***
– Эти дети когда-нибудь затыкаются? – озвучил мысль Тадзуна-сан, наивно полагая, что его никто не услышит. Он лежал на боку, рукой подперев голову, и смотрел на искрящиеся языки пламени, что разгоняли собой сгустившийся ночной мрак. В пределах круга с пламенным отсветом расположилась седьмая команда. Наруто и Сакура битый час болтали о какой-то ерунде, а Саске расстелил спальный мешок отдельно от них. Тадзуна сказал бы, что этот паренек в принципе был отдельно ото всех. Сам по себе. Однако, лишь в Учихе и его командире, Хатаке Какаши, он был уверен. В их присутствии архитектор не так сильно опасался за свою жизнь, вспоминая бой против шиноби из Тумана. А вот окажись он под "защитой" этой розоволосой и этого дебила в оранжевом, то предпочёл бы помереть сразу. На удивление, Какаши-сан вдруг решил исполнить завуалированную под недовольный бубнеж просьбу заткнуть неугомонных генинов: – Так, – Какаши громко захлопнул книгу, чем привлёк к себе внимание. – Всем на боковую. Кроме Сакуры. – Меня? – недоуменно переспросила девчонка. – Дежуришь первая. Через четыре часа меняешься с Саске. Она молча встала и направилась занимать пост. Наруто проводил ее щенячьим взглядом. Ну вот, не с кем теперь будет всю ночь болтать. Впрочем, учитывая то, сколько их команда за сегодня прошла, они бы быстро заснули. Тадзуна-сан облегчённо выдохнул и перевернулся на другой бок. Через полтора часа Какаши медленно разомкнул веко и сосредоточился на ощущении чакры Наруто и Саске, завернутых в спальные мешки. У обоих потоки чакры были ослаблены, следовательно, они крепко спали. Тадзуна-сан выдавал свою глубокую погруженность в сон громким храпом. Какаши перевернулся на спину и взглянул на Сакуру, которая то ли от скуки, то ли для того, чтобы отпугнуть сон, медленно ходила туда-обратно полукругом вдоль привала. Какаши каждый день спрашивал себя, смело ли он доверяет своей ученице. В конце концов, он перед ней даже извинился за проявленную враждебность после того, как она сказала ему про шаринган и Рин. Не то чтобы его шаринган был для всех великой тайной, но Какаши ненавидел привлекать к себе лишнее внимание. Дети ее возраста знать ничего не знают о том, что находится у него под протектором. И прозвище "Копирующий ниндзя" если и вызывало вопросы об истории его появления, то чаще всего они оставались без ответа. Наверняка были и есть те дети, которые выражали повышенный интерес к сыну Белого клыка, хотели узнать о нем больше, но у них, как правило, ничего не получалось. У Какаши неосознанно получалось делать так, чтобы к нему в принципе никто не лез с ненужными расспросами. Поэтому во время допроса, услышав от Сакуры слово "шаринган", Какаши так сильно удивился, что чуть не прирезал ее. Несмотря на это, многие иностранные шиноби были осведомлены о его Кеккей Генкае – кто-то боялся, а кто-то, не ведая страха или просто не располагая сведеньями о всех способностях шарингана, ввиду своей недальновидности бросался на Хатаке и отправлялся на тот свет. Однажды Данзо проявил заинтересованность и попытался отнять у него глаз. Вряд ли он или кто-либо другой попытается сделать это еще раз, но исключать такой ход событий не стоило. Это служило очередной причиной не распространяться вслух о навыке, позволяющем использовать улучшенный геном клана Учиха. Его шаринган был не только оружием против врагов, но и горьким напоминанием об Обито и Рин. Напоминанием о том, как он их не спас. Был рядом и не спас. Какаши попытался прогнать мрачные воспоминания. Что толку теперь сожалеть? Рин уже давно нет в живых, и все, что он может делать в течение всех отведенных ему высшими силами дней – это время от времени скорбеть и не забывать о том, насколько самоотверженным может оказаться близкий человек. Самоотверженным до такой степени, что тот подставится под удар. Какаши прикрыл глаз и нахмурился. Он все сделает. Все сделает, лишь бы