Стальная дева

*** Для встречи с семьей Нагаре выделили просторный зал рядом с одним из воздушных причалов — длинный, торжественный, наполненный золотистым светом, который струился из высоких узких окон. И невысокая герианка с девочкой-подростком в этом зале казались крохотными. Эйн пошел с Нагарой, как только сообщили, что семья прибыла. Хотел лично убедиться, что все в порядке, и Тана сдержит слово. Перед встречей ему удалось ополоснуться и переодеться, даже перекусить — еда была герианская, напоминавшая не то водоросли, не то траву, но Эйн настолько оголодал, что даже эта дрянь показалась ему вкусной. Мара ушла поговорить с Льенной, как только узнала, что та планирует улететь с ними на Землю, и тщательно закрывала сознание, хотя Эйн все равно чувствовал отголоски ее злости. Не на него, на Льенну, и на то, что все так складывалось. Когда Нагара увидел свою деву и дочь в зале, застыл на пороге, и долго не мог двинуться вперед. Эйн его не торопил, молча стоял рядом. Охранники, которые их привели, тоже не вмешивались. А герианка — Эйн не запомнил ее имя, то ли Аршана, то ли Аршарра — смотрела на них с удивлением и скрытой тревогой. У нее тоже был кнут с собой, но без опознавательных знаков, и уже по тому, как она держалась, Эйн понимал, что перед ним гражданская. Кажется, первая гражданская герианка, которую он видел. Нет, она тоже прошла их Испытание, у нее тоже была маска имплантов — а значит, и эмпатия, ее наверняка учили драться и стрелять, как любую другую герианку, но не было того внутреннего напряжения, той готовности действовать, которая отличала дев вроде Рьярры или Мары. Нагара был боец, его герианка — нет. И ее Эйн предложил забрать на Землю. Вместе с дочерью. Девочка не узнала Нагару под маскировкой, хмурилась, а вот ее мать поняла сразу — должно быть, из-за метки. И смотрела так, что Эйну захотелось отвернуться. Ему предстояло подойти и объяснить, что это он разрушил жизнь их семьи. Нагара пошел вперед первым, спокойно и уверенно, а Эйн задержался у входа. Приказал охранникам ждать снаружи, был готов использовать эмпатию, чтобы те не крутились рядом, но его послушались и так. Хотя, наверняка, были же камеры. Охрана в любой момент могла вмешаться. Эйн сделал глубокий вдох, внутренне подобрался — он заранее думал, что скажет, как объяснит. И все звучало паршиво и наигранно. Или пафосно или просто глупо. Нагара убрал маскировку, подошел и сгреб свою семью в объятья, уткнулся лицом в волосы своей герианки. Эйн привык видеть его сильным, ждал, что тот до конца будет строить из себя непробиваемого и цепляться за самоконтроль. Но Нагара верил, что это его последняя встреча с близкими. И сказать на это было нечего. Эйн застыл поодаль, ждал терпеливо, старался не прислушиваться. Дочка Нагары молчала, смотрела на отца испуганно, а герианка что-то тихо говорила, сбивчиво — слов не доносилось, только тон голоса. Но и без слов все было понятно. Нагара отвечал, хрипло, вескими, тяжелыми фразами. И Эйн так же по интонации слышал, что тот врет — врет, что ничего страшного не случилось, может, врет, что это временно. Или, что лучше для всех, если он улетит один. Эйну не хотелось вмешиваться, но он знал, что должен. Как там Мара говорила: правильный выбор часто делает больно? Да, она была права. Он подошел к ним, произнес спокойно, не пытаясь ни приукрасить, ни выгородить себя: — Я Габриэль Эйн, представитель Земли. Это все из-за меня. Герианка вздрогнула, схватилась за рукоять кнута, — ни Мара, ни Рьярра никогда не выдали бы себя так — и пальцы ее второй руки сжались на плече Нагары до побелевших костяшек. — Я был с Императрицей на Агарре, когда она прилетела освобождать колонию, — голос звучал равнодушно. И Эйн даже самому себе казался мудаком. — Мы наткнулись на отряд Нагары и других герианцев. Герианка смотрела на него настороженно, старалась казаться бесстрастной, но ей было страшно. Нагара перехватил ее руку, сжал запястье. Эмпатия заставляла его защищать Эйна даже теперь. — Императрица приказала им вывести меня из города, — продолжил тот. — У меня сила девы, я ее использовал. Сделал их предателями, а потом убил. Всех кроме твоего герианца. — Лерн, — шепнула герианка Нагаре, настороженно, напряженно, и в ее голосе было молчаливое предостережение. Готовность броситься на Эйна, чтобы выиграть время для своих близких. А она ведь понимала, что не сможет ему ничего сделать. — Императрица приказала нас убить, — зло вмешался Нагара. — Всех, и меня. Мы нарушили прямой приказ. Он уговорил оставить меня в живых. Из-за него вы тут. Человек слишком мягкий, он не понимает, что творит. Эйн невесело усмехнулся, Нагара говорил правильные вещи, вот только никак не мог отпустить, ни свою деву, ни дочку. — А ты, правда, хотел бы улететь молча? Не попрощаться, ни встретиться в последний раз? — Я уже мертв, человек. Да, лучше бы я улетел молча. Герианка цеплялась за него, понимала — как все могло бы быть, что ей бы просто сообщили о его смерти, и она никогда не узнала бы правды. — Я уговорил Императрицу отдать его мне, — спокойно сказал ей Эйн. — Он не может оставаться в Империи, но на Земле у него будет шанс. — Шанс сдохнуть, когда вас вырежут илирианцы, — огрызнулся Нагара, повернулся к своей деве. — Не слушай его, Ара. Но она колебалась, и смотрела на Эйна, уже угадывала, что услышит. — Императрица отдала мне вас всех, — подтвердил он. — Ты можешь улететь с нами. Или остаться на Герии. Война началась, здесь будет не намного безопаснее. Нагара считал, что жестоко заставлять ее выбирать, но на ее месте, Эйн предпочел бы знать и принять решение самому. — Ты не можешь улететь, — резко, выплевывая каждое слово, сказал Нагара. Он цеплялся за эти слова сам, потому что отчаянно хотел, чтобы она была рядом. Он был связан со своей герианкой, он ее любил. И эту связь ему приходилось рвать по живому. — Линара еще не прошла Испытание, никто не отпустит ее из Интерната. Оставайся. Девчонка подалась к нему, сказала тихо: — Отец… Нагара не стал слушать, оскалился зло и оборвал ее: — Замолчи. Ты ничего не будешь решать. Ты остаешься в Интернате. Его герианка — он звал ее Ара, и Эйн точно знал, что это не полное имя, сокращение только для близких — не спорила с этим, и больше не казалась испуганной. Взгляд стал сосредоточенным и жестким: — Я поняла тебя, человек. Когда вы улетаете? Эйн и сам не знал, мог только предположить: — Через несколько часов. Вряд ли ему стоило задерживаться дольше. Он был нужен на Земле, и не хотел оставлять все на Картера и Рьярру. — Значит, у меня несколько часов, чтобы решить, — взвешенно, невозмутимо сказала Ара. И уже тогда отпустила Нагару, отстранилась. По лицу больше ничего нельзя было прочесть, как у любой другой герианки. — Ты нужна Линаре, — упрямо повторил Нагара, схватил свою герианку за плечо, наверняка, делал больно, но она не пыталась освободиться. — Линара в Интернате, о ней заботятся наставницы и учителя. Из-за атаки илирианцев их перевезут в убежище и ограничат контакты. Я не увижу Линару, пока не закончится война с Илирией, — жестко и бесстрастно отозвалась Ара. — Я не могу выбрать ее. Только тебя или Герию. — Ара… — Я еще не решила, Лерн, — перебила она. — У меня есть несколько часов. Было что-то жуткое в том, как она приняла все условия сразу, не пыталась отрицать, не говорила, что это нечестно, что так не должно быть. Хотя так не должно было быть. — Человек, — холодно сказал Нагара. — Нам с Арой надо поговорить. Вдвоем. Подожди снаружи. Возьми Линару с собой. Эйн мог бы поспорить, но не захотел, и в глубине души радовался, что у Нагары оставалось достаточно свободной воли, чтобы злиться на него, чтобы пытаться командовать. Что он не стал послушной, безотказной куклой, как те, кого подчиняла Тана. — Только не поубивайте друг друга, — попросил Эйн, и кивнул мелкой герианке. — Идем. Вот твой шанс поговорить с настоящим живым человеком. Вряд ли, конечно, она хотела говорить с кем-то, кто разрушил ее семью. Линара ему не ответила, бросила на отца и мать долгий взгляд, и направилась к выходу. Эйн последовал за ней. *** Изнутри, из зала не доносилось ни звука. Стражники, которые привели Эйна с Нагарой, держались поодаль. Линара стояла возле двери — не пыталась даже прислониться к стене, а вот Эйн сполз на пол. И потому что никак не отпускала усталость, и потому что не хотел нависать над девчонкой-герианкой. — Мне жаль, — сказал он ей. — Правда, жаль. Она бросила на него быстрый, настороженный взгляд, нахмурилась: — Я редко их вижу. В Интернате ограничены сеансы связи. Нас учат, что главное Герия, и только потом семья. Она говорила совсем как взрослая, и Эйна внутри от этого воротило. Дети не должны были быть такими. Они должны были творить глупости, злиться, плакать — не сдерживаясь. А не рассуждать, насколько права Императрица. — Поэтому они меня здесь оставят, — добавила Линара. — Потому что я в Интернате, и меня все равно нет рядом. Он не знал, что ей на это ответить. — Я еще не прошла Испытание, — ровно, безразлично добавила Линара. — Меня не станут слушать. Да, на Герии она еще не доказала свое право жить. Эйна от этого воротило. — Я стану тебя слушать, — сказал он. Больше ничего не мог ей предложить. — Нам, похоже, пару часов здесь торчать. Пока они там ругаются. Есть время поболтать. Он хотел бы забрать ее с собой. Он мог бы — Тана разрешила, и ни Нагара, ни его дева не смогли бы помешать. — Я уже все сказала, человек, — Линара склонила голову на бок, изучая его с отстраненным интересом. — Нам говорили, что только у герианцев сила дев. Почему она у тебя? Эйн усмехнулся, почувствовал, что улыбка горчит: — По ошибке. — Нельзя давать такую силу тем, кто не прошел Испытание, — сказала она, и явно цитировала какой-то их герианский урок. — Меня никто и не спрашивал, — устало отозвался Эйн. — А Испытание я прошел. Урок лично от Императрицы. И он вовсе не чувствовал, что теперь как-то больше достоин силы. Разве что теперь он лучше понимал, чем его действия могут обернуться. — Позаботься о них, — вдруг попросила Линара. — Я не смогу, меня не будет рядом. — Если бы могла, ты бы улетела? — спросил ее Эйн. И отчетливо осознавал, что дает выбор ребенку, и что этот выбор может привести к смерти. — Нет, — помолчав, сказала она. До боли напоминала своего отца в тот момент. Такая же рассудительная, спокойная, как Нагара. Такая же немного высокомерная. — Я осталась бы здесь. Эйн думал, она скажет иначе, и видел, что ей не все равно. Ее отправили в Интернат, и она редко видела родителей, но все равно их любила. — Почему? — спросил Эйн. Может, он просто был слишком человечным, но он не понимал. — У меня нет сил, у меня нет эмпатии. Если я улечу, я никогда не пройду Испытание. А значит, никогда не стану для них взрослой. Я останусь вечным ребенком, им придется все время меня защищать. И это их убьет. А ты, человек, ты на моем месте бы улетел? Эйн не успел ответить, и в глубине души был рад, что не придется отвечать. Да, он бы улетел, чтобы быть с близкими. Он бы поступил как эгоист, когда был ребенком, точно думал бы только о себе. Но говорить ему ничего не пришлось. Один из охранников вдруг подошел к нему, держа в руках игольник. — Срочный приказ Таны Элеры, человек. Я провожу тебя к ней. Эйн так и не смог потом сказать, что его насторожило, но он сам невольно потянулся к игольнику — хорошо, успел зарядить перед выходом. — Почему так внезапно? Что происходит? Герианец не ответил, и только остальные двинулись к нему, так же доставая оружие. Трое на одного. Эйн примирительно поднял руки ладонями вверх: — Эй, я просто спросил. — Приказ Императрицы, — с нажимом повторил первый охранник. Эйн сделал шаг назад, заставил себя улыбнуться: — Я же не спорю. Но как-то это слишком внезапно. И я не видел, чтоб ты с ней разговаривал. Хотя говорить герианец мог и по внутренней связи, это Эйн бы не услышал. Наверняка использовались… чипы. Он внимательно, очень внимательно присмотрелся к охраннику. И холодок прошелся вдоль позвоночника. Эйн осознал, что его насторожило, и чего не было раньше. Охранник вел себя как носитель чипа. Почти нормально, почти естественно. Выдавали его мелочи. Эйн тут же перевел взгляд на остальных. Теперь, когда знал, куда смотреть, увидел сразу. Еще один тоже был с чипом. Эйн не мог справиться с ними один. И уж тем более не имел права рисковать Линарой. Сказал ей как можно беззаботнее: — Иди, скажи отцу, что я к Императрице, увидимся через пару часов. Он потянулся сознанием, как мог — Мара была в другой части дворцового комплекса, отгораживалась, но ее все еще можно было позвать. «Мара, здесь илирианские агенты. Сообщи Льенне. Я иду с ними. Постараюсь выяснить, в чем дело». Он отдал фрагмент своего сознания, чтобы она понимала и видела — у него все равно не было выбора. «Поняла, Габриэль. Направляюсь к тебе», — отозвалась она. И Эйн почувствовал: хотела добавить что-то еще. Он почти уловил — отголосок образа, мысли, который она пыталась передать. А потом грянул взрыв, и дворец тряхнуло. И сознание Мары Эйн больше не чувствовал. — Слишком рано, — безразлично сказал первый охранник, повернул голову в сторону взрыва — неестественным, дерганным движением — и снова посмотрел на Эйна. Потом герианец направил на него игольник и выстрелил.