***
Она помнила ночи, когда мама расчёсывала её волосы возле камина, в то время как звёзды и светлячки за окном сияли магическим светом. Это было почти десять лет назад, когда её мать пела, и она пела вместе с ней, и даже тихое потрескивание огня в очаге старалось попасть с ними в один ритм. У Сансы был прекрасный голос, по крайней мере, так говорили окружающие её люди, голос столь же прекрасный, как и её благородное лицо. Она станет настоящей красавицей, и к тому же будет отличным музыкантом. И тогда рассказы матери о том, как лорды будут стоять в очереди ради того, чтобы хотя бы увидеть её прелестное личико, волновали её как никогда раньше. — Дворяне будут окружать тебя, моя дорогая, — говорила её леди-мать, и тогда румянец охватывал бледное лицо Сансы, и тогда её щёки становились такими же красными, как и её волосы, — Ты мой прекрасный цветок, я обещаю, что у тебя будет галантный жених, рыцарь или же лорд высокого происхождения, и он будет лелеять тебя больше чем я и твой отец. Санса сомкнула веки, и из её глаз полились предательские слёзы. Мать была такой лгуньей. Она не была отдана человеку, который бы считал её хрупким цветком. Она была отдана зверю… Одной рукой зверь держал её запястье над головой, а второй сжимал её бедро. Щека Рамси покраснела, также как и ладонь Сансы. Их комната превратилась в поле битвы, с пощёчинами и царапинами, укусами и проклятиями, и даже опрокидыванием стола, наверняка этот глухой стук слышал весь последний очаг. Санса была ничем иным, как раненным, побеждённым щенком, которого Рамси с силой бросил на матрас: покрасневший и заплаканный военный трофей, на который он обрушил весь свой вес, он едва успел поймать её руки, готовые с особым остервенением вцепиться ему в лицо. Одной рукой он сжимал запястья над её головой, а другой пытался сорвать с неё остатки разорванной ночной рубашки, он с лёгкостью отвёл её левую ногу в сторону, и с удобством устроился между её ног. Беспомощность завладела всем её существом, когда она услышала звук соприкосновения его пряжки с полом; она всё равно продолжала плакать и рычать. Слёзы лились нескончаемым потоком, и она слабо качнула головой, этот жест был наполнен гневом и мольбой. Её запястья болели от его железной хватки, а плечи немели от долгого сопротивления. Санса была волком, пленённым волком, но, не смотря на своё плачевное положение, она всё ещё обнажала клыки. Однако всё это исчезло, как только она заметила в глазах Рамси возбуждение, и противное ликование. Её тело дрожало от ярости и страха. Она не могла понять этого человека, Рамси, её безумного мужа. Отвращение которое она испытывала к нему, было как хорошо приготовленный стейк для бешеного пса, поэтому все эти удары и царапины были лишь лишней тратой времени, бесполезным сопротивлением. Он смотрел вниз на её нагое тело, и шумно вздыхал, и Санса знала, что он хотел её, хотел, чтобы она всегда оставалась желанным призом в этих политических играх. Он всё ещё пристально смотрел на неё: полуулыбка, досада и страх. — Убирайся! — прорычала она, после чего всхлипнула. Ответом ей послужил укус в грудь. Рамси задерживал зубы на её соске некоторое время, а затем оставил мокрую дорожку от шеи до уха, наслаждаясь её сдавленными стонами. Как же она ненавидела себя за эти стоны, тело предательски реагировало на его грубые ласки. Он приложил голову к её шее, и пристроился к её входу, словно дразнил её, а затем одним сухим толчком проник в неё. Санса закричала, из-за боли, из-за отвращения, и из-за всех этих ужасных вещей творящихся в мире. Она кричала, ругалась, и периодически взывала к Богам. А Рамси закрыл глаза, как будто её крик был самой желанной мелодией для его ушей.***
И вот её собственный крик разбудил её. Санса огляделась вокруг, она больше не была заперта в комнате причинившей ей столько боли, каким-то образом она оказалась босой на улице. Древние на вид ветви плясали над ней, ей казалось, что они хотели вцепиться ей в волосы. Кривые тени приближались к ней со всех сторон, ветер чуть усилился и сорвал листья со всех деревьев, лес вдыхал в неё ночной воздух, и она так и стояла там ослеплённая мраком. Только сейчас она заметила, что на её обнажённое тело накинуты лишь лёгкие меха, и она не знала, чьи они были. Она ничего не знала. Она не знала где она, или как она сюда попала, знакомой ей была только боль, распространяющаяся по черепной коробке. Она медленно встала. Санса… Призрачный зов напугал её. Это походило на женский голос, крик или шёпот, и она не могла понять, откуда идёт этот звук. Совсем недалеко ухнула сова, и она остановилась, чтобы отдышаться. Каждые посторонние звуки заставляли её тело сжиматься от страха, но она лишь сжимала меха сильнее, и продолжала двигаться вперёд. Единственным светом, который освещал ей дорогу, был свет полной луны. Птица вспорхнула рядом с ней, казалось, она готова была схватить ночную гостью и бросить её в гнездо из человеческих костей и червяков. Санса… Санса… Она быстро оглянулась, но уловила лишь движение листьев, перекатывающихся по мёртвой земле, вероятнее всего, все эти картинки, которые она видит и слышит это всего лишь галлюцинации вызванные полнолунием. Знакомая пульсация обрушилась на её виски, и вся какофония звуков будто и вовсе исчезла, а мир вокруг неё приобрёл серый цвет. Она оглядывалась, она точно слышала, что её кто-то звал, но почему-то увидеть их не представлялось возможным. Она вцепилась в волосы по обе стороны её головы, и почувствовала, как её отчаянное дыхание ускоряется. Она повернула голову и встретилась лицом к лицу со стрелой, направленной на неё, и она застыла, продолжая смотреть на её острый конец. Рамси целился прямо в неё, и даже, несмотря на ненависть, ей было жаль его, он смотрел на неё самым безопасным взглядом, на который он был способен. Он долго смотрел на неё, и его темные, окутанные лунным светом глаза светились неприкрытым подозрением. Когда его руки опустились, и тетива лука ослабла, она услышала, как из её груди вырвался тихий вдох облегчения. — Кто с тобой? — его осторожный скептический голос проник в её разум. Она не ответила, только неопределённо кивнула головой, — Никто. — Ты врёшь, — Рамси выплёвывал эти ужасные своей правдой слова. Это было ужасно обидно, поэтому он снова направил на неё стрелу, — Позови его. И я клянусь всеми Богами, что заставлю его жрать собственные яйца, а тебя посажу на цепь. Она чувствовала, что его гнев совсем скоро вырвется наружу, прямо сейчас он был пьяным, преданным зверем, одержимым ревностью, и это его состояние вызывало у неё ещё большее отвращение. — Кто привёл тебя сюда, Санса? — задал он вопрос, и почувствовал, как его пальцы задрожали. Санса не могла решить, чем вызвана эта дрожь, гневом или усталостью, но почему она больше склонялась к первому варианту. Она сглотнула. — Я одна… я… Я думала, что это сон. Я спала… милорд. Её последние слова, Рамси воспринял уже более благосклонно. Он пристально смотрел на неё, прежде чем с приглушённым вздохом опустил стрелу. Холодный ветер окутывал их, и его ледяные щипали её покрасневшие щёки. И она закуталась в меховой плащ ещё сильнее. Честно говоря, она не знала, что было сном, а что реальностью, и в какой момент она проснулась, сумев вырваться из плена фантазий. В её голове всё перемешалось, теперь она не могла отличить, где реальность, а где фантазии. Она почувствовала резкое головокружение, но сумела удержаться на ногах. Рамси вытянул руку, чтобы сократить расстояние между ними, затем обернулся во все стороны, чтобы убедиться в том, что они здесь одни. Он выругался. Громко и ясно, сквозь сжатые зубы, и она поняла, что он смотрит на землю. Он закутал её в свой плащ, прежде чем опустился на колени, чтобы коснуться её ног. Её мышцы сжались, и она снова чувствовала себя как загнанная в угол кошка. Когда он поднялся, она заметила на его руке кровь, и тогда она поняла, откуда она взялась. Санса опустила глаза. Это была не тень, которая окутывала её ноги. Это была тёплая красная жидкость, медленно вытекающая из ран и ссадин на её ногах. Это было результатом её ночного пребывания здесь: осколки стекла, острые камни, удары веток, всё это оставило след на её молочной коже. Когда она посмотрела на мужа, то встретилась с его дикими глазами, которые сейчас выражали удивление, смешанное с жалостью. Она не знала, почему он смотрит на неё так. Может быть, она стала призраком. Или же у неё появилась ещё одна голова. Возможно, её лицо просто исчезло. Что-то жидкое вытекало из её носа и касалось холодных губ. Она прикоснулась к ноздре ледяными пальцами, и увидела тёмную густую субстанцию, она не могла понять, что это было. Она не могла, потому что её муж внезапно стал серого цвета, а чёрные бабочки, пляшущие в её глазах ослепили её окончательно.***
Это была одна из тех ночей, которые он ненавидел, сон был слишком коротким скудным, к тому же разбудили его звуки рыцарских рожков. Он тяжело вздохнул и принял сидячее положение, чтобы дожидаться дурных новостей. Его жена была словно шар, свернувшийся рядом с ним, её спокойное и размеренное дыхание раздражало его, в какой-то момент он даже хотел прервать её безмятежный сон. Русе Болтон подавил зевоту и избавился от влаги в лишённых снов глазах, а затем накинул серый халат. Что же его сын хочет сообщить ему в столь ранний час? Рамси сумасшедший, подумал он, но он не настолько глуп, чтобы прерывать сон отца, ведь он знает, какие последствия могут за этим всем последовать. Ещё когда он спускался по лестнице, и посмотрел вниз на большой зал, он заметил Рамси Болтона, мрачно сидящего на стуле около длинного обеденного стола. Он подошёл к столу, но даже это не отвлекло мальчишку от раздумий. Огни факела мерцали. Где-то за стенами замка раздался слабый крик петуха. — Я страдал от недугов и перемен настроения Уолды, Рамси, — именно так Русе решил поприветствовать своего сына. Его голос отозвался эхом во всех углах зала.- Сейчас у меня настроение сдирать с людей кожу, и если ты не скажешь мне что-то дейс- — Это случилось. Снова. Лорд-отец замолчал. Его скептицизм рассеялся как туман на ветру, он видел, как в кобальтовых глазах его сына застыл холодный страх. Он смочил губы и сузил глаза, а его пальцы вцепились в край стола так, как будто это было его единственное спасение. — Где? — В лесу. Его ноздри раздулись. — И как же она туда попала? — Я… Она взяла ключ с моего ремня, затем вышла через ворота тайной тропой. — И я полагаю, она проделала всё это в одиночку, не так ли? Рамси сглотнул, прежде чем отвести взгляд в сторону. Русе заметил маленькие бисеринки пота на его голове. Как же ты трусливо выглядишь сейчас. На лице его сына не было и намёка на холодную надменность, только острое беспокойство, которое омрачало его лик. — Она… э-э, Рамси фыркнул, и плотно сжал челюсть. Русе заметил тёмные круги под глазами Рамси. Неужели Санса Старк не давала спать ему всю ночь? — Выкладывай, Рамси. У меня мало времени. Рамси сутулился на стуле, и вздыхал настолько долго, что даже Русе испытал небольшую досаду по этому поводу. Рамси что-то неразборчиво пробормотал. — Что? — Она теряет его, — он посмотрел на отца своими ярко-голубыми глазами, охваченными тихим трепетом. — Свой разум. Русе с трудом подавил смех. — Какая ирония, — сказал отец, — что именно ты судишь о психическом состоянии своей жены. Я поражён, ты выглядишь обеспокоенным… Он видел, как напряглась челюсть сына, когда он понял, что отец не верит ему. — Она сказала, что это мать вывела её отсюда, она хотела помочь ей сбежать, — Рамси натянуто продолжил, — Она видит Кейтилин Старк, отец, наверняка ты помнишь, кто это. Как же он хотел ударить своего сына, но не сейчас этого делать не стоит, лучше дождаться более подходящего времени. Конечно же, он помнил леди Старк. Он всегда считал Кейтилин красивой женщиной, в этом они были похожи с Петиром Бейлишем. Он бы женился на ней, если бы не новость о помолвке с Брандоном, а после и о скорой свадьбе с Эддардом. Когда ворота Винтерфелла открылись, и Санса Старк вошла во двор, в своей чёрной одежде и голубыми глазами Талли, он почти увидел в ней её мать, и он почти хотел ею обладать. — И она поклялась, что видела Вонючку около замка, — продолжил Рамси, он даже не поднял взгляд на отца, а всё продолжал смотреть на стол, его брови собрались возле переносицы, что свидетельствовало о его замешательстве и досаде. — Он прикован цепями в Винтерфелле. Русе глубоко вздохнул. — Что ты собираешься делать? Мальчишка вытер лицо рукой, затем переместил ладонь на шею, как будто это могло быть достойным ответом. — Если бы у нас было больше противоядия, отец, я… он отвернулся. Русе Болтон заметил некоторую странность в походке сына. Возможно это он теряет рассудок, а не его жена. — Дорн слишком далеко отсюда, Рамси, разве ты не знаешь? И о чём ты хочешь попросить меня? Чтобы они приплыли только для того, чтобы доставить тебе немного противоядия? — Не для меня, — Рамси бросил на отца взгляд гнева и полного отчаяния. — Ты использовал всё противоядие в свою брачную ночь, надеюсь, ты помнишь, что это помогло тебе избежать падения в обморок. — Я хочу попросить о помощи сейчас, — ладони Рамси дрожали, что не могло скрыться от глаз Русе, — Ты дал мне этот препарат, это была твоя заслуга. И теперь я хотел бы узнать может ли этот препарат лишить человека здравого смысла? Русе Болтон рассмеялся, с каждым его сдавленным смешком глаза Рамси увеличивались в размере. — Ах, Рамси, она отказалась от тебя? Конечно, она откажется от тебя. — Он ухмылялся по садистски от уха до уха, и он заметил, что глаза его ублюдка увлажнились. — Слушай внимательно Рамси, я сделал тебе одолжение. Неужели ты думаешь, что я не знаю о том, что происходит за закрытыми дверями твоей комнаты? Даже обслуге прекрасно слышно, что ты творишь со своими шлюхами. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Пусть Север узнает, что ты относился к последнему Волку, как к собаке. Пусть они знают, как ты поступил с ней в вашу брачную ночь. И не смей обвинять меня в том, что я отдал тебе тот пузырёк. Было бы неплохо, если бы твоя жена понесла. Но прошло уже более двух недель, а положительного результата всё нет. Ты ведь постарался, бастард, так почему же ничего не вышло? Может быть мне придётся выслушать историю о твоей мужской несостоятельности? Последние слова Русе Болтона стали губкой, которая вобрала в себя весь цвет с лица сына. Он увидел предательский блеск в уголках глаз сына. Он снова причинил ему боль, и теперь Русе раскаивался, теперь он хотел перемотать время и успокоить сына. Он снова увидел маленького мальчика, как будто ему снова не было даже пятнадцати лет: дрожащий, с робким мещанским лицом, с мокрыми от слёз глазами, и с ножом для свежевания в худой ладони. Он меня ненавидит. Русе снова повторял эти слова как мантру. Он умрет, ненавидя меня. Теперь всё в этом зале было окутано тишиной. Рамси поклонился и медленно направился к выходу. Русе тихонько застонал и закрыл глаза, перебирая в голове фразы которые он мог сказать, чтобы снять напряжение. — Возможно, — начал он, пытаясь придать голосу, как можно больше раскаяния. Он действительно хотел попросить прощения, но так и не смог, вспомнив холодное и безжизненное тело Домерика. Рамси остановился, но не обернулся. — Возможно, тебе стоит отвезти её домой, — сказал отец. Рамси кивнул, прежде чем продолжить свой путь дальше. Каким же дураком был Русе Болтон две недели назад, когда отказал Рамси в просьбе отвести жену в Винтерфелл. Он посчитал это глупостью, Рамси ему нужен был здесь, он должен был обучить сына быть достойным наследником Хранителя Севера. Всё это началось, когда по замку поползли дурные слухи: Санса Болтон бродит, как призрак среди живых людей. Однажды её нашли в куче сена на конюшне, грязь и песок запутались в её рыжих волосах. Спустя пять ночей она снова исчезла, Рамси поднял весь замок на уши, угрожал слугам, говорил им, что если они не найдут девчонку, он скормит их своим гончим. Только потом её заметили возвращающуюся в свою комнату, она проспала два дня, как будто бы ничего не случилось, и Рамси сломался. Две осиротевшие горничные пропали без вести, затем их разодранные и разлагающиеся тела нашли в чаще леса. Слуги говорили, что слышали, как Санса плачет в одиночестве, и говорит сама с собой. Тогда он попросил, чтобы её осмотрел мейстер, вдруг такое поведение вызвано беременностью. Но она не была беременной. Всё было не так, как они планировали. Санса Старк ведёт себя не так, как они планировали. И он наблюдал за своим сыном, ублюдком, который был ему необходим, он видел, как постепенно уменьшается его силуэт среди отброшенных голыми стенами теней.