До луны и обратно

      Тсуна немигающе смотрит на Реборна. Потом переводит взгляд на хранителей, которые сейчас выражают вселенскую скорбь, и понимает: они не испытывают вины, точно так же, как он не чувствует сожаления. Комната Савады, в частности, и его дом поголовно оккупированы лицемерами и притворщиками. Все они — профессиональные актёры, играющие собственные роли не только друг перед другом, но и перед самими собой. Тсуна это прекрасно понимает и принимает тот факт, что является частью всего этого театра. Он — такой же урод, как и они все, только у всего есть исключения — они притворяются потому, что так проще жить в социуме, в то время как Савада играет свою роль неудачника, чтобы выжить. По крайней мере, Тсуне так хочется верить.       Парень продолжает сверлить взглядом своего репетитора и думает, что Реборн — киллер. Он — убийца с кровью невинных на руках и проклятьем на плечах. Аркобалено несёт в себе память и мудрость многих лет. Савада видит в глубине этих чёрных глаз горечь потери и утраты, которые он постоянно подавляет. У Реборна тяжелая ноша, но Тсуне на это откровенно наплевать. Это совершенно не его дело и не его проблемы. Каждый должен нести свой крест и искупить собственную вину за свои же ошибки. Тсунаёши не святой и чужой крест на себе не потащит — не хочет. Своего достаточно.       Гокудера-кун является наёмником. Тсуна знает об этом с первой их встречи. Единственное, что он не понимает — почему Реборн представил его так, выдавая профессию подростка как что-то крутое и величественное. Хаято всего лишь убийца, а ещё он — бастард, впитавший с молоком своей матери не только полезные витамины, поддерживающие иммунную систему, но и статус ничтожества. После того, как отец подрывника уйдёт на покой, его место займет Бьянки, которая сколько угодно может притворяться любящей сестрой. Тсуна знает, что она ни капли не добрая и не любящая — то, как Гокудеру скручивает в приступе боли, только завидев её лицо, прекрасное тому подтверждение. Ядовитый скорпион, сука, которая с малых лет издевалась над своим братом, только потому, что тот является бастардом. Как только эта женщина займёт пост главы семьи, Хаято наступит пиздец. Она, скорее всего, будет травить брата ещё больше, ссылая на суицидальные миссии так долго, что однажды парень просто не вернётся. Савада уверен, что Гокудере тоже прекрасно известно о двуличии сестры. Быть хранителем Десятого — это его единственный шанс выжить, стать достойным членом мафиозного общества. С кольцом Урагана Вонголы на пальце он обретёт и статус, и деньги, и уважение, а клеймо ничтожного бастарда просто будет выжжено величием Семьи.       Ямамото прячет за своей улыбкой демонов. Тсуна это чувствует так же отчётливо, как, скорее всего, и Скуало. Как ещё объяснить причину того, что Второй Император Мечей взял шествование над малолеткой из маленького городка? Савада думает, что, несмотря на всё сумасшествие и безбашенность варийского капитана, к нему уже давно выстроена очередь из претендентов на ученичество. Наверное, ему даже угрожали и предлагали деньги. Скуало — лучший мечник, и это не обсуждается. А еще он — элита, которая может посылать на три буквы любого наследника и наследницу, аргументируя всё абсурдным «потому что гладиолус». И ведь никто даже не вякает в ответ: все знают, что спорить с ним бесполезно и опасно. Но, скорее всего, Супербиа обязан оставить после себя наследника, способного претендовать на звание Третьего. Савада в этом не уверен на все сто процентов, но думает, что это весьма логичное предположение, которое имеет место быть. В мире до сих пор есть всякого рода гильдии и тайные сообщества, так почему не может существовать «клуба» помешанных на силе и мечах рыцарей, берущих свою историю из какой-нибудь Англии с их круглыми столами. Как бы там ни было, но Тсуна уверен, что Ямамото вскоре станет членом этого сообщества, потому что у него есть папа, суши-бар и прекрасное осознание того, что мафия — это, нихрена, не игра, и без жертв не обойдётся.       Рехей — дурак. А все из-за того, что чувство справедливости и желание защитить сестру перекрывают и сковывают рациональное и критическое мышление. Боксёр заперт в собственных рамках и обязанностях перед Киоко, мамой и папой. Тсуна не знает причин, по которым Сасагава так поступает, но прекрасно осознаёт, что тот никогда не поступит так, что его семье это навредит. Это сродни какого-то сверхъестественного инстинкта, ощущать, когда и перед кем нужно преклонить колени, чтобы быть в безопасности. Сасагава плывет по течению наименьшего сопротивления, понимая, что так целее останутся те, кто ему дорог.       Ламбо — ребенок мафии, который никогда не перешагнёт её границы. Из него не вырастет бунтарь, как Гокудера. Ему просто не позволят вдохнуть отрезвляющий воздух свободы и не отпустят в свободное плавание, чтобы тот нашёл и осознал себя как личность. Вонголе, в задницу, не сдалось чувство самодостаточности и самореализации юного хранителя. Они вырастят его по своему образу и подобию. А малыш это примет просто потому, что не будет видеть смысла сопротивляться. До скончания его жизни Ламбо будет скучно вне мафии. Гражданская жизнь для него будет подобна пытке, а всё из-за того, что он с рождения привык к другому.       Хибари Кея является помешанным на дисциплине социопатом с извращённым понятием о добре и зле. Всё, что ценит подросток — это сила и личное пространство. У него физическая потребность в драках. Тсуна думает, что Хибари — наркоман, подсевший на запах чужой крови и звук сломанных костей противников. Мафия для него — идеальный вариант. Этакий золотой билет в мир бесконечных разборок и насилия, полного травоядных, которых можно забить насмерть. Савада не уверен, но подозревает: Хибари болен шизофренией или каким-то другим психологическим заболеванием.       Мукуро — жертва, но жалеть его никак не получается. У него могла быть семья и друзья, но он отверг эту возможность, уничтожив всех. Ему наплевать и на Кена, и на М.М., и на Чикусу с Хроме — он — маньяк с сентиментальными чувствами к своим марионеткам. Вроде бы и выкидывать не хочется — они ведь нужны, но, если что, лишние пули носит у себя в кармане — так, на всякий случай. Рокудо погряз в ненависти и опустился настолько, что уже физически неспособен выбраться из собственного замкнутого круга, состоящего из мести всем и вся без разбору. Иллюзионист не остановится, не задумается, не поймёт, что всё, что он творит — это безумие. Он просто не сможет этого сделать, потому что тогда перестанет существовать. Будто бы, если он был не зациклен на уничтожении, то уже был бы мёртв (тут же умрёт).       Тсуна уверен, что Мукуро — клещ. Туман может находиться в полудрёме годами напролёт, притворяясь пустым местом. Он будет убедителен и полезен настолько, что в конечном итоге про него забудут. Именно тогда Рокудо подчинит себе Десятого, а потом уже и весь Альянс, приведя мир мафии к полному краху. И на пепелище теневого мира он будет стоять на горе из мертвых тел, смотреть на реки крови, подпевать звукам стрельбы и хохотать, словно безумный. Мукуро — терпеливый и безумно аккуратный клещ с абсолютно деградированным и извращённым чувством справедливости.       — Я жду, — Реборн нетерпелив.       Он показательно медленно направляет пистолет на теперь уже бывшего ученика и выразительно изгибает бровь. Аркобалено думает, что Савада не хочет подчиниться приказу Ноно. Тсуна же уверен, что всё это — полнейший идиотизм. Именно поэтому он точно так же показательно медленно снимает с шеи цепочку с кольцом, а потом роняет её на пол, игнорируя протянутую руку киллера. Его поступок, совершенно беззлобный, но не случайный и уж точно не неуклюжий, вызывают у Реборна лишь злобную усмешку. Тсуна же хочет, чтобы бывший репетитор преклонился перед ним напоследок — хоть какое-никакое извинение за всё то дерьмо, через которое ему пришлось пройти.       — А теперь убирайтесь из моего дома и жизни навсегда, — слишком грубо, слишком властно.       "Тсуна никогда себе такого не позволял" — думают вторженцы. Им невдомёк, что парень просто устал и откровенно заебался. У каждого притворства есть свой лимит. Тсунаеши только что достиг своего.       — Простите, Джудайме, — Хаято стыдно за то, что ему вообще нихрена и не разу не стыдно. А ещё за ту радость и счастье, что заставляют сердце колотиться в разы быстрее. Наёмник уверен, что такому светлому, мягкому и добросердечному человеку нечего возиться в мафиозном дерьме.       — Реборн, у тебя есть полчаса, чтобы очистить мой дом от всего, чему и кому здесь нет места.       Аркобалено нечитаемо сверкает глазами, думая, что бывший ученик зазнался. Никчемный Тсуна слишком расслабился, если думает, что киллер не может его хорошенько поколотить напоследок или провести прощальную тренировку в стиле Вонголы. Наверное, он так и поступит — проклятый младенец от чего-то хочет унизить парнишку, показав ему, насколько тот никчемен и ничтожен. Ему не нужен озлобленный волчонок за спиной, что только сейчас (подумать только, год тренировок, а результат только появился!) посмел огрызнуться на Аркобалено. Чужие коготки и зубы нужно вырывать заранее, как только те отрастают. Ему ни к чему возможный враг, ну или недруг, за плечом.       Реборн уже было открывает рот, чтобы послать Саваду в парк на тренировку, как тот издает какой-то непонятный смешок, разводит руки в сторону и качает головой.       — Я же говорил, что не буду мафиози, — уже смеётся парень, когда направляется к двери из комнаты. — Что ж, я пойду прогуляюсь, не буду мешать вам собирать вещи. Addio, signori parassita.       