Полуночное радио

Блейн яростно облизывает пересохшие губы и потирает виски. Уже почти час ночи, ему к девяти на пары, а приходить в НЙАДИ невыспавшимся – все равно, что сразу подписать себе смертный приговор. Но он недоволен собственным заданием, поэтому, наплевав на усталость, он прочищает горло и начинает заново. Ему жизненно необходимо доказать хотя бы самому себе, что номер получается достойный. А все из-за долбанного Курта Хаммела. Хаммела, который в своих драных джинсах, футболках с провокационными надписями и бесконечных солнечных очках всех форм и размеров, похожий то ли на донельзя модного хипстера, то ли на типичного нью-йорского бездомного, умудрился поступить в середине семестра и затмить всех на курсе. Затмить Блейна. Академия драмы как растревоженный палкой улей жужжала по углам об этом парне. Все знали, что он прослушивался до этого, кто-то говорил, что Кармен не приняла его, так как посчитала недостаточно серьезным, кто-то рассказывал о его проблемах с наркотиками, кто-то говорил, что ему отказали из-за отсутствия нужной отдачи во время первого прослушивания, и прочее, прочее, прочее. Блейн понятия не имел, что из этого правда, а что ложь. Он просто видел, как Курт поет «Being Alive» на зимнем смотре, и у него сердце забилось где-то в трахее испуганной птицей, а слезы сами выступили на глазах. Уже в этот момент Блейн ввязался в соревнование, которое оказался не в состоянии выиграть. На фоне остальных студентов НЙАДИ в их прилизанной одежде Курт выглядит как пришелец с другой планеты. У него то и дело мелькают разноцветные прядки в волосах, периодически появляются проколы в ушах или где-нибудь на лице, выбритые виски или татуировка на задней стороне шеи. Хоть устав ничего из перечисленного не запрещает, Блейн был уверен, что Кармен Тибидо за такое своенравие выкинет тебя быстрее, чем ты произнесешь «Бродвей», но Курту все сходит с рук, потому что он лидирует практически во всех дисциплинах. Все было бы не так страшно, если бы дело ограничивалось только запоминающейся внешностью Курта. Каждый раз, когда Андерсон слушает его, ему кажется, что он воспламеняется изнутри дикой смесью восторга и ярости. Восторга – потому что голос Курта звучит как чистое наслаждение в первозданном виде; ярости – потому что Блейн уверен, что он уступает Хаммелу во всем. Его жутко бесит, что пока он сам ночами не спит, совершенствуясь, подгоняя себя вперед мыслями о Курте, Хаммел обгоняет его, даже не участвуя в гонке. Андерсон даже не уверен, что он знает, как его зовут. Курт почти ни с кем не общается, держится особняком и лишь иногда перекидывается парой слов со светловолосым старшекурсником Кроуфордом. Он тоже не нравится Блейну. Просто иррационально не нравится. Все выступления Курта – это маленький триумф, ступенька к чему-то великому. Даже когда он не поет, все равно – его эссе всегда наполнены глубокими суждениями, все презентации будто выполнены дорогущим рекламным агентством, каждый реферат подготовлен так основательно, как будто он планирует получить за него какую-то научную премию… Блейн скрипит зубами. Курт на порядок лучше и на голову выше. Но самое обидное – то, что его тело реагирует на Курта наихудшим из всех способов реакции на соперника. Каждый раз, когда Хаммел в своих до неприличия – буквально – обтягивающих лосинах задирает свои бесконечно длинные ноги на станок в балетном классе, Блейн давится слюной и ненавидит себя за то, что становится не в состоянии отвести взгляд. Он с невозможным скрежетом признает тот факт, что внешне Курт – долбанное совершенство, с его фарфоровой кожей, изящными, будто выточенными мускулами и соблазнительно растрепанными каштановыми волосами. Хаммел весь невероятно соблазнительный, с ног до головы, и Блейну сложно концентрироваться на отточенных до автоматизма движениях, когда ему так хочется припасть губами к пульсирующей венке на его плече. А еще он понимает, что никогда не будет выглядеть так сексуально после полуторачасовой тренировки. Курт и здесь делает его, не напрягаясь. В Блейне клокочат зависть и ненависть, щедро приправленные похотью. Спичку поднеси – и рванет. Мисс Джулай же будто не замечает ангела, спустившегося в ее танцевальный зал прямо с небес, и издевается над Хаммелом даже больше, чем над остальными студентами, не гнушаясь применять свою тяжелую трость. В такие моменты гормоны застилают здравый смысл, и вместо того, чтобы радоваться поражению соперника, Блейн едва сдерживается от крика – она что, слепая? Она не видит, что у Курта все выходит лучше всех остальных неповоротливых животных? Сам же Хаммел реагирует как всегда – глубоко выдыхает на очередной выпад в свою сторону и продолжает работать. Снова и снова отрабатывает мудреные па, не отвлекаясь ни на что происходящее вокруг, и когда кажется, что лучше это движение уже сделать просто невозможно, Курт вдруг невесомо вытворяет что-то просто превосходящее человеческий разум. Кассандра хмыкает себе под нос и отходит к другим студентам. Раздражение в груди Блейна затихает, уступая место прежней черной зависти. * Когда им говорят, что их итоговая оценка будет зависеть от выполнения нового задания, Блейн весь обращается в слух. Курс разбивают на пары для подготовки дуэтов, и Блейн просто открывает и закрывает рот, когда преподаватель объявляет «Курт Хаммел в паре с Блейном Андерсоном». Он как-то отстраненно думает, что нужно подойти и представиться, но Курт оборачивается – он всегда сидит за первым столом – и дружелюбно машет ему рукой. Хаммел сам ловит его после занятия – как всегда в вычурном свитшоте с заклепками и надписью «Rape me», бледный и немного усмехающийся. – Ну что, Андерсон, где будем готовиться? – Я бы предложил свою квартиру, но я живу с другом, а он не выдержит всего этого, мне кажется, – Курт понимающе кивает: – Тогда давай у меня. Я живу один, – он достает из сумки листок бумаги и пишет адрес, а потом протягивает Блейну с улыбкой: – Завтра в пять. Не опаздывай. Курт живет в Бушвике, а его подъезд выглядит как кадр из фильма «На игле» или чего-то подобного. Блейн останавливается перед нужной дверью, когда его взгляд цепляется на надпись напротив, и у него вырывается нервный смешок. «Искусство лучше мастурбации». – Что стоишь? – раздается сзади голос, который Блейн бы узнал и в коме, наверное. Он резко оборачивается, натыкаясь взглядом на облокотившегося плечом на дверной косяк Хаммела, который, как всегда, немного насмешливо улыбается одним уголком губ. На нем узкие джинсы и свободная розовая футболка. – Нравится? – он кивком головы указывает на надпись на стене. – М, да? – скорее спрашивает, чем отвечает Блейн. – Твоих рук дело? – Конечно, мой же дом, – Курт немного сторонится и шире открывает дверь, – предпочитаю сублимировать энергию в творчество, а не распыляться на все остальное. Зайдешь? Блейн хмыкает, проходя внутрь, ожидая увидеть что угодно – от голых стен с одиноким матрасом посреди комнаты до наркопритона – но его брови непроизвольно ползут вверх при виде просторного светлого лофта со множеством милых безделушек и всяких фотографий на стенах. – Мои школьные друзья, – объясняет спокойным тоном Курт, помогая Блейну снять пальто и аккуратно вешая его в шкаф. – И семья, конечно. Блейну очень хочется рассмотреть все поближе, но он одергивает себя, идя вслед за Куртом. Сначала все идет хорошо. Курт подготовил заранее список песен, обширный, с подробным описанием плюсов и минусов каждого пункта, и они просто обсуждают возможные варианты. А потом они начинают спорить из-за какой-то ерунды. Блейн подсознательно понимает, что он неправ, но уступать Хаммелу не намерен из чистого принципа. Курта тоже надолго не хватает, и он начинает медленно, но верно закипать. У Блейна все горит внутри, он не может разобрать, где начинается одно чувство и заканчивается другое. Курт сидит перед ним, нахмурив брови, и Блейн чувствует прежнюю злость, но сейчас это все кажется неважным, потому что поцеловать раздраженного и такого домашнего Курта хочется гораздо сильнее, чем ругаться с ним. – Ради Бога, Андерсон, сам послушай, что говоришь, тебе гель кислород перекрывает? – закатывает глаза Хаммел на очередное возражение Блейна. Тот раздраженно выпаливает: – Все лучше, чем расхаживать по академии в таком виде, что издалека можно принять за шлюху с трассы! Свою ошибку Андерсон осознает сразу, бледнея и пугаясь собственных слов, которые прозвучали неожиданно ядовито и зло, хоть он и пытался просто слегка подколоть Хаммела. Курт отшатывается от него, изменившись в лице. – Курт… – Пошел вон, Блейн, – спокойно говорит Хаммел, поднимаясь на ноги. – Курт… – Дверь за тобой, – Курт уходит в другую часть лофта, не оборачиваясь. – Курт, прости, я не… – Выйди из квартиры, Блейн. – Курт обхватывает себя руками, глядя в окно. Блейн обессиленно выдыхает и выходит наружу, чуть не забыв свое пальто. Он несколько минут бесцельно стоит на лестничной площадке, вперившись взглядом в розовую надпись на стене и готовый волком выть от осознания собственной тупости. * Двери аудитории широко открыты, чтобы всем находящимся внутри было чем дышать. Добрая половина факультета сидит на всех поверхностях вокруг, зарывшись в листы с текстами, нотами и идеями для выступлений. Блейн тоже сидит здесь. Один. Наедине со своим ноутбуком, устроившись за столом рядом с выходом и пытаясь сосредоточиться на задании, а не на воспоминаниях о его вчерашнем фиаско. – А как там ваш номер с Хаммелом? – будто назло его мыслям спрашивает один из однокурсников. Остальные тут же поворачиваются в их сторону с написанным на лицах любопытством. Театралы, конечно. – Эм, нормально… Работаем, – бормочет Блейн, стараясь не вспоминать искаженное лицо Курта. – Не повезло тебе, – говорит другой парень, чьего имени Блейн никак не может вспомнить, а первый подхватывает: – Ага, быть в паре с этим недоумком Хаммелом. У него же явно не все дома, – по окружающей их толпе проносятся смешки. – А ведет себя так, будто умеет делать хоть что-то! – Простите, что? – в голосе Блейна, видимо, сквозит какой-то недобрый оттенок, поэтому парень примирительно вскидывает руки: – Все знают, что ты никогда не был о нем высокого мнения, Андерсон. – Э, нет. Я никогда не ставил под сомнение что Курт – самый одаренный человек в этом гадюшнике, – все вокруг замолкают и смотрят на Блейна, у которого пересыхает в горле, но он продолжает говорить спокойно и немного угрожающе. – И уж точно лучше кучки недоделанных студентов, которые считают себя такими звездами, что вместо того, чтобы готовиться к сложному заданию, тратят свое время на перемывание чужих костей. Тишина вокруг становится ощутимо давящей. Одногруппник смотрит на него враждебно: – Решил заступиться за этого психа, раз он сам не может это сделать?.. – Я думаю, Курт слишком занят учебой, чтобы обращать внимание на таких недомерков, как вы. – Блейн ощущает разгоревшееся в груди пламя. Это не то чувство, что вызывал в нем Курт. Он уже вообще не уверен, что его можно было назвать злостью, а вот то, что в нем вызывают сейчас эти мерзкие прихвостни – это точно ярость в чистом виде. – А может вы с ним спите, Андерсон? – ехидно спрашивает какая-то девушка со слишком большими губами. – Допустим, что так, – Блейн улыбается нехорошей улыбкой и сам не понимает, откуда в нем столько дерзости. Но перед глазами стоит лицо Курта со слегка приподнятым уголком губ, и Блейна распирает изнутри, как воздушный шар. – Поэтому я бы не советовал впредь отзываться о Курте в подобном ключе. Для вашего же блага. – Ох, а что же тогда произойдет? – спрашивает первый парень. – А ты попробуй, тогда и посмотрим, – он более чем сомневается в том, насколько угрожающе звучат его слова, но он ловит взглядом этот момент, когда у собеседника немного кривится лица, и он, пытаясь сохранить гордость, фыркает напоследок и отворачивается. Остальные следуют его примеру. Блейн тяжело выдыхает и встает со своего места со страстным желанием оказаться от всех этих людей как можно дальше. – Я не очень понял, что это сейчас было, но спасибо, – раздается высокий голос сразу за тяжелыми дверьми, и Андерсон подпрыгивает на месте. За его спиной стоит прислонившийся к стене Курт, и Блейн внезапно ощущает, каким неповоротливым и тяжелым стал собственный язык. – Я… Э-э-э-эм-м-м, я… – Если это был твой способ принести свои извинения еще раз, то они приняты, – выпаливает Курт, опустив взгляд. Его щеки пылают румянцем, и Блейн осознает, что абсолютно против собственной воли улыбается так, что скулы сводит. Курт стоит перед ним, спрятав ладони в карманы джинсов, и его лицо горит беспредельным смущением. – Все, что ты сказал… Это было очень приятно. – Курт слегка улыбается, все еще покрасневший, и у Блейна дыхание замирает. – Ты и в правду лучше всех на нашем факультете, – пожимает плечами Блейн, не чувствуя от осознания этого факта привычной горечи. Курт вскидывает брови: – Кроме тебя. – Что? – Ты со стороны себя слышал, Андерсон? – Курт немного наклоняет голову вперед, будто это большой секрет. – Ты звучишь просто невероятно. И пашешь так, как всем этим придуркам и не снилось. Я поэтому и попросил нас поставить в пару для этого идиотского дуэта, – Курт снова немного краснеет в конце фразы, и эта его новая черта умиляет Блейна просто до невозможности. – Попросил? – переспрашивает Блейн, хлопая глазами. – Чудес не бывает, Андерсон, – на лице Курта появляется чудесная полуулыбка. – Если ты чего-то хочешь, нужно не на судьбу полагаться, а действовать. – Можно тебя поцеловать? – вырывается у Блейна, и он тут же проклинает про себя свой идиотский длинный язык всеми известными ему способами. – Прости. Прости, я придурок, я не должен был это спрашивать, я не хочу снова… – Можно, – перебивает его Курт. И просто стоит, улыбаясь несмело, и смотрит прямо в глаза. У Блейна комок в горле, пальцы на руках колет миллионом иголок, но он делает шаг вперед, целуя самого невероятного парня, которого он только встречал в своей жизни. Курт ластится к нему, как котенок, поглаживая мягкими движениями спину, у Блейна кружится голова, и он может поклясться, что такого с ним не было, наверное, никогда. – Ты и в этом лучше меня, – шепчет Блейн, отстраняясь и прижимаясь своим лбом ко лбу Курта и поглаживая его скулу большим пальцем. Курт отвечает, с придыханием: – Я бы поспорил.