которую он не помнил, но знал очень давно. С единственным осколком давным-давно утраченной памяти, выжженной из него растреклятыми татуировками лириума.       Я молчал, больше не глядя на него. Молчал, хотя сказать хотелось многое, но и совершенно нечего в то же время.       «Три года, - подумалось мне. – Целых три. А я все помню. Каждый изгиб. Каждый вздох, каждый его стон. Каждое его слово. Да, особенно эти три, последние – «Мне надо идти». Интересно… помнит ли он?».       Я быстро оборвал свои мысли, нахмурив брови. О том ли я думаю? Совсем не о том. Я дернул вниз тугой ремень, перехватывающий через мои плечи ножны за спиной, проверил пузырьки в кожаных кармашках, развешенных по поясу. В пузырьках булькали зелья на случай уж совсем непредвиденных обстоятельств. Встреча с сестрой настойчиво предвещала засаду или что-то вроде засады. На такой случай я и был здесь. С ним. Даже спустя три года я не мог оставить его, подвергнуть опасности, заставлять рисковать собой. Да, в трактире безвылазно существуют Изабелла и Варрик, они быстро угомонят любую ловушку, буде она иметь там место. Однако, сжав зубы и преодолевая сон, я упрямо плелся за эльфом, стараясь не слишком отставать. Я не мог предать его в час, когда он нуждался во мне. Именно во мне. Он попросил прийти и помочь ему именно меня, а не своих приятелей по "алмазному ромбу".       Мы тихонько шлепали по сухому и жесткому песчанику рынка. Уже за углом, я знал, «Висельник». Из-за грубо выдолбленной халупы на шесть этажей через дорогу от нас из темноты вынырнуло нечто огромное, предположительно, человекоподобное, подвешенное за ноги вниз головой в аккурат над входом в таверну. Я поморщился. Меньше самого заведения мне нравилось только чучело, давшее, по всей видимости, ему наименование.       Уже на пороге, когда я схватился за гнилую ручку двери, Фенрис положил мне ладонь на плечо. Я быстро скользнул по эльфу взглядом. Выглядел он ровно так же, как и всегда. Лишь губы, я заметил, были чуть покусанными. Я невольно даже остановил на них взгляд, но украдкой, чтобы тот не заметил. И на запястье, что я замечал и раньше, у него был завязан повязкой моток красной ткани. Как и раньше, я был совершенно без понятия, что бы это могло значить. Тевинтерская традиция? Эльфийская? Я не спрашивал. Был уверен, что тот не ответит. Да и любопытство Варрика на этот счет он так же не удовлетворил.       Голос его вдруг посвежел. Такой же густой и бархатистый, чуть грубоватый. Как и три года назад.       - А ты сам уверен? Ты не обязан этого делать, Хоук. И там Варрик…       - И Изабелла, знаю. И еще пара завсегдатаев. Но именно я и обязан это сделать. – Я нашел в себе силы легонько улыбнуться ему в глаза. - Да и как я могу отказать тебе, Фенрис. Ведь это очень важно для тебя.       Искусанные губы эльфа сжались ниткой, он поспешно отвернулся, но плеча не отпустил. Я с интересом ждал его слов, но он так ничего и не сказал. Только кивнул копной белых волос и сам отворил двери. Этот кивок означал «Спасибо». А его кивок – гораздо больше, чем «Спасибо».       Завсегдатаев в этот день было совсем немного. В такой час таверна большей частью просто пустовала, несколько совершенно невменяемых господ и госпожей валялись в соответствующем состоянии вдоль измазанных сажей стен и под столами. Было светло, но жарко, копотно. Воняло, как и сказано, тошнотворно дешёвым элем и кислым пивом. Трактирщика нигде не было видно. Изабеллу тоже. Я тихонько цыкнул в раздражении. «Наверняка, опять напилась или бьет морду кому-нибудь на заднем дворе. Надеюсь, хотя бы Варрик тут».       