Стальная дева

*** На этом мосту не было никаких модифицированных уродов, как в Коридоре Должников, и Эйн думал — там только ловушки. Но когда девчонка с Леннером пересекли половину моста, осторожно и тщательно следя по сторонам, появились армейские модули. Стандартные юниты системы безопасности, какие были и у герианцев, и у землян — отличались в основном дизайном, даже в мощности не сильно. Для бойца с игольником — ничего особенного. Но если бы девчонка пришла одна, только с ножом… Эйн снова посмотрел на Мару. Ты знала, что она договориться с Леннером? Что тот достанет игольник? Что их не убьет обоих из-за случайности, из-за глупой ошибки? И сам себе ответил: не могла она знать. Слишком много неопределенного, слишком много опасностей. — Если бы она умерла случайно? — спросил Эйн. Немного ненавидел себя за этот вопрос. — Девчонка-выбраковка, она ведь совсем мелкая еще. Что угодно может ее убить. Не только Леннер. Любая из ловушек. — В этом и смысл, Габриэль. Испытание может тебя убить. Армейских модулей было три — они зависли в воздухе у дальнего конца моста, не нападали, пока Леннер и девчонка не приблизились. Леннер сказал ей что-то — видимо, что нужно беречь заряды, потому что он не стрелял. Похоже, не сомневался, что вдвоем они справятся с модулями сами. Мелкая герианка напала первой — бросилась вперед зигзагами, увернулась от первого заряда, и перекатилась уходя от второго. Леннер ринулся следом, проскочил вперед — модули переключались с одной цели на другую. Это позволяло подобраться ближе. На расстояние удара. Леннер схватил ближайший юнит, швырнул во второй, сбивая в сторону, заряд — на камерах было не разобрать, боевой ли заряд, или парализующий — ушел в воздух. До последнего модуля добралась девчонка, воткнула нож под защитную пластину, туда, где у армейских юнитов располагалась управляющая плата, и туда, где армированный корпус уязвим. Эйн думал, мелкой герианке не хватит сил пробить модуль — ошибся. Нож вошел до середины лезвия. Может, она просто была сильнее, чем казалась, или же на адреналине получилось. Когда Мара проходила Испытание, с ней не было Леннера, она справлялась сама. — У тебя тоже был только нож? — спросил Эйн. — У меня был учебный кнут, Габриэль, — спокойно отозвалась она. — Выбраковка не может его использовать, он активируется с помощью личного терминала и уникального кода. — Думаешь, девчонка справилась бы с тремя модулями одна? Мара повернулась к нему всем телом: — Она не одна. И на Испытании никто не думает, выживет герианка или нет. Мы просто смотрим: кто выживет. Ты веришь, что это правильно. Для тебя все жертвы того стоят. — Ты смотришь на Герию свысока, Габриэль, — добавила Мара. — Видишь в нас только уродливые стороны. Ты так уверен, что твое представление самое правильное, единственно возможное. Ждешь, что мы станем как люди. Но мы многого добились, то, чего нельзя получить иначе. Для тебя наши достижения ничего не стоят. Но это нам решать, и мы готовы платить. До встречи с ней, Эйн бы сказал: у вас и нет ничего кроме уродства. И ни одно их достижение не стоило жертв. Он на их месте не смог бы платить такую цену. Не стал бы. Но в том-то и было дело. Он не был на их месте. — Не только, — тихо признал Эйн. — На Герии есть не только уродство. В конце концов, Герия создала тебя. Мара напряглась на мгновение, застыла, и не ответила, но он и не ждал. Просто признал то, что давно следовало. Герианцы были другими. Превосходили в одном, уступали в другом. И так же, как у них не было права переделывать Землю, у Эйна не было права менять их. — Чтобы ни случилось дальше, — пообещал он, — я не вмешаюсь. Это твое шоу. Чем бы все ни закончилось, я просто буду рядом. Мара бросила на него быстрый взгляд — что-то было в ее глазах, отчаянное, больное. Что она никогда не показала бы чужаку. — Ты только не умирай, — попросил Эйн. — Это не приказ. Это просьба. Пожалуйста, не умирай. Она помолчала и ничего не ответила. *** Леннер и девчонка… срабатывались. Эйн видел такое раньше, даже в собственном отряде — как бойцы начинали действовать, будто единый организм, компенсировали слабости друг друга. Но он никогда не видел, чтобы это происходило так быстро. Мара смотрела, и не удивлялась. Ждала именно этого. — Остался последний этап, — сказала она. Перед Леннером и девчонкой оставался длинный коридор. Вроде бы пустой. И в конце него… камера повернулась, продемонстрировала: две фигуры в пустом помещении. Мара и Эйн. — Леннер здесь, — не веря еще до конца, сказал Эйн. Здесь. Ублюдок был здесь, с выбраковкой, и ему предстояло просто пересечь коридор, чтобы добраться до Мары. И убить ее. — На что ты надеешься? Он убьет тебя, если доберется, — не могла же она так глупо, так наивно верить, что… Он даже не понимал во что. В то, что Леннер просто ее пощадит. — Ты обещал не вмешиваться, — резко напомнила она. Да. Обещал. И, кажется, ничего сложнее с ним еще не случалось. Просто ждать. Принять все, что случится. Смерть Мары, если она умрет. Смерть ребенка, мелкой герианки, если что-то убьет ее в самом конце. Смешно, все это они задумали ради Леннера, но вот как раз его смерть Эйн готов был принять. Без проблем. Почему-то Леннер не рванул к Маре сразу. Может, опасался ловушек, а может что-то еще. Хотя, что еще? Эйн не знал. — Именно меня он хочет убить больше остальных, — спокойно сказала Мара. — Да, — признал он, потому что это как раз понимал без труда. — Потому что ты единственная выжила. Из тех, кто ему попадался. — Нет, — отозвалась она. — Потому что я ударила по больному. Заставила его смотреть на вещи, которые он не хотел видеть и вспоминать. Помнишь, он сказал тебе: что он будто мертвый. Но охота на нас позволяла забыться. Отвлечься. Эйн сглотнул, потому что слишком хорошо помнил: одуряющий запах герианской крови, и как Мара умирала у него на руках. Он сказал «ты выжила», но нет. Она умерла, и только стимулятор позволил ее вернуть. — Я сказала, что смогу его изменить, — продолжила Мара. — Именно поэтому. После всего, что с ним случилось, считая себя мертвым. Больше всего Леннер хотел почувствовать себя живым. Но он знает только один способ. Леннер с девчонкой двинулись вперед, она за его спиной. И Эйн как-то чувствовал: нет, Леннер не нападет на мелкую герианку. И она на него тоже. Не после их одиночки. — Со мной это было, — признала Мара. — То же, что с Леннером, то же, что с выбраковкой. Чувство, что я уже мертвая. Что все, что я делаю бессмысленное. Предсмертные конвульсии. Льенна вытащила меня. Теперь я хочу вытащить его. Передать то, что она сама уже поняла. Чему научилась. Могла ли она эта сделать? Эйн не знал. Слишком остро чувствовал себя живым — много раз, задыхаясь от боли, жалел об этом. И думал: если бы Мара умерла у него на глазах, пожалел бы снова. *** В камере было скучно. Тик-так, тик… Даже часы ему серые суки не дали, все «тик» и «так» Леннер отсчитывал сам. Надо же чем-то заняться. Сначала он ненавидел, но это быстро приелось. Ненавидеть серых сук было легко, сладко до дрожи. Они были враги, еще с той войны, про которую он говорил себе — последняя и все. Уйду в завязку. Думал: все закончится, и настанет мирная жизнь, с дочкой, с гражданскими. С пивом по выходным, какой-нибудь скучной работой — Леннер думал, что устроится каким-нибудь перебирателем файлов, из тех, на кого всегда смотрел свысока. Но слишком подробно не представлял. Фантазии разбивались о реальность, а в реальности Леннер понятия не имел, чем и как живут перебиратели файлов. Он не сомневался, что научится. Ради дочки, ради нового дома. Ради себя бы не смог. Так и плелся бы от одной войны до другой, в бесконечном колесе боевых операций. Как безмозглая и очень опасная белка. Или кто там бегал по этим дурацким колесикам? Круг. Сон. Повторить. Он не помнил, на каком круге ему перестали нравиться эти забеги. Любил же войну когда-то. Искренне любил. Но, похоже, правду говорят суки-психологи. В каждых отношениях наступает кризис. Если они, конечно, не состоят из кризиса целиком, как недолгий брак Леннера. Ничего хорошего кроме дочки в этом браке не было. Но она — она того стоила, она стоила чего угодно. И незадолго до ее смерти Леннер ей обещал: Пуговка, это ненадолго. Смотаюсь на пару операций и вернусь. У него был счастливый патрон тогда — старый, дорогущий, сохранившийся еще со времен огнестрела. Леннер таскал его на удачу, на цепочке. Поначалу, даже суеверно верил, что тот защищает. С годами вера затерлась, прошла как любовь к войне. Но он все равно дал его мелкой. Он ее не защитил. Он. Ее. Даже тела не видел. Гражданских кремировали, кого откопали. Только видеофайлы разослали родственникам. И первую неделю Леннер все думал: по ошибке. Убивал, выполнял боевые задачи, перешучивался с пацанами из отряда. Новыми, в его отрядах вечно кто-то умирал, лица забывались довольно быстро. Имена еще быстрее, и Леннер часто звал кого-то «пацан», «малыш», «приятель». Вроде как по-дружески. Это становилось привычкой. Даже для тех, чьи имена он все-таки помнил. Один день Леннер убивал. Два. Три. Отсчитал долбанную неделю как в странноватой детской считалочке. Семь. На седьмой только понял и поверил, как пришло извещение о том, куда перевезли прах. И как получил извещение, Леннер ржал как безумный. Счастливый патрон. На удачу. Талисман дочке. Но Леннер еще дышал. А ее больше не было. И никогда больше не будет. Только бесконечное беличье колесо. Из горячей точки в горячую точку, от убийства к убийству. К убийству. К убийству. Одни герианцы за другими, их еще так много оставалось, на всю долгую жизнь хватит. И надо убить каждого, каждую серую суку. Дело принципа. Почти как хобби. Надо же чем-то заниматься в этом беличьем колесе. --------------------------------------------------------- Я пишу этот текст по правилу 50 рублей: суть его в том, что, если хотя бы один человек пришлет мне хотя бы 50 рублей на Яндекс. Деньги: money.yandex.ru/to/410016407141638 я выложу новую главу «Стальной девы» в воскресенье (29.11.2020). Но даже если никто ничего не пришлет, я продолжу выкладываться, просто реже.