Мечта
24 июля 2017 г. в 11:21
Рано утром проснувшись от ощущения удушья (из-за запавшего языка) в совершенно незнакомой ему комнате, да еще и с не многим более знакомой малопривлекательной дамой рядом, Магоев понял, что погулял на славу. Аккуратно, стараясь не разбудить отвратительно храпящую и периодически издающую прочие малоприятные звуки «колобка», он оделся, удивившись тому, что и верхняя одежда, и даже обувь его находятся в этой же комнате. И лишь увидев закрытую на шпингалет дверь (прикрученный туда еще 3 года назад тогдашним мужем обитательницы комнаты для создания хотя бы какой-нибудь интимности в суровых условиях проживания с родителями новоиспеченной жены), он понял, что попасться еще кому-либо на глаза он просто не имеет права. Раскалывавшаяся от похмелья голова соображала до крайности медленно, Леша пребывал в таком отчаянии, что даже не мог завязать шнурки на кроссовках (которые он, вдобавок, изначально пытался одеть на несоответствующие им ноги – правый на левую и наоборот), пока не увидел за окном картинку, давшую ему понять, что ночевал он на первом этаже. Недолго думая, Магвай открыл раму, забрался на подоконник и спрыгнул.
А лексей долго оглядывался, пытаясь хотя бы примерно представить, в каком районе города он очутился, и не находил ни единого ориентира. Обойдя дом, он увидел автобусную остановку – дождаться нужного транспорта было уже вопросом времени.
Сев на переднее сиденье старого «ПАЗика», Магоев благополучно задремал. Полусон прерывался лишь резкими толчками автобуса после очередных остановок или переключений передач, которые водитель выполнял с такой резкостью, что, казалось, просто ненавидел трансмиссию лютой ненавистью, поэтому и дергал рычаг столь безжалостно.
По радио звучала песня «Старый отель». Жанна Агузарова словно специально все продумала: в те моменты, когда Магвай открывал глаза и таращил их в несущуюся на него темноту осеннего утра, слова «ночной экспресс» заставляли его думать, что он и есть герой песни. Пребывая в неописуемо подавленном состоянии, вызванном похмельем, недосыпом и возвращением к заветным мечтам, которые по первым двум причинам сливались в порой довольно жуткую сюрреалистическую картинку, он несся в сторону своего логова, чтобы снова завалиться на грязный диван и добрую половину дня провести во сне, а оставшееся время суток – в «лечении» собственной головы.
Перед самой остановкой Алексей проснулся в последний раз, легко подброшенный очередным торможением. Сначала он обрадовался - не проспал свою остановку! Но посмотрев за окно и услышав, о чем тут же стали громко говорить остальные пассажиры, распрощался со всеми остатками позитива – на обочине дороги лежал буквально только что сбитый насмерть дворник. Дворник, которого Магоев видел каждое утро, когда оно у него начиналось, как и у всей страны, а не заполдень. Дворник, к которому он относился так же пренебрежительно, как и ко всем людям, тем более, занимающимся «грязной» работой. Дворник, терпевший подобное незаслуженное отношение к себе от всех жителей и на совесть выполнявший свою работу – чистку улицы от набросанного «элитой» мусора. Этот самый дворник, кормивший две семьи, лежал ничком, готовясь теперь накормить собой не один десяток червей.
Увиденное потрясло Лешу и даже заставило его пораженный продуктами распада алкоголя мозг придумать пару вариантов газетных заголовков на это событие. Но вскоре он вновь вернулся к своим мечтаниям, прервавшимся лишь уже на разбитом диване с первым же всхрапыванием.
Вот уже два года Алексей Магоев грезил о профессии журналиста. Но провал на экзамене в МГУ, который когда-то удалось покорить его матери, привел его на факультет психологии в пединституте «заМКАДья». Тогда он абсолютно несерьезно и безответственно подошел к подготовке, будучи уверенным, что дело у него уже давно в шляпе. Подготовка ограничилась лишь заблаговременным звонком отцу с просьбой дать денег на прожитьё и укладыванием чистых носков в чемодан. Меньше всего он потом хотел смотреть в глаза даже не отцу, чьи деньги он оставил себе, сославшись на то, что они ему «и в любом другом городе понадобятся», а школьным учителям, уверенным в его успехе. Шутка ли: амбициозный, языкастый выдумщик и хохмач, казалось, без мыла влезет в любую задницу. За сочинения по литературе Леша редко имел выше «4», но отличался в издании школьной стенгазеты, которая с его приходом в самодеятельную редакцию из ежемесячной превратилась в еженедельную и собирала в фойе не двух-трех учителей, а очень даже многих учащихся, горячо обсуждавших друг с другом прочитанное.
Даже матери он категорически запретил говорить с учителями о его провале, поначалу даже требуя от нее отвечать им, что он все же поступил и учится. Но на следующий год он перепоступить не пытался – «допса» (дополнительная сессия, на языке студентов) заставила его позаботиться, в первую очередь, о завершении первого курса во избежание чисток автоматов, кирзовых сапог и унитазов. Так и оставался он студентом психфака, занимаясь делом, смежным с любимым, в частном, ничего не обещающем, хоть и приносящим определенный доход порядке.
Он видел себя на эдак пятидесятом этаже редакции какого-нибудь ведущего столичного таблоида, не меньше! Дело было, как ему казалось, за малым – стартануть, раскрутиться в провинции и ехать «venivediviciровать» медиа-пространство Златоглавой. Но почему-то на протяжении уже трех лет у него ничего не получалось… Три года в редакции студенческого еженедельника, почти год фриланса, два года отсылок резюме в московские издательства – и никаких предложений/приглашений из Moscow-city в ответ.
Ах, с каким бы удовольствием он описал бы гибель этого несчастного дворника-таджика в этой вашей «комсомолке» или ей подобной! «Уличный гонщик лишил сразу две семьи кормильца», «Не увидел в темноте!» – оправдание водителя-убийцы» - сколько самых разных заголовков можно придумать, сколько статей написать! Да хоть все задуманные, и продать нескольким редакциям! Можно тронуть сердце даже самого черствого читателя историей о безвременной кончине работяги, кормившего здесь жену и двоих детей, а в родном Душанбе – престарелых родителей. Но, видимо, Москва не испытывала кадрового голода и по гениям не истосковалась…
Магвай проснулся в полтретьего дня, разбуженный кошмарной сценой смерти дворника. Во сне он сам сбил его, не разглядев в утренних сумерках светоотражателей на оранжевом жилете. Протерев лицо, он сел на диване и долго вспоминал все, что происходило с ним после 22:00 минувшего дня. Съев всухомятку два бутерброда, Магоев вскоре обнаружил, что его электронный кошелек так и не пополнился гонораром за вчерашнюю халтуру. Нужно было срочно связываться с работодателем и выяснять, что произошло. Кошелек из уже потрескавшегося кожзаменителя еще хранил в себе 600 рублей до неопределенного срока. Из обеих ситуаций был только один выход – в интернет. Может быть, в этот раз социальная сеть принесет ему пользу, а не разочарование.