А за одним из столов, явственно выделяясь на фоне всей прочих прелестей культурного заведения, строго и смирно сидела, нервно перебирая грубоватыми пальчиками, эльфийка. Чистая лицом, одетая в дешевое, сильно замытое платье, она мало чем отличалась от жителя Клоаки или того же эльфинажа. Я, чуть щурясь, глядел на нее. Мне она показалась совершенно некрасивой для эльфийки и не имеющей абсолютно ничего общего со своим братом. Разве что глаза - два печальных тёмных изумруда, были как у Фенриса. Удивительно красивые зеленые глаза на поразительно некрасивом лице, отмеченном двумя короткими полосами стародавних шрамов на лбу и около губ.       Эльф быстро растерял всю бдительность и собранность, только увидел её. Он удивленно вскинул темные брови и застыл, как вкопанный. Она подняла на него печальный взгляд и проговорила так, словно бы ей каждое слово давалось с невероятным трудом:       - Ты все-таки пришел.       Я продолжал быть настороже всю эту немую сцену, пока Фенрис судорожно вспоминал, пока прошлое медленно втекало в его память сквозь впитавшийся в кожу лириум. Он тихо произнес севшим голосом, так и оставшись стоять на полпути к ней, совершенно забыв, что так или иначе стоит подойти поближе:       - Варанья? Я... вспоминаю твоё лицо. Как мы с тобой играли во дворе поместья магистра, пока мать была занята работой. - Он тряхнул головой и я увидел через его растрепанную белую челку, что лицо его совершенно растеряно и эльф слабо понимает, что еще есть в этом помещении, помимо его самого и его сестры. - Ты звала меня...       Некрасивое лицо Вараньи чуть просветлело, чуть преобразилось от слабой улыбки.       - Лето. Это твое настоящее имя.       Фенрис то сжимал, то разжимал кулаки, то судорожно ходил жевалками, но не отрывал глаз от лица своей сестры, впитывая каждую деталь и каждое мгновение, чтобы, не дай Андрасте, не забыть больше никогда.       - Я помню. – Глухо шептал эльф. – Я помню всё.       В глазах Вараньи стояли слёзы. Она порывисто встала из-за стола, но не бросилась к брату. Лишь сжала ладони у губ и тихонько заплакала. Я потянулся к рукояти меча. Все, как и думал.       - Прости меня, Лето...       - В чем дело?       Эльф еще не до конца понимал, что происходит, когда за его спиной раздалось до омерзения знакомое:       - Фенрис!       Вжикнул и хмуро блеснул клинок в моей руке. Тело само собой приняло стойку: грозную и весьма воинственную, насколько позволяло пространство между столиками. Лишь Фенрис даже не думал доставать оружие. Он замер, как вкопанный, как замороженный. Этот голос он узнает где и когда угодно.       Поскрипывая деревянными ступеньками лестницы, укутанный дорогими шелками мантии с меховой оторочкой, к нам спускался немолодой тевинтерский магистр: короткие седые волосы над седыми бакенбардами, мерзкое, самое мерзкое, чванливое и самоуверенное лицо которое я только видел. И это лицо отвратительно улыбалось кривой улыбкой сухих, старческих губ. Черные, совершенно нечеловеческие глаза впивались то в меня, то в Фенриса, прожигая последнего насквозь, в самую душу, или глубже, много глубже.       - Наконец-то, вот и мой ручной волчонок, - надменно прозвучал голос магистра, подстать его виду – мерзейший и самоувереннейший. – У тебя, я вижу, появился новый хозяин. Защитник Крикволла! Солидно.       Лавина ненависти мурашками прошлась по моей спине, затмила рассудок. После рассказов Фенриса, всех мучений, что перенес эльф по вине этого Данариуса, после кошмарных и незаживающих ран, лириумных татуировок и много чего еще, на что хватило извращенности магистра, я ненавидел его всей душой, и изо всех сил желал выпотрошить тевинтерца немедленно, едва увижу. Я взревел, сверкнув глазами и уже делая шаг к разгону для смертоносного удара.       - Довольно! Фенрис – свободный эльф!       Данариус захохотал и обратился уже к своему бывшему рабу:       - Будет тебе, Фенрис. Все кончено. Пора возвращаться к хозяину. Сейчас же!       