Идеальное итальянское произношение, добрая улыбка, прощальный взмах рукой и Тсуна удаляется из собственной комнаты, а потом уже и дома. Его легкие разрываются от смеха, а он даже не пытается успокоиться, прекрасно понимая, что истерике нужно дать выход. Он настолько задолбался, что сейчас, наконец освободившись от навязанного долга, просто не может успокоиться. Да и не особо старается. Накипело.       Он возвращается домой под вечер. Получасовая прогулка затянулась, но Тсуне совершенно не стыдно. Мама не будет беспокоиться и ругать. Единственное, что его действительно забавляет — его бывшие хранители-друзья. Хотя, можно ли их назвать так? У каждого из них были свои мотивы и причины находиться рядом с Тсуной. Вернее, она была одна — он — потомок Первого, и их возможность стать кем-то. Савада уверен, что, изначально, конечно, за исключением Гокудеры, Мукуро и Ламбо, остальные даже не задумывались о мафиозной карьере. Но, как говорится: споткнулся и упал — еби землю. В каждой ситуации можно найти выгоду для себя. Именно так они и сделали. Тсуна знает это и прекрасно понимает своих бывших хранителей, поэтому совершенно не злится. Ему безразлично.       В доме стоит непривычная тишина. Ни криков детей, ни Бьянки с её признаниями Реборну, ни Фууты, обожающего смотреть телевизор в гостиной. Только размерное постукивание кастрюль-посуды на кухне, куда он сразу же и направляется. Садится за стол и смотрит на маму, которая сейчас моет посуду.       — Тсу-кун, все твои друзья куда-то уехали, — щебечет она и улыбается так привычно нежно, что начинает щемить сердце. — Жаль, конечно, но что поделать? Будешь кушать?       — Нет, спасибо, — практически шепчет парень.       Он закрывает глаза и трёт руками лицо. В доме действительно никого нет. И за ним не следят: интуиции он верит сильнее, чем собственному зрению. Вонгола, кажется, наконец, оставила его в покое. И он искренне надеется, что это не затишье перед бурей, и что они ушли навсегда.       — Тсу-кун, ну что такое? — женщина вытирает руки об полотенце и подходит к сыну. Ласково проводит рукой по волосам, а потом обнимает. Крепко-крепко и сильно-сильно, так, как может делать только она, вызывая одним простым движением чувство абсолютной защищённости.       — Все хорошо, милый. Мама всегда будет рядом, — обещает Нана, а парень лишь кивает, проглатывая горечь и слезы. На сегодня истерик хватит.       — Я знаю, — уверяет Тсуна и обнимает маму в ответ. — Всё будет хорошо. Вонгола больше не переступит порог этого дома. Я больше не претендент на пост Десятого Дона. Больше никаких убийц и оружия.       — Ну это же замечательно, — женщина отстраняется от сына и целует того в лоб, потом садится за стол рядом с ним, берёт его руку в свою. — Ты так долго ждал этого. Разве ты не рад, Тсу-кун?       — Я рад, — Савада искренне чувствует облегчение и отголосок счастья в своей душе, — просто устал, понимаешь?       — Конечно, милый, — мама, такая понимающая и ласковая. Самая нежная и лучшая. Он любит так сильно, что это чувство не убить даже огромным количество нитей синего пламени, окутывающих её тело.       — Мам, а давай завтра сходим в парк? — предлагает парень и снова закрывает глаза. Он ненавидит эти нити, но не может от них отречься.       — Конечно, Тсу-кун, — кивает женщина, — как только вернёшься из школы, покушаешь и сделаешь все уроки, мы можем сходить на аттракционы и поесть мороженного.       — Я гений, мам, мне не нужна ни школа, ни уроки, — Тсуна не возражает и даже не хвастается. Простая констатация факта.       — Ну и что? — Нана притворно возмущается и грозит сыну пальцем. — Уверена, Вонгола не уйдёт из твоей жизни просто так. Они не прекратят за тобой следить. Тсу-кун, нужно закончить школу, а потом поступить в колледж где-нибудь за границей. Уверена, что лет через пять-шесть о тебе более-менее забудут.       — Да, конечно, — соглашается парень.       А потом Нана в шуточно-приказном тоне посылает сына отсыпаться: «И так натерпелся, нужно выспаться, школу никто ещё не отменял». Тсуна отдаёт честь маме и под её смех поднимается наверх, в свою комнату, в которой больше не проживает Реборн. От этого настроение только поднимается, и Тсунаеши, совершив все нужные процедуры, залазит под одеяло. Когда сон приходит к нему, парень не может удержаться от минутки самоиронии и думает, что при всей всей своей гениальности, он всё же полный неудачник. Ведёт задушевные разговоры с марионеткой и верит, что она — его мать. Верит настолько, что не навещал могилу Савады Наны вот уже как семь лет.       — Трус, — говорит он сам себе и сжимает одеяло отчего-то совершенно холодными пальцами, — развей иллюзию. Она тебе больше не нужна. Ну же, придурок. Сделай это.       Но ни приказы самому себе, ни самобичевание не производят никакого эффекта. Он пока что не способен развеять собственный морок, в который верит всей душой. Тсуна нуждается в поддержке мамы. Хотя бы ещё чуть-чуть. Совсем немного.       Пожалуйста, будь живой.