Стальная дева

*** Надо было убить ее сразу — это Леннер потом уже понял, но сначала… сначала было не до того, он слишком громко ржал. Ржал и не верил, что герианская сука, которая так уверенно обещала, что исправит его, так убежденно разглагольствовала, что понимает, так по-идиотски прокололась. Что и правда подсадила ему мелкую девчонку в камеру. Попыталась заменить мертвую дочку на это. Мелкая герианка ничего ему не говорила, забилась в угол подальше, смотрела настороженными, будто светящимися глазами, и знала — если Леннер захочет ее убить, то убьет. Ему и хотелось, и нет. Хотелось — та была как мелкая копия взрослых сук. Пониже, послабее, но гляделки у нее были герианские. Смотрела она как любая другая из них, будто готова была драться за свою жизнь до последнего. Леннер на это насмотрелся. Против него это не помогало. Видимо, он слишком хорошо умел убивать. Но мелкую не тронул. Слишком задолбался уже сидеть в одиночестве со своими мыслями. Они крутились в том же беличьем колесе, что и вся его жизнь — одни и те же воспоминания, которые затерлись от повторения, стали просто бессмысленными картинками, те же самые вопросы и ответы на них. Полная бессмысленность всего вокруг — пустого тюремного бокса и всего в нем. Включая самого Леннера. Если бы его до плена спросили, зачем он вообще нужен, Леннер бы сказал — убивать серых. А теперь даже этого не осталось. В камере он никаких серых не убивал. Спал, ел, думал, тренировался как мог. Хотел бы сказать, что ждет подходящий шанс отплатить, но ничего он не ждал. Даже смерти. Мелкая герианка хоть немного развеивала скуку. Леннер мог бы ее убить — да, фиксаторы, которые его удерживали далеко не пускали, но заманить герианку поближе он бы все равно смог. Не захотел. С ней было легко. Она не лезла сама, наблюдала за Леннером — видела в нем угрозу, да и он в ней тоже. Маленькую, незначительную, но угрозу. Просто потому что не сомневался — если дать ей повод, она бросится, и бросится всерьез. А всерьез и кошка до костей разодрать может. Весело. Дразнить ее было весело. Леннер ее припугнул — бросился, щелкнул зубами в ее сторону, и она отпрянула. Приготовилась защищаться, даже зная, что защититься не могла. А он вернулся в свой угол и рассмеялся: — Ну, привет, мелкая. Ты здесь вместо моей дочки? Он только тогда узнал, что мелкая герианка даже общаться не могла толком. У нее появлялся экран перед глазами. И на нем слова Леннера — герианскими символами. А когда она говорила — хриплые низкие звуки превращались в строчки человеческих слов. Леннер читал. Много трепался сам, следил, как его голос превращается в ряды герианских букв. — Живи пока. Я тебя не трону. Пока не передумаю. Одному, мелкая, здесь очень скучно. Она слушала внимательно, отвечала редко, вроде, говорила медленнее, чем другие герианцы. — Я много таких как ты убил. Ну, не совсем таких, обычно постарше. Но ты понимаешь о чем я. Она тогда ответила: Нет. Короткое слово застыло на экране. И это показалось Леннеру смешным. Когда он отсмеялся, он сказал: — Да, я тоже. Тоже не понимаю. Но, эй, мелкая, послушай житейскую мудрость — чтобы убивать, понимать не обязательно. *** У нее не было имени, только номер, который Леннер поначалу с издевкой произносил вслух. Взрослые серые суки, которые посадили мелкую в тюремный бокс с ним, наверное, надеялись, что Леннер «установит контакт», оттает, увидит в мелкой ребенка и захочет защищать. Но нет. Не видел он в ней ребенка. Просто герианка, как любая другая. Уменьшенная копия. И когда он начал называть ее Кира, сделал это не потому что оттаял. Просто задолбался называть ее номер. Она тоже не звала его Леннером, и на экране раз за разом появлялось: «человек». Еду им приносили на одном подносе. Проталкивали его в специальное отверстие в стене. Всегда на середину бокса, туда, где мог дотянуться любой из них. Леннер смотрел на этот поднос с усмешкой. Чтобы добраться до еды, мелкой герианке надо было подставиться. Сыграть с ним в кошки-мышки. Рискнуть утащить поднос себе. Или отдать ему, отсидеться в углу и остаться ни с чем. Как игра. Мелкая герианка никогда не кидалась к подносу сразу, даже в первый раз. Сидела в своем углу, делала вид, что пялится сквозь прозрачную стену в пустой коридор. Ждала, когда Леннер отвлечется. Он изводил ее около получаса, потом делал вид, что уснул. Что отвернулся. Давал ей шанс. Чувствовал себя охотником, и сам над собой посмеивался. Он был как долбанный кот со световым прицелом — охотился на светящуюся точку, потому что настоящей добычи не было. Мелкая ему не верила, понимала, что он выжидает. Вела собственную охоту. Она — на еду. Леннер — на нее. Подыграл ей пару раз, дал утащить поднос у себя из-под носа. Герианка ела постепенно, тщательно пережевывая. Прикладывалась к фляге с водой, делала крохотные глотки. Леннер спросил однажды: — Ты ж голодная. Ешь быстрее. Получил в ответ: «Насыщение быстрее». И рассмеялся. Надо же, мелкая, а уже думает наперед. Мелкая — Кира, он быстро привык называть ее так, поначалу мысленно — ела малую часть порции, потом аккуратно выпихивала поднос обратно на середину камеры, оставляла еду для Леннера. «Ешь, человек. Пей. Иначе ослабеешь». — Заботишься? — со смехом спрашивал ее Леннер. «Станет слишком тихо». И как-то ему больше не смеялось. Они с мелкой герианкой были в одном положении. Оба не хотели оставаться в тишине. Леннер — наедине со своими мыслями, а она… кто знает, что у нее крутилось в голове и за что ее заперли с Леннером. «Выбраковка. Я выбраковка. Мне дали шанс». Ничего для него не значило. И ответить он ей на это мог только одно: — Я тут рядом. Я столько ваших поубивал. Паршивые у тебя шансы. «Других нет. Я хочу жить». — Зря, — он усмехнулся ей в лицо. — Жить тоже паршиво. Но он продолжал, несмотря ни на что. Раз за разом, день за днем, час за часом — оставаться живым. Леннер так и не понял, сколько они провели вместе. Время то тянулось, то летело — с мелкой герианкой он забывал считать свои тик и так. Отвлекался. И раз за разом успокаивал себя: не видел он в Кире дочку. Так, случайную герианку, которая просто оказалась в одной камере. Мог бы убить ее в любой момент. Регулярно себе обещал: еще пара часов, еще денек. Бросался вперед как бешенный пес — и ни разу не укусил. Потом придумывал себе объяснение: Дождусь пока придет взрослая сука, разузнаю, какие у нее планы. Но в конечном итоге пришел к нему Эйн. И сказал то, что Леннеру не понравилось: да, Кира ничем не напоминала его дочку. Она не была ее заменой. И если она не была заменой, то чем она была? *** Когда их отправили в этот герианский коридор с ловушками, Леннер даже не удивился. Подумал только: все-таки герианки были те еще больные суки. Устроили охоту на одну из своих. Дали Леннеру то, ради чего он все это и устроил — возможность поохотиться на них. На самую лучшую из них, на девчонку бесстрашного лидера. Единственную герианку, которую так и не добил. Отличная награда, но и испытание у них оказалось не самое лучшее. Леннер бы его не прошел, не настолько он был тупой, чтобы не понять — некоторые вещи там нужно было просто знать. А вот Кира оказалась намного тупее него. Пришла помогать. Придумала отговорку: вместе проще. Может, если бы они только встретились, Леннер бы ей поверил. Но он столько времени с ней трепался, успел научиться читать между строк на ее виртуальном экране. Мелкая еще надеялась, что все как-нибудь образуется. Да, Леннер только когда она ему помогла, увидел в ней ребенка. Взрослый бы не оставил угрозу в живых. «Тебе же хуже, мелкая», — мысль пришла, будто кто-то написал ее у Леннера перед глазами. Тебе же хуже. Он собирался ее убить, чтобы добраться до рыбы покрупнее. До Эйновой герианки, завершить начатое. У Леннера никогда не было проблем с убийствами. Ни разу. Он в своем беличьем колесе научился выпускать кишки кому угодно. Не медлил. Но он не убил мелкую во втором коридоре. Не убил у двери. Спас — самому себе сказал, что если уж убивать, то лично. С Кирой было легко, и чувствовал он то, чего не испытывал много лет — будто идет не один, а в команде, связке. Она понимала, что он хотел сделать, Леннер знал, на что она способна. Объективно, так у нее были способности. Но все, что были, она выжимала на максимум. Она так хотела жить. За все время, что они просидели вместе, он так и не спросил ее ни разу: а зачем тебе жить? Боялся, что она спросит в ответ: а тебе? Хотя ответ у него был готов. Привычный и понятный: поубивать побольше таких как ты. Леннер готов был до последнего врать, что даже сам в это верит. Его "последним" стал мост и финальный коридор в конце которого ждали Эйн и его герианка. ---------------------------------------------------------------------------------------------------- Я пишу этот текст по правилу 50 рублей: суть его в том, что, если хотя бы один человек пришлет мне хотя бы 50 рублей на Яндекс. Деньги: money.yandex.ru/to/410016407141638 я выложу новую главу «Стальной девы» через неделю (13.12.2020) Но даже если никто ничего не пришлет, я продолжу выкладываться, просто реже.