Альфа(анти)аллерген

      Разве кто-нибудь будет оспаривать то, что весна — самое прекрасное время года? Ведь именно весной, когда лучи тёплого солнца прогревают продрогшую землю, когда первые, пока ещё слабые, но уже сочно-зелёные травинки пробивают себе путь на поверхность, когда на деревьях набухают почки, а после появляются листья, чувства радости и нового начала переполняют каждого. Хочется дышать полной грудью, втягивая запахи первого цветения, улыбаться каждому прохожему, щуря глаза из-за слепящего солнца, и любить. Хочется всем, но не О Сехуну.       О Сехун ненавидит весну. Он поправляет круглые очки в прозрачной оправе, спадающие с кончика покрасневшего носа, смачно шмыгает и вытирает тот ребром ладони. О Сехун — аллергик. Весной ему не то что дышать — жить тяжело. Он закидывается таблетками, надевает надоевший офисный костюм, в котором жарко, как в пустыне Сахара, и топает до автобусной остановки, проклиная себе под нос всё на свете. Организм к таблеткам приспосабливается быстрее, чем фармакологи выпускают новые, и вот средство уже не действует, а у Сехуна впереди целый день работы в душном офисе в центре города, а до автобусной остановки — аллея цветущей сакуры. Он идёт, пружинно подпрыгивая при каждом шаге, прижимает к груди кожаный кейс с документами, и старается дышать как можно реже. Чёрные растрёпанные волосы удачно контрастируют с покрасневшим не то от аллергии, не то от недостатка воздуха лицом, красные глаза выдают в нём всю ночь не спавшего человека, а выражение лица — кирпича со стажем. У О Сехуна сегодня важный день, и он уже опаздывает.       В битком набитом автобусе тесно и нечем дышать, но Сехуну воздух без надобности: он косится на букет цветов в руках рядом стоящего омежки и поплотнее прижимает носовой платок к лицу. Всё зудит и чешется просто адски, но Сехун терпит за неимением возможности почесаться. Его зажали с обеих сторон, а кейс с документами, которые он готовил всю ночь, важнее всяких мирских желаний. Сехуну жарко и неудобно, грузный альфа перед ним оттоптал ему все ноги, а цветочная пыльца щекочет ноздри. Омега терпит и молится всем богам, пытаясь протолкнуться к двери, получает локтём в бок и выслушивает длинную тираду от маленькой злобной старушки.       Выбраться из автобуса получается лишь со второй попытки, и О матерится сквозь зубы, свирепо сверкая слезящимися глазами в сторону уезжающего транспорта. Выглядит это, скорее, смешно, нежели грозно, и Сехун обречённо вздыхает, после чего в очередной раз шмыгает носом и разворачивается: до офиса топать целую остановку, которую он проехал, пока пытался пробраться к двери автобуса. Широко шагая, О несётся сквозь поток таких же офисных клерков, как и он сам, всё же роняет кейс возле кпп, пока ищет в карманах пропуск, собирает разлетевшиеся бумажки, а потом долго стучит по кнопке вызова лифта, ловя на себе недоброжелательные взгляды охранника. Когда двери наконец приехавшего лифта начинают закрываться, Сехун нервно выдыхает, убирая руку от кнопки восемнадцатого этажа. Он думает, что хуже уже быть не может, бросает взгляд на наручные часы и мысленно торопит лифт, но прежде чем дверцы схлопываются окончательно, между створками встревает чужая ладонь. Сехун поджимает губы: он опаздывает на целых пять минут, и несколько секунд погоды не сделают, но аллергия и моральное состояние в целом делают из омеги комок оголённых нервов. О отодвигается вглубь лифта, пропуская внутрь молодого парня, и прижимает к себе кейс, раздражённо постукивая ногой.       — Вам на какой? — глубоким голосом интересуется незнакомец, и Сехун, шмыгнув носом, хрипит:       — Восемнадцатый.       — М, нам по пути, — уже более заинтересованно тянет тот, окидывая Сехуна изучающим взглядом.       Всё то время, пока они едут, О нервно теребит носовой платок, то и дело поправляя выскальзывающий из влажных ладоней кожаный кейс. Раздражающий запах, чью природу О никак не может понять, щекочет ноздри, и Сехун борется с подступающим чихом, стараясь не смотреть на ярко светящую под потолком лампочку и вообще никуда, кроме собственных пальцев. Незнакомец же пялится на него, особо не стесняясь. Сехуну не неловко, ему никак. Он думает только о том, чтобы доехать побыстрее, хлопнуть дверью офиса и завалиться в собственное кресло. И к этому он уже совсем близко: лифт мягко дёргается, с шипением раскрывает дверцы, и Сехун учтиво пропускает молодого парня вперёд. Но прежде, чем незнакомец скрывается за поворотом, вышедший следом О, несколько раз прерывисто вздыхая, сгибается пополам, оглушая коридор громким «Апчхи!»       — Будь здоров, — насмешливо доносится уже из-за поворота, и Сехун вытирает нос, бросая раздражённое «спасибо» в ответ.       Таблетки от аллергии начинают действовать только тогда, когда Сехун наконец оказывается в собственном кресле, попутно щёлкая кнопкой включения компьютера. Он позволяет себе облегчённый вздох сквозь заложенный нос и достаёт документы из окончательно развалившегося кейса, стукая объёмной стопочкой по столу. О мысленно хвалит себя за то, что решил распечатать их дома, бросая взгляд на так и не починенный принтер, и ещё раз пересматривает страницы, раскладывая их в правильном порядке. Он успевает закончить всё и даже убрать документы подальше прежде, чем дверь офиса знакомо хлопает. Сехун узнаёт скрип колёсиков чужого кресла ещё с полминуты назад, пока Ким Минсок — дизайнер из соседнего отдела, по совместительству хороший друг Сехуна — борется с дверью их офиса, а после, оттолкнувшись и цепляя по пути все углы, катится по помещению на собственном средстве передвижения. Сехун заранее хватается за край стола: с торможением у двадцати семилетнего омеги проблемы, и Се даже думает предложить начальству ввести штрафы за нарушение правил парковки офисных кресел, а заодно включить туда выплаты по страховке за многочисленные синяки по всем частям его тела — уже лично от Минсока. Но по светящимся возбуждением глазам омеги становится понятно, что что-то произошло, и Сехуну приходится в очередной раз отложить свои планы, в то время как вцепившийся в сехуновы плечи Ким уже спешит поделиться случившимся.       — Ты не представляешь, кого я только что видел, пока ехал от Джунмёна мимо кабинета босса! — Сехун делает вид, что ничего сверхъестественного в том, что Ким каким-то образом проезжал мимо кабинета начальства, находящегося в другом конце коридора от офиса маркетологов, нет. Мало ли, куда того, движимого любопытством и креслом на колёсиках, может занести. Минсок наконец отцепляет свои загребущие ручки от плеч Сехуна и складывает их в замок на уровне груди. — Боже мой, это не просто альфа, а мечта! Аполлон! Божество, посланное на грешную землю, чтобы спасти наши души! — Минсок восторженно вздыхает, приподнимая плечи и влюблённо хлопая длинными ресницами. — А пахнет от него как! Так… Та-ак… Йа, ты меня слушаешь вообще? — Ким хмурит аккуратные брови и пихает отвлёкшегося на таблицы на компьютере Сехуна, заставляя того вскрикнуть и, засопев, потереть плечо.       — Да-да, Бог, Аполлон, неземное создание, за каким-то хреном пребывающее в нашем офисе, а не на небесах, — дежурно рапортует Сехун и возвращается к документам, несколько раз щёлкая мышкой.       — Не за каким-то хреном, — поправляет его Минсок, вскидывая тонкий пальчик, — это же сын гендиректора Кима, баснословно богатый и нереально красивый наследник корпорации Ким Чонин! Да чтоб ты понял: такие альфы на дороге не валяются, уж я-то точно знаю! Ох и повезёт же его омеге, — мечтательно тянет Минсок и, моргнув, вдруг улыбается. Улыбка эта не предвещает ничего хорошего, но заторможенный аллергическим туманом Сехун не успевает вовремя схватиться за стол, а затем роняет искусственную пальму в попытках зацепиться хоть за что-нибудь, когда старший омега вдруг берёт его за руку и с энтузиазмом тянет из кабинета. — Ты просто обязан на него взглянуть!       Сехун упирается всё то время, что Минсок тащит его к двери, оправдывается не требующими отлагательств делами и тормозит подошвой ботинок, когда друг налегает со спины плечом и прёт, как танк. Сотрудники посматривают на них без особой заинтересованности: понять Ким Минсока сложно, но смириться с ним — вполне. Друзей у того по офису не пересчитать, и каждый из них рад, что Сехуну на правах лучшего достаётся больше остальных вместе взятых. Сехуна это обстоятельство, в отличие от остальных, радует мало, но сопротивляться старшему омеге выше его сил. Но когда Минсок таки выталкивает его наружу, О каменеет, и старший в недоумении замирает за его спиной, почувствовав, что слабенькое сехуново сопротивление вдруг усилилось в разы. Вскинув голову, он наконец замечает дорогущие туфли, стоящие по траектории их движения в сторону кабинета босса, скользит взглядом по крепким, обтянутым чёрной тканью брюк ногам, белой хлопковой рубашке, рукава которой обнажают предплечья вскинутых рук, и с восторгом во взгляде останавливается на лице парня, заинтересованно рассматривающего зажатого между ними обоими Сехуна. Сехун же хлопает глазами, глядя на испещрённые венами смуглые руки, упирающиеся в его плечи, хватает ртом воздух и понимает, что сделал это зря, когда поднимает голову. На весь коридор раздаётся смачный чих.       — Ты обчихал наследника корпорации, — в очередной раз отстранёно повторяет Минсок и вдруг давится смешком, после чего усердно стискивает губы под строгим взглядом Сехуна, но всё же не выдерживает и хохочет на всё помещение. Они снова сидят в финансовом отделе, и Минсок участливо поглаживает Сехуна по спине. О зло шмыгает носом и пихает друга в плечо так, что тот едва не валится со стула, продолжая ржать, как лошадь. — Ну прости, но это и правда смешно! Я, конечно, знал, что ты везунчик, но чтобы настолько, — Минсок выдыхает, обмахивая покрасневшее лицо ладонями. — Лучшее знакомство ever, серьёзно, после этого вы просто обязаны начать встречаться!       — Пфф, вот ещё! — вдруг вспыхивает Сехун, после чего снова чихает, ударяясь лбом о стол. Минсок честно старается не ржать, но выходит плохо.       — Сехун-хён, ваши таблетки, — раздаётся за спиной, и Се разворачивается, пугая своим видом их новенького. Ли Минхён — секретарь главного менеджера финансового отдела или, проще говоря, мальчик на побегушках, которого все эксплуатируют только так — дай повод, — протягивает ему упаковку таблеток от аллергии и, скользнув взглядом от слезящихся глаз к начинающему краснеть лбу, подрывается с места: — Я сейчас принесу лёд!       Минсок провожает молоденького альфу и поворачивается обратно к Сехуну, рассматривающему упаковку таблеток (такие он принимал около двух месяцев назад, поэтому, возможно, они и подействуют ненадолго). Окинув больного друга сочувствующим взглядом, Минсок вздыхает, раскачиваясь в кресле. С Сехуном они знакомы уже больше года, и Ким, честно, не помнит ни одного дня, когда О выглядел более-менее нормально. Вечно припухшие глаза и семафорящий на всю округу красный кончик носа, по которому Сехуна можно узнать издалека, — его визитная карточка. Двадцати четырёхлетний омега-аллергик, средне-статистический экономист огромной компании, интересующийся только работой и вовсе не пытающийся идти по карьерной лестнице, — именно таким Ким Минсок — дизайнер, метящий на место директора по маркетингу, — его и видит всё то время, что они общаются. Минсок постукивает пальчиком по губам, пытаясь вспомнить, был ли у Сехуна когда-то альфа, потом вдруг припоминает смазливого китайца, с которым О встречался около месяца в прошлом году, и вздрагивает, едва ли не падая со стула, когда Сехун чихает в очередной раз. Чувствуя на своём локте чужие пальцы, придержавшие его от падения, Минсок поднимает взгляд и улыбается секретарю, перехватывая из его рук пакет со льдом и задевая при этом холодные ладони своими. Минхён тушуется, краснея до кончиков ушей, и спешит вернуться на своё место.       — Посадят же, — замечает Сехун, отбирает пакет из рук старшего и со вздохом облегчения прислоняет его к горящему лбу. Минсок любезно одаривает его подзатыльником, но решает промолчать.       — Совещание через пятнадцать минут, — как бы между прочим напоминает он, отходя от темы, и Сехун безрадостно вздыхает, надеясь на то, что горстка таблеток, что он проглотил несколькими минутами ранее, подействует вовремя.       Минсок провожает его до зала заседаний, сидя в кресле и активно перебирая ногами, шлёпает по заднице на удачу, показывает «файтин» обеими руками и укатывается в сторону дизайнерского отдела. У Сехуна потеют ладони: это его первое совещание, и омега очень надеется, что последнее. Главный финансист взял отпуск по болезни, и Сехун действительно не понимает, почему тот доверил оформление квартального отчёта именно ему, поэтому ещё несколько секунд топчется перед дверью прежде, чем заходит во всё ещё пустое помещение. О бросает измученный взгляд на белое полотно проекционного экрана, тяжело вздыхает и семенит к крайнему стулу вокруг огромного серого стола.       Мерно гудящий кондиционер и звуки города из приоткрытого окна понемногу успокаивают, и спустя пять минут Сехун даже не вздрагивает, когда дверь в зал в очередной раз открывается, пропуская внутрь пожилого возраста альфу в официальном костюме. Сехун учтиво здоровается с каждым, но предпочитает отмалчиваться, пока взрослые и более опытные директора отделов ведут беседы до прихода генерального директора. Свой отчёт омега знает вдоль и поперёк, а поэтому почти не волнуется, в глубине души надеясь не облажаться: новую работу искать не хочется, его вполне устраивает собственное мягкое кресло и накренившаяся набок искусственная пальма возле стола. О поправляет стопочку листов в руках и, нервно вздрогнув, мнёт страницы, когда через вновь открывшуюся дверь в помещение вплывает сначала тучный альфа-гендиректор, а следом за ним — молодой наследник корпорации. При виде последнего Сехун порывисто вскакивает с места и ударятся коленкой о стол, шипит сквозь зубы и мысленно матерится, надеясь, что за шумом приветствий никто не заметил его оплошности. Однако взгляд с другого конца стола, в котором читается слегка удивлённое узнавание, заставляет его тут же стушеваться и, зажмурившись, склонить голову в уважительном приветствии: всё, что угодно, лишь бы не видеть чёрных глаз, заинтересованно разглядывающих его в который раз за день.       Совещание проходит спокойно, Сехун отрапортовывает свой отчёт от и до и даже отвечает на вопросы директоров по поводу финансовых прогнозов на текущий квартал, получает похвалу от заместителя генерального директора и улепётывает в свой офис, сверкая пятками. Он даже не скрывает восторга по поводу того, что успел увернуться от Ким Чонина — и что ему было нужно? — прежде, чем тот предпринял попытку перехватить его за локоть. Поэтому теперь, тяжело дыша, Сехун сидит в собственном горячо любимом кресле и облегчённо улыбается, отправляя копию отчёта секретарю директора по почте.       Остаток рабочего дня протекает за составлением таблиц по материально-техническому снабжению основного производства, аллергия почти не беспокоит, а Минсок заглядывает к нему лишь раз, чтобы продемонстрировать новые эскизы, и к вечеру Сехун кое-как соскребает себя со стула, потирая отсиженный зад. В офисе почти никого не остаётся, и омега доезжает на лифте один, прощается с заступившим на ночную смену охранником и выпархивает из стеклянных раздвижных дверей, в последний момент от неожиданности спотыкаясь на пороге. О даже промаргивается несколько раз, чтобы удостовериться, что картинка перед ним — не глюки из-за долгого сидения за компьютером. Но нет, белый ламборгини ему вовсе не мерещится, как и сидящий на его капоте Ким Чонин собственной персоной. Сехун тормозит ещё пару секунд и, развернувшись, семенит в противоположную Чонину — а заодно и собственной квартире — сторону. Он прибавляет темп, когда слышит позади себя шаги, и пыхтит себе под нос, неуклюже перебирая длинными ногами. Далеко уйти не получается: его хватают за запястье и разворачивают к себе лицом. Сехун сдвигает брови к переносице и поднимает вопросительный взгляд на нагнавшего его Чонина, сияющего белоснежной улыбкой.       — Тебя подвезти? — наивно предлагает Ким, бежавший за ним, похоже, именно ради этого, и Сехун бросает взгляд за чужую спину, где в свете закатного солнца сияет белая ламборгини. О даже не делает вид, что обдумывает предложение:       — Спасибо, доеду на автобусе, — отрезает Сехун и направляется теперь уже в нужную ему сторону. Он слышит, как Чонин чертыхается, а потом снова нагоняет его, но уже не пытается хватать своими загребущими ручками, а просто идёт рядом. Получается плохо — ноги у Сехуна длиннее и в целом он немного выше, чем альфа, поэтому тому приходится передвигаться за О небольшими перебежками, чем омега и пользуется, ускоряя шаг.       — Может, оставишь свой номер? — запыхавшись, предпринимает вторую попытку Чонин, и Сехун пожимает плечами.       — У меня нет мобильного, утопил в туалете на прошлой неделе, — как само собой разумеющееся бросает он.       — Ну или хотя бы давай поужинаем вместе? — Чонин не теряет надежды, и Сехуну становится его жаль, совсем чуть-чуть, конечно, но всё-таки. О вздыхает и собирается повернуться, но в нос вдруг ударяет запах горького шоколада с примесью цитрусовых. Кажется, средство от аллергии перестаёт действовать, и Сехун морщится, потирая начинающий чесаться нос.       — Простите, но я на диете, — парирует он первым, что приходит в голову, и срывается на бег, оставляя позади себя Чонина, в недоумении смотрящего на убегающее в закат худосочное тело.       Первым делом по приходу домой Сехун сбрасывает с себя пропахший весной и горьким шоколадом костюм, засовывая тот в машинку. Перед запуском стирки он пару раз крестится в надежде на то, что не забудет вытащить его и повесить сушиться. До зарплаты ещё полторы недели, и Сехун не уверен в том, что сможет позволить себе в очередной раз взять костюм в аренду. Он умывается, натирая руки гипоаллергенным мылом, набирает ванну горячей воды и шаркает тапками на кухню, чтобы включить рисоварку. О Ким Чонине Сехун старается не думать.       Не думать не получается. У Сехуна съёмная однушка в заднице города, один-единственный официальный костюм со школьного выпуска и зарплата размером с целое нихрена. У Чонина скромненькое белое ламборгини, шмотки от известных дизