Шерлок Холмс и дамы. Исследование в мире канона. А также обзор фанфиков и викторианских реалий.

История о сокровищах Агры — достаточно длинная. А вот анализ ее в данной статье большим не получится, из-за сюжетной особенности. Почти обо всех делах Холмса и его отношениях с клиентами мы знаем из рассказов доктора Уотсона. Но история с индийскими драгоценностями «биографом сыщика» воспринимается, как никогда лично. Потому что в ее героиню доктор влюбляется почти с первого взгляда. И его чувства, искренние и светлые, все же причиняют Уотсону боль. Он не надеется на счастливый исход возникшей любви. Поэтому мисс Морстен мы видим целиком глазами доктора. Он ее опекает, поддерживает, защищает, любуется. И почти никак не характеризует поведение друга в отношении Мэри. Уотсону не до того… Хотя на описании дедуктивного метода Холмса это никак не отражается. Но нас-то интересуют дамы! Перед визитом девушки у обитателей квартиры на Бейкер-стрит произошел очень неровный разговор. Уотсон в очередной раз попытался отговорить друга от наркотиков. А Холмс слишком уж удачно проанализировал состояние часов доктора, невольно напомнив Уотсону о его семейной трагедии. Так что к приходу клиентки оба героя в несколько вздрюченном состоянии. Но если Уотсон быстро приходит в себя, очарованный Мэри, то Холмс, напротив, видимо, сильно переживает собственные нетактичные замечания. И держится особенно сухо. Или — выглядит таковым в глазах Уотсона. Итак, кого же видят друзья? «Мисс Морстен вошла в комнату легким, уверенным шагом, держась спокойно и непринужденно. Это была совсем молодая девушка, блондинка, хрупкая, изящная, одетая с безупречным вкусом и в безупречно чистых перчатках. Но в ее одежде была заметна та скромность, если не простота, которая наводит на мысль о стесненных обстоятельствах. Лицо ее было бледно, а черты не отличались правильностью, но зато выражение этого лица было милое и располагающее, а большие синие глаза светились одухотворенностью и добротой». Сильная симпатия, зародившаяся в душе доктора в этот миг, заставила его позабыть о неприятном разговоре с Холмсом. Но сыщик-то беседу помнит, и, как покажет конец этой главы, ему действительно не до красоты пришедшей клиентки. Холмс вынужден «проглотить» недовольство собственным поведением, держать себя в руках, ибо не время. А кроме того, грядет интересное дело! Все вкупе воспринимается Уотсоном, как резкость и чуть ли не грубость по отношению к поразившей его девушке: «Холмс потер руки, и глаза у него заблестели. Он подался вперед на своем кресле, его резко очерченные, ястребиные черты приняли выражение самого напряженного внимания. — Изложите ваше дело, — сказал он сухим, деловым тоном. Я почувствовал себя неловко и, поднимаясь со стула, сказал: — С вашего позволения, я покину вас?» Однако сама мисс Морстен просит доктора остаться. Так что он тоже узнает ее историю. Мэри родилась в Индии, в семье офицера. Рано осталась без матери, и ее, маленькую, отец отправил в Англию, в пансион. Там девушка и воспитывалась до семнадцати лет. Затем получила телеграмму от отца: он приехал и ждет дочь. Но на встречу так и не явился. Куда исчез — до сей поры неизвестно. Это было десять лет назад. А спустя четыре года мисс Морстен стали приходить странные посылки — коробочки с очень ценными жемчужинами. Но без каких бы то ни было пояснений. И вот недавно она получила письмо, в котором говорилось о допущенной несправедливости. Девушке предлагалось прийти с двумя друзьями в условленное место, чтобы дело было исправлено. Мэри принесла с собой и письмо, и жемчуг, и даже листы оберточной бумаги, в которые были завернуты посылки. Холмсу уже есть, что анализировать, и он искренне хвалит посетительницу: «— Вы идеальный клиент. У вас хорошая интуиция…» Холмс предлагает Мэри себя и Уотсона в качестве тех самых друзей, которые могут сопроводить ее на встречу к неизвестным доброжелателям. Мисс Морстен соглашается и уходит. Уотсон провожает ее взглядом из окна, а затем обращается к сыщику: «— Какая очаровательная девушка! — воскликнул я, повернувшись к моему другу. Холмс опять разжег свою трубку и, прикрыв глаза, откинулся на спинку кресла. — Очаровательная? — переспросил он апатично. — Я не заметил». Вот каждый раз не могу отделаться от ощущения, что сыщик доктора слегка «троллит». Разыгрывает. Вредничает. Мол, это вы растеклись шоколадной лужицей, а я — бац! — весь такой циничный и железобетонный. Как будто. Уотсон на подобные шутки всегда реагирует всерьез. И составляет не самое объективное мнение о друге: «— Нет, Холмс, вы не человек, вы арифмометр! — воскликнул я. — Вы иногда просто поражаете меня! Холмс мягко улыбнулся». Если уж на то пошло, красоту мисс Вайолет Смит Холмс прекрасно заметил. И внешности Ирэн Адлер должное отдал. Так что никакой он не арифмометр. Это просто «дружеский подкол» и дух противоречия. А кроме того, сыщик отметил в мисс Морстен наличие хорошей интуиции. Думаю, это можно счесть куда более ценным комплиментом. Чем дальше в лес, тем милее Уотсон становится Мэри и тем хуже у доктора на душе. Выясняется, что девушка может стать одной из самых богатых невест Англии, если будут найдены сокровища. Понятно, что благородный Уотсон не хочет обременять ее «простым армейским хирургом с простреленной ногой». Что думает об этом аспекте дела Холмс, история умалчивает. Потому что главный историк в перерывах между расследованиями и погонями целиком уплывает в несчастливые, но приятные мысли о Мэри. Думаю, Холмс все прекрасно видит и понимает, еще с первого визита мисс Морстен. И не делает никаких попыток как-то настроить друга против девушки или брака, как такового. Один только раз сыщик произносит знаменитую фразу о доверии: «Располагайте собой как хотите, а я останусь здесь, на посту. — Тогда я съезжу в Камберуэлл, навещу миссис Сесил Форрестер. Она просила меня вчера зайти. — Миссис Сесил Форрестер? — переспросил Холмс, и в его глазах блеснула искорка смеха. — И мисс Морстен тоже, само собой разумеется. Им так хотелось, чтобы я пришел и рассказал, что будет дальше! — Я бы не стал им рассказывать всего. Женщинам никогда нельзя доверять полностью, даже лучшим из них». Опять — троллинг. Мало кто из нас лишал себя удовольствия поддеть влюбленного друга подобным образом. А настоящий женоненавистник знал бы, как по-настоящему отравить другу «нежные чувства». Мы же видим только легкую насмешку. А что касается доверия к женщинам — не Холмс ли доверил Вайолет Хантер серьезный и важный кусок расследования? Не он ли положился на Энни Гаррисон, сделав ее сторожем важной комнаты? Спойлеры. Что же, рассказывать всю повесть я не стану. Приключений и поворотов там много. Скажу для тех, кто забыл или не читал — Мэри Морстен была в шаге от огромного наследства. Но — сокровища пропали, причем навсегда. Однако на протяжении всего расследования девушка проявляла к этому возможному богатству полное равнодушие, беспокоясь о других вещах. И сцена объяснения Уотсона с Мэри построена именно на радости от испарившегося богатства: «— Сокровище пропало, — спокойно заметила мисс Морстен. … Вздохнув свободно, я только сейчас понял, какой тяжестью лежал у меня на сердце этот клад. Это было низко, это было эгоистично, но я знал, видел, чувствовал только одно — золотого барьера, стоявшего между нами, не стало. — Слава Богу! — воскликнул я от всего сердца. Она удивленно посмотрела на меня и улыбнулась. — Почему вы так говорите? — спросила она. — Потому что вы опять стали досягаемы для меня, — ответил я, беря ее руку. Она не отняла ее. — Потому что я люблю вас, Мэри, люблю, как никто никогда на свете не любил! Потому что эти сокровища, эти несметные богатства наложили печать на мои уста. Но теперь их нет, и я могу сказать вам смело, что я люблю вас. И я еще раз повторяю: „Слава Богу“. — Тогда и я скажу: „Слава Богу“, — прошептала она, и я привлек ее к себе. Может, кто и потерял какие-то там сокровища, но я в эту ночь стал самым богатым человеком на земле». На протяжении повести мы видели Мэри глазами любящего ее человека. Но нельзя было с ним не согласиться, что девушка умна, очень добра и отзывчива, абсолютно бескорыстна и смела. Бедняга доктор, конечно, заслужил такое счастье. И Холмс, огорченный тем, что друг уже не будет находиться рядом постоянно, все же не может не признать достоинств невесты. Вот оно — мнение сыщика о Мэри Морстен: «— Вам не нравится мой выбор? — спросил я, слегка уязвленный. — Нравится. Должен сказать, что мисс Морстен — очаровательная девушка и могла бы быть настоящим помощником в наших делах. У нее, бесспорно, есть для этого данные. Вы обратили внимание, что она в первый же день привезла нам из всех бумаг отца не что иное, как план Агрской крепости». Пускай гипотетически, но увидеть даму в роли помощницы в расследованиях — поверьте, это сильно сказано. А ведь даже вежливость не требовала такого замечания. Можно было согласиться: да, мисс Морстен красивая, добрая, умная, вы будете счастливы и т.д. Но Холмс дает ей высшую оценку — она могла бы участвовать в наших делах. И это в те времена, когда женщина-следователь была явлением из области фантастики. Ради справедливости — в полиции уже были служащие дамы, но они не расследовали дела. Печатались художественные произведения о женщинах-детективах. Но от реальности все это было крайне далеко. Далее, сыщик обозначает свое мнение о «сердечной» стороне жизни: «Но любовь — вещь эмоциональная, и, будучи таковой, она противоположна чистому и холодному разуму. А разум я, как известно, ставлю превыше всего. Что касается меня, то я никогда не женюсь, чтобы не потерять ясности рассудка». Опять же — кто из нас не клялся, по разным поводам: «Да чтобы я! Да никогда, и ни за что!» Уотсон может начать глубоко симпатизировать кому-то на эмоциональном уровне. У Холмса в этом плане все спокойнее — уважение и другие чувства возникают спустя время, подкрепленные разумом. По такому пути любовь тоже прекрасно ходит, только дорога получается длиннее. Зато — надежнее. Да и эмоциями наш сыщик не обделен. Поэтому в холодные механизмы его записывать я решительно отказываюсь. Кстати, в Мэри Морстен не ошибся ни Холмс, ни Уотсон. Супруга доктора мелькает в нескольких рассказах. И все подтверждает ее необыкновенную доброту и чуткость. «Люди, попавшие в беду, спешат к моей жене, как птицы к маяку» — это фраза Уотсона из рассказа «Человек с рассеченной губой». Мэри никогда не препятствовала продолжению дружбы мужа и Холмса, хотя участие в расследованиях и могли повлечь за собой серьезные опасности для доктора. Но миссис Уотсон явно не относилась к породе хлопотливых истеричек. Поэтому брак Джона и Мэри был очень счастливым. К сожалению, недолгим. Когда Холмс воскресает после Рейхенбаха, он застает друга уже вдовцом. Что случилось с Мэри — не уточняется. Большинство исследователей считают, что-либо это была чахотка, либо — неудачные роды. Две, действительно, серьезные опасности викторианской эпохи. В повести «Знак четырех» появилась девушка, вставшая между друзьями. Та, из-за которой привычное житье-бытье квартиры на Бейкер-стрит оказалось сломано. Женившись, Уотсон уже не мог здесь оставаться и завел свой дом. Шерлок Холмс видит симпатию друга, понимает, к чему она может привести. И никак не пытается это предотвратить. С самого начала сыщик определяет мисс Морстен как девушку умную и предусмотрительную. В конце расследования, уже услышав о свадьбе, признает, что Мэри была бы хорошим помощником в детективных делах. Несмотря на горечь от разлуки, Холмс одобряет выбор друга. И — не ошибается. Ох, не так обычно реагируют мизогинисты на непрошеных дам, вторгающихся в мужскую дружбу… Заметки на полях. Экранизации и фанфики. Я опять вынуждена сделать кощунственное признание по поводу нашей экранизации Масленникова. К части под названием «Сокровища Агры» у меня две претензии: — Начальный разговор Холмса и Ватсона, где последний читает сыщику мораль по поводу любви. Слова о механизме, и мешающим ему пылинкам доктор произносит менторским тоном прямо в глаза Холмсу. Получается, что именно Ватсон чуть ли не запрещает другу влюбляться. Для меня это никак не вяжется ни с каноном, ни с доктором, ни с уважением к личному пространству. Я понимаю, что серию делали так, чтобы переплести две истории любви — Холмса с Ирэн и Ватсона с Мэри. Идея интересная, но реализована чудовищно. Сюда же — все мои непонятки по поводу линии Ирэн/Холмс, уже высказанные в соответствующей главе. — Имя же главной претензии — Екатерина Зинченко, игравшая Мэри Морстен. Я не знаю, в чем тут дело. Но вместо умной, смелой, самостоятельной молодой женщины я вижу жеманное, фальшивое создание, которое изображает «девочку-ромашку». Вроде бы формально она соответствует описанию — светловолосая, большеглазая, вся такая милая и чуть беспомощная… Но я ей не верю. Манеры, тон голоса — словно ловит бедолагу-доктора на известные женские ухищрения: «Ах, я такая вся принцесса в беде!» Так что все хорошо, кроме начальной сцены, и увы, мисс Морстен. В книге я ее очень люблю, и искренне радуюсь за Уотсона. В фильме — стискиваю зубы всякий раз, как Мэри возникает в кадре. И чуть не плачу от обиды на то, что Марию Соломину уже сняли в роли Элен Стоунер, — а то была бы чудесная мисс Морстен. А вот с гранадовской серий «Знак четырех» все ровно наоборот. Меня напрягает Холмс в изображении Бретта, меня не сильно трогает Уотсон. Но какая там восхитительная Мэри! Сердце и глаза радуются. Уже не очень юная — ей же около 27 по книге, но, действительно, привлекательная. И чисто внешне, и — тем душевным теплом и светом, которые так поразили доктора в повести. Она сдержанная, сильная, но чуткая и нежная. Увы, режиссеры поступили жестоко. Доктор Уотсон так и не произносит нужных слов, хотя их с Мэри явно тянет друг к другу. Но — оставшаяся без сокровищ мисс Морстен возвращается на свою службу гувернантки. А Уотсон — в комнату на Бейкер-стрит. Что касается фанфиков, в них Мэри Морстен-Уотсон довольно частое явление. К счастью, авторы обычно воспринимают героиню позитивно, не изображая змеей подколодной и разлучницей. Ну, а ее ранняя смерть на руках любящего мужа дарит широкие возможности для сильнейшего агнста. Многие, пишущие о молодом поколении, делают матерью детей Уотсона именно Мэри. Что весьма справедливо и оправдано. Кроме того, канон позволяет легко удалить ее из сюжета, ибо ясно же сказано — умерла. А вот наличие детей сэр Артур не отрицал! Во «Времени камней» я этим и сама воспользовалась. Придумала доктору сына Джима, конечно, от Мэри. Ее уход из жизни стал обоснованием особой теплоты в отношениях Ватсона и Джима. Насколько я знаю, пока никому не пришло в голову каким-то образом соединить Мэри Морстен с Холмсом. Шаг определенно смелый и дающий крайне трагедийные осложнения, но я бы им точно воспользоваться не смогла. Птичку жалко… Всех птичек… Кстати, многие исследователи Шерлокианы сходятся на том, что Уотсон где-то в самом начале 20 века женился второй раз. Мне эта версия нравится, как нравится и та героиня, которую ему прочат в невесты. Но к этой теме я вернусь в соответствующей (возможно, не следующей) главе. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