Полуночное радио

Курт садится на бортик ванной, зажимая рот рукой и безостановочно мотая головой из стороны в сторону, как будто это может изменить хоть что-то. Третий по счету тест на беременность отправляется в мусорное ведро к остальным. Курт вертит телефон в ледяных пальцах, раздумывая, что ему делать теперь. Он виноват во всем сам. Как всегда. Сбрызнув лицо водой, он идет в комнату и заваливается на диван, продолжая сжимать в руке телефон. В голове роятся мириады мыслей: нужно как-то сказать отцу. Рейчел умрет. В СМИ сто процентов узнают. Твиттер взорвется. Господи, что носить-то? А на какой неделе начинает тошнить? А может его не будет тошнить? О боги, он же будет весить центнер. Мальчик или девочка? А если двойня? Как рассказать на студии? Что по этому поводу сказано в договоре? Нужно ли рассказывать… «Так, стоп», – Хаммел ловит за хвост самую неприятную мысль и останавливается. Он все-таки находит в телефонной книге номер и нажимает «вызов». Куинн приезжает через двадцать минут с экстренной бутылкой мартини – Курт не может найти достойного оправдания, как ей удается так потрясающе выглядеть в любое время дня и ночи. – Мне не наливай, – глубоко вздыхая, произносит он, принимая вертикальное положение на диване, пока Куинн молча достает бокалы из бара. – Это еще почему? – хмурится Фабрей, забираясь с ногами в кресло напротив него. – Я жду ребенка, – стонет Курт, закрывая лицо диванной подушкой. – Курт!.. – пораженно выдыхает Куинн, залпом осушая только что налитый бокал. Потом она быстрым движением наполняет его снова, и снова выпивает до дна. – От кого? – Сама-то как думаешь? – Курта почти не слышно из-за подушки. – От Блейна, конечно, черт бы его побрал! – Курт! – грозно начинает Фабрей, но тут же сбавляет обороты, – вы про контрацепцию слышали вообще? – Да когда у нас с ним на это было время? – саркастично спрашивает Курт, переворачиваясь на живот и упираясь щекой в шершавую ткань дивана. – Скажешь ему?.. – Я не зна-а-аю, Кью, я вообще понятия не имею, что мне делать! Куинн скептически смотрит на бокал в своей руке и ставит его на пол, обхватывая обеими руками открытую бутылку. Курт Хаммел переехал из Огайо в Лос-Анджелес несколько лет назад, когда его взял под свое крыло начинающий продюсер Блейн Андерсон. Он поставил все на его успех, и проект «Курт Хаммел» не просто выстрелил – он стал сенсацией мирового масштаба, что принесло славу не только самому Курту, но и открывшему его миру лейблу во главе с Андерсоном. Курт считает, что влюбился в Блейна в тот же момент, как увидел его. Может, даже чуть-чуть раньше – когда за его спиной на Национальных соревнованиях раздался бархатный голос, спросивший, не желает ли мистер Хаммел попробовать свои силы в музыкальном бизнесе. Конечно же, Курт желал, еще как желал. Блейн полностью изменил его жизнь. Он получил все, о чем мечтал – популярность, признание, он утер нос всем, кто не верил в его успех, занимался любимым делом и получал за это бешенные деньги. Но теперь он мечтал о Блейне, который оставался к нему абсолютно холоден. До тех пор, пока на праздновании дня рождения Хаммела в его особняке они оба не выпили слишком много и не оказались в одной комнате без свидетелей. Курт так и не смог вспомнить, кто первым рванул вперед, прижимаясь к губам напротив жестким поцелуем, но в результате они проснулись вместе в спутанных грязных простынях. Точнее, Курт сделал вид, что спит, а Блейн очень-очень быстро собрал свои вещи и свалил. Весь тот день Курт провел наедине с мороженым и фильмами Колина Ферта, а потом пришел в офис, как ни в чем ни бывало сверкая улыбкой во все тридцать два зуба и даже не упоминая о случившемся. С тех пор это стало происходить с определенной регулярностью. Курт тщательно делал вид, что это выходит абсолютно случайно, каждый раз исчезая из постели под утро или позволяя исчезнуть Блейну. Где-то через месяц после их первого раза Курт стал создавать видимость активной сексуальной жизни, ускользая с вечеринок с различными завидными голливудскими холостяками под аккомпанемент вспышек фотоаппаратов папарацци. Завидные голливудские холостяки же в силу стремления поддерживать образ мачо, к ногам которых падают все красавчики вокруг, никогда не распространялись, что Курт всегда вызывал такси и уезжал домой, стоило им только покинуть людное место. У Блейна же за это время сменилось два постоянных парня (обоих Курт тихо ненавидел), которые, впрочем, ни капли не мешали им с Хаммелом срывать друг с друга одежду во всех уголках звукозаписывающей студии, обоих их домов и разных концертных залов. И каждый раз Курт, глядя в зеркало на засосы, которые Блейн щедро рассыпал по его фарфоровой коже, врал себе, что это все ничего не значит и вообще временно. Ага. Доигрался. – Понимаешь, – Курт снова садится, опираясь на свои худые коленки, – я понятия не имею, как он отреагирует. Вообще не представляю. Но я… За то время, что мне понадобится, обо мне все забудут. Ты знаешь этот бизнес. Это ад. Куинн делает глоток из бутылки: – Ты… думал об аборте? Курт испуганно обнимает свой живот руками, как будто слова Куинн могут как-то изменить его состояние, и испуганно мотает головой: – Нет, я… Никогда! Это же мой ребенок. Это же ребенок Блейна… Нет, нет, ни за что!.. – Да поняла я, не пугайся так, – Куинн задумчиво мотает бутылкой в воздухе, проверяя на свету, сколько в ней осталось. – А когда ты с ним увидишься? Курт со стоном падает лицом на диван: – Слишком скоро. * Курт спешно собирается и вызывает такси, потому что он уже опаздывает на саундчек. У лейбла в этом месяце юбилей, и готовятся к нему масштабно – куча оборудования, денег, рабочих, большой зал. Блейн командует происходящим, и после того, как Курт заканчивает с выступлением, он робко подходит к нему: – Блейн, нужно поговорить, – Андерсон кивает одному из помощников и спускается со сцены к Курту. – Да? – Это… Это очень важно. Мы могли бы… не здесь? – Курт озирается по сторонам, и Блейн, сощурив глаза, идет за ним на самые верхние пустые трибуны, где их никто не сможет услышать. – Что случилось, Курт? – спрашивает Блейн, опираясь поясницей на перила. Курт садится напротив него на одно из сидений и выпаливает: – Мне придется уйти. – Откуда уйти? – приподнимает брови Андерсон. – Из компании. Отовсюду, – Блейн впивается пальцами в перила, изучая лицо Курта в надежде, что он неудачно пошутил. Но тот лишь стыдливо прячет от него взгляд, стараясь незаметно восстановить дыхание. – Почему, Курт? Объясни мне, может, мы найдем способ все исправить?– в тоне Блейна можно уловить легкие нотки паники. – Нет, Блейн, – Курт ниже опускает голову, – я точно ухожу. – Курт, пожалуйста, давай мы все обсудим. Не торопись с решениями. Что-то наверняка можно придумать. Блейн не кричит, не угрожает, не повторяет о том, что Курт обязан успехом ему. Ведь это Блейн. Он просто смотрит. Не обиженно, а так, словно каждое слово Курта причиняет ему физическую боль. – Я не убегаю куда-то где условия лучше, и не прикрываюсь творческим кризисом, чтобы получить какой-то профит, – сбивчиво бормочет Хаммел, сжимая и разжимая взмокшие ладони. – Прости, пожалуйста, я просто должен. – Курт, – в голосе Блейна сквозит напряжение, – ты попал в какие-то неприятности? – Это личное, Блейн. – Настолько, что ты даже мне сказать не можешь? Курт задерживает дыхание на мгновение. Он ведь все равно узнает. – У меня будет ребёнок. Курт ждет какого-то восклицания, но в ответ не доносится ни звука. Блейн, кажется, даже дышать перестает на мгновение. Курт кусает губы, жмурится, боится выдать себя. – Ты… ты знаешь, кто отец? – высоким голосом спрашивает Блейн. Курт кивает. – И что ты планируешь делать? – Эм… рожать? Воспитывать его? – неловко заламывает пальцы Курт. – Или ее. – Курт, это очень, очень тяжело, – голос Блейна слегка дрожит, – воспитывать ребенка в одиночестве. Тебе всего двадцать один год… – Блейн, это мой ребенок, и я не избавлюсь от него и не брошу, – жестко говорит Курт. – Я знаю… Нет, я… Я не имел этого в виду. Курт, послушай, – Блейн садится прямо на пол напротив Хаммела и, помедлив, бережно кладет свои руки на сложенные на коленях ладони парня. – Я понимаю, что это прозвучит странно, но… я… в общем… господи, да почему это так сложно-то! Курт. Я знаю, что для признаний более неудачного времени и придумать нельзя, но черт возьми, я… Если ты… дашь мне шанс… я просто хочу помочь тебе. Черт, я имею в виду, что я хотел бы, чтобы ты доверился мне, потому что я влюблен в тебя так давно и так сильно, и я никогда не причиню тебе боль, я смогу защитить тебя от всего. И я знаю, нельзя заставить себя чувствовать что-то к другому человеку, но я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты был счастлив. Просто… дай мне шанс? Я не один из ярких мужчин, которые тебя окружают, но… Курт перестал плакать после того, как закончил школу. То есть он мог прослезиться на грустном моменте в романтичном фильме, но он уже очень давно не плакал так – когда слезы ручьями стекают по лицу, а ты не можешь их остановить, как ни стараешься. – Курт, ну прости, – Блейн ерошит свои волосы пальцами, ослабляет узел галстука и гладит Курта по коленкам. – Я сморозил чушь, я понял, ты этого не хочешь, я больше ни слова не скажу! Просто скажи мне, что сделать, и я все сделаю. Хочешь, я проучу этого ублюдка? Если проблема в нем? Или дело в твоей карьере? Поверь, я позабочусь об этом, твое возвращение будет громче, чем у Адель! Курт, милый, только не плачь!.. – Это твой ребенок, Блейн, – Курт хлюпает носом и вытирает слезы рукавом. Блейн, видимо, теряет способность дышать вот уже второй раз за вечер. – Кто? Чей? – Андерсон сейчас становится похож на сову, часто моргая и округлив глаза до невозможности. – Повтори, пожалуйста, что ты сказал? – Твой ребенок. У меня ребенок от тебя, – Курт инстинктивно сжимает футболку на животе, смаргивает слезы. – У меня внутри твой сын или твоя дочь, Блейн. Ты будешь папой. – Но… Как… – Блейн переводит взгляд с лица Курта на его плоский живот, как будто ждет, что малыш появится прямо сейчас. – У меня давным-давно не было никого, кроме тебя. Только ты, – Курт облизывает соленые губы, – всегда только ты. Они не сливаются в страстном поцелуе; Блейн наклоняется вперед, обнимая Курта что есть сил, тянет его на себя, прижимается губами к скуле, дышит часто-часто. – Блейн, – шепчет Курт, чувствуя влагу на своих щеках, – ты плачешь, что ли? – Ты самый лучший, – дрогнувшим голосом говорит Блейн, скользя руками вдоль ребер к животу, забираясь ладонями под футболку и мягко поглаживая нежную кожу. – Самый-самый. Самый нежный, – он целует Курта в уголок губ, – самый красивый, – целует прикрытые веки, – самый. Курт понимает, что в глазах снова собираются слезы. Блейн отстраняется: – Родной, подожди секундочку. Э-э-э-э-эй!! – сложив руки рупором, кричит Блейн вниз, заставляя работников сцены и музыкантов вздрогнуть и повернуться на его голос. – Я скоро стану папой!! – Психопат, ты что творишь? – смеется Хаммел, становясь рядом и прижимаясь к теплому боку, пока ошарашенные люди внизу начинают аплодировать и свистеть. – Люблю тебя, – Блейн обнимает его снова и зарывается лицом в изгибе плеча. – Я тебя тоже, так сильно, Боже. – Хочу троих. – Попридержи коней, ковбой, – смеется Курт, оставляя поцелуй в растрепанных волосах. – Давай с первым разберемся для начала. – Надо всем рассказать… – Таблоиды с ума сойдут, – счастливо шепчет Курт. – Пусть подавятся, – мурлычет Андерсон, вдыхая запах молочной кожи. * – А вот и… О Боже мой!! – только было зашедшая в комнату Куинн спешно делает два шага назад и отворачивается. – Да что за наказание! – Стучать надо! – шипит Курт, как можно быстрее застегивая рубашку. Блейн в два прыжка прячется за раздвижной ширмой, пытаясь отыскать все детали своего гардероба. – Вас дочь уже пятнадцать минут ищет – куда папочки делись с ее праздника! Четыре года уже ребенку, а вы все не угомонитесь! – сердито произносит Куинн, с опаской отнимая от лица ладони, которыми она закрывала глаза. – Мне всего двадцать пять, спасибо, что напомнила. Ты ее крестная – вот и займись своими прямыми обязанностями! – отрезает Курт, поворачиваясь к зеркалу. Куинн фыркает и глаза ее сверкают хитрым огоньком. – Курт, а что это у тебя в челке? – она подходит ближе и заботливо поправляет выбившуюся прядь. – Седой волос, что ли? – Что?! – Курт в панике начинает ворошить свою прическу, – где? Блейн! Ты слышал?! Блейн!! – Фабрей, – с чувством произносит Блейн, выглядывая из-за ширмы, – я тебя прикончу.