Я ждал какого угодно ответа на это, ждал, когда эльф кинется на него, и ждал только момента, чтобы наброситься на Данариуса вослед за ним, чтобы дать другу возможность первым выместить всю свою злобу на бывшем хозяине. Я не сводил с магистра уверенного, боевого взгляда, когда вдруг услышал голос Фенриса. Безжизненный, совершенно мертвый и сухой. Такой, каким он никогда не был:       - Да, хозяин. Как прикажете.       Я не верил ушам. Медленно повернул голову к нему и увидел, что тот неторопливыми шагами направляется к магистру, даже не думая касаться оружия. Он шел сдаваться: беспрекословно и безоговорочно. И чудовищная, поистине звероподобная ненависть вскипела во мне в этот момент. Я, не думая ни мгновения, перехватил меч и рванулся вперед, перемахнув через стол, напрямик к отвратительной роже тевинтерца. Он уже был у меня в руках, еще миг, и я бы услышал, как под острием клинка рвется дорогущая мантия, разрывается плоть, хрустят ломаются ребра и льется кровь, о как бы я хотел это слышать! но не услышал. Меч со звоном остановился совсем неподалеку от груди Данариуса. Остановила его в косом блоке черненая сталь меча Милосердия Фенриса.       - Что ты делаешь?! – закричал я, не веря уже не только ушам, но и глазам, и уже вообще всему происходящему. На меня в упор смотрели рыбьи, пустые глаза эльфа. Он отбросил меня крутым ударом плашмя, развернулся и встал в стойку. Спиной к Данариусу. Волчонок защищал своего хозяина.       - Убей его, немедленно! – заскрежетал зубами магистр. – Убей, и покончим с этим!       Пустые глаза вдруг заколебались. Губы лихорадочно сжались, эльф часто дышал и, как мне казалось, совершенно не соображал что делает. Я не двигался с места. Я не смел поднять оружие на Фенриса, будь он хоть трижды безумен! Я просто не мог этого сделать!       - Что ты смотришь на него, исполняй мой приказ! – сорвался на крик голос магистра. – Или ты забыл чей ты!..       «Раб». Вероятно, он сказал бы именно это слово, но не сказал, не закончив фразы, а лишь захлебнувшись воздухом и содрогнувшись всем телом. Где-то глухо пискнула Варанья, а на пол что-то закапало, что было отчетливо слышно в наступившей тишине. Фенрис медленно обернулся и замер, застыв с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами. В горле у магистра Данариуса, пропущенный через затылок и основание черепа застрял арбалетный болт. Тихо зашелестела мантия, и с глухим стуком бездыханное тело прокатилось по лестнице и упало к ногам эльфа, а на том месте где только что был Данариус был их драгоценный гном. Варрик не улыбался, не хвалил и не оглаживал так и сяк свой драгоценный арбалет. Он спустился в абсолютном молчании, чинно переступив через труп магистра хмуро даже для гнома взглянув на эльфа и на меня.       - Фенрис? – голос, необыкновенно суровый и жесткий, принадлежал Варрику. – Это что сейчас был за фортель?       Я молчал.       Эльф быстро моргал, часто дышал и то и дело хватал себя за голову. Пустые глаза обрели осмысленность, а меч давно выпал из его рук. Он отошел от трупа бывшего хозяина и облокотился на стену, пытаясь что-то сказать, но у него ровным счетом ничего не выходило. Он лишь отчаянно смотрел на меня, словно бы пытаясь найти оправдание, но никак не находя его.       Я молчал. И тихо умирал изнутри.       Голос Фенриса зазвучал так тихо, что его никто, кроме меня и не услышал. Ни Варанья, ни Варрик, ни спрятавшийся за прилавком трактирщик:       - Прости меня, Хоук.       - Как разберешься в себе – дай мне знать.       Я развернулся на каблуках и, убрав меч за спину, зашагал вон из этого отвратительного кабака. Хлопнула хлипкая дверь. В ушах зашумел тихий ветер. А Фенрис остался там, медленно скатившись по стенке на пол и, безвольно таращась на труп убитого магистра, истово искал себе оправдания. Но их снова не было. Не было их раньше, не было и сейчас.