не проходить через это снова. Какаши любил свою деревню и защищал ее много лет, но он прекрасно понимал, что спасти всех не получится. Какаши жил долгом и обязательствами перед деревней, но именно с появлением подопечных он наконец-то обрёл смысл. Последний из клана Учиха, джинчуурики Кьюби... Он надеялся, что Сакура окажется единственным обыкновенным ребёнком, но нет же! Во-первых, ребенком она не была. Во-вторых, некто возложил на ее плечи тяжелейшее бремя – обладать знаниями о будущем, но не ведать о способе вернуться домой, а то и вовсе забивать голову мыслями о невозможности сделать все, как было. Он наблюдал: Сакура не представляла ни для кого опасности. Хатаке не составляло труда распознать притворство, а Харуно вела себя со всеми искренне, проявляла заботу и не пыталась ни к кому втереться в доверие, чтобы в конечном итоге предать его. Она жила. И жила так, как жил сам Какаши. Как человек, который повидал многое и приложил нечеловеческие усилия, чтобы суметь сохранить рассудок. Это было чертовски хорошо заметно по ее выражению лица, походке, разговорам, движениям, поступкам. Она словно исправляла все то, с чем напортачила в прошлой жизни. Хатаке помнил, как она рассказала про войну, которая шарахнет всем по темечку через каких-то пять лет. И своими глазами видел, что Сакура ее взаправду пережила. Какаши даже немного завидовал. Ему-то не дано собственными руками исправлять ошибки прошлого. Но Какаши уже через секунду прогнал эту глупую мысль. Он аккуратно расправил спальный мешок и тихо поднялся на ноги, не издав ни шороха. И все же – доверял ли он?***
– Чего не спите, Какаши-сенсей? – тихо спросила я подошедшего Хатаке. – Не спится, – пожал плечами Какаши. Но заметив мою поднятую бровь и поставленную на таз руку, он поспешил исправиться. – Я хотел поговорить с тобой. – О чем же именно? – я отошла немного в сторону и села на траву, вытянув вперёд ноги и заведя под колени руки. Какаши-сенсей присел рядом, чуть сгорбившись и положив согнутый локоть на колено. – Как себя чувствуешь? Вот так вопрос. – Хм, да нормально. С чего вы вдруг? – Ничего. Просто выглядишь грустной. Ты уже сопровождала Тадзуна-сана, я прав? Я кивнула. К чему это он клонит? Хочет знать подробности того, что нас поджидает в стране Волн? – Нам придётся столкнуться с чем-либо серьёзным? – Придётся. Но я не хочу говорить, с чем именно. Точнее, с кем. – Почему? – Потому что если вдруг я или вы вмешаетесь в ход событий, то все пойдёт наперекосяк и мои знания о будущем уже будут бесполезны. И тогда на каждом шагу придётся импровизировать. Какаши-сенсей исподлобья глядел на меня единственным видимым глазом и одновременно рассуждал над ответом. – Неужели ты рассчитывала на то, что все будет идти так, как тебе хочется? К сердцу подкралась тревога. – Что? – То, что мы разговариваем с тобой об этом уже повлияло на будущее. На следующую секунду. На завтрашний день. На всю жизнь – твою и мою. И даже на жизнь Наруто и Саске. На жизнь всех тех, с кем ты каким-либо образом взаимодействовала. Все пошло наперекосяк уже тогда, когда ты очнулась в своём доме не в своём теле. Если ничего не путаю, именно так ты рассказывала. Я пораженно уставилась на Какаши-сенсея. А ведь он прав. Во всем прав. – Вы никогда ничего не путаете... – То-то и оно, – он добродушно улыбнулся, прикрыв веко. – Тебя ведь наверняка гложет еще кое-что. Я выжидающе посмотрела на Какаши-сенсея. – Ты скучаешь по дому, не так ли? Какаши-сенсей оказался чересчур проницательным. Он читал меня, как открытую книгу, и от этого мне становилось неуютно. Был бы передо мной сейчас другой человек, не сенсей, то я бы на корню пресекла его попытки залезть ко мне в душу и своими руками проломила бы его тушкой спуск к ядру Земли. Однако сенсей не стал бы тянуть мне руку помощи, чтобы в последний момент засомневаться и резко убрать ее, осознав неспособность дать нужный совет или сделать хоть что-нибудь, что поумерило бы мое беспокойство. – А вы… не обижаетесь? – Не обижаюсь ли я? – удивленно переспросил Хатаке. – Разве я должен? – Ну… – неуверенно начала я. – Если отыщу способ вернуться в свое время, то мне придется вас оставить. И Наруто с Саске-куном. Вы…будете скучать? Я нерешительно взглянула на сенсея. Хатаке вгляделся в лесную чащу, туда, где возвышался черный частокол из острых верхушек елей. Затем он немного задрал голову и посмотрел на звезды. Я повторила его движение. Ни у одного романтика с огромным литературным талантом не хватило бы подходящих слов, чтобы описать всю ту живописность, с которой на нас глядело темно-синее небо, усеянное мириадами звезд. Так странно осознавать тот факт, что под этим небом живут такие же люди с охотой предаться мечтам, глядя в эту бесконечность. Или люди, которым будет наплевать, даже если этот небосвод рухнет им на головы. А этому гиганту, который несколькими оболочками окутывает наш земной шар, совершенно не в тягость впитывать эхо печали, что посылает им земля, каждый день впитывающая кровь убитых и слезы отчаявшихся. – Красиво… – слово само вырвалось из губ. – Как только увидишь меня дома, – проговорил тихо сенсей, положил ладонь мне на макушку и улыбнулся. – Скажи, что моя ученица во время своего приключения была той еще нюней. Я в шоке уставилась на Какаши-сенсея и молчала до тех пор, пока он не убрал руку с моей головы. – Интересно это будет – пристыдить себя самого за то, что воспитал такую хныкалку. Не находишь? – Чего? – протянула я с ноткой угрозы и вызова. – Это я-то хныкалка!? Сенсей приложил указательный палец к своим губам, что скрывались под тканью маски. – Не шуми, а то всех разбудишь. Да что с ним такое!? Шанноро, ну я ему устрою… – Будьте бдительны, Какаши-сенсей. Я вам еще за это отомщу! – рычащим шепотом произнесла я. – Боюсь-боюсь. Я не сдержалась и прыснула. Захихикала, прислонив согнутые пальцы к губам. Какаши-сенсей поднялся на ноги. – Запомни: что бы ни случилось, ты – это ты. Доброй ночи, Сакура. Он махнул рукой и направился обратно к спальному мешку. Я проводила сенсея взглядом и прокручивала в голове его фразу вновь и вновь, пока не проснулся Саске-кун. Ложась спать, я кое-что осознала – а ведь Какаши-сенсей все же решил не настаивать на том, чтобы я поведала ему о Забузе Момочи и Хаку. Интересно, почему?***
Каноэ с выключенным мотором и шикающим провожатым, что греб веслом, переправляло нас на другой берег, с которого начиналась страна Волн. Мост нависал над нами огромной каменной плитой с идеально ровными гранями и подпираемыми ее снизу мощными колоннами. На самом мосту стояли обездвиженные башенные краны, лебедочные тросы с крюками, болтающиеся высоко над водной гладью, сиротливо покачивались от редких порывов ветра. Создавалось впечатление, будто рабочие здесь все разом побросали и ретировались спасать свои жизни. Нас высадили, и мы продолжили путь на суше. Вот оно. Они скоро должны появиться. Долго ждать не пришлось. Какаши-сенсей рявкнул «ложись!», и в следующее мгновение на воткнутое в ствол дерева лезвие Кубикирибочо спрыгнул Момочи Забуза. Два противника обменялись комментариями по поводу неожиданной встречи – оба были наслышаны друг о друге. Забуза высвободил свое кровожадное Ки, от которого у Наруто и Саске-куна затряслись колени. Мое подсознание и сознание, мой мозг, мои клетки, в которых вместе нервными импульсами замерцала чакра, – все это на безусловном рефлексе, как отдергивание руки от кипятка, заставило пустить трещину по мощному Ки. И расколоть надвое. Развеять, не дав заполучить противнику шанс запугать. И Забуза это почувствовал. – Я гляжу, кое-кто из твоих воспитанников, Какаши, – обратился к сенсею Забуза с оскалом, что немного растянул в стороны ткань маски, – уже успел перенять от тебя твои занозливые замашки. Момочи перевел хищный взгляд на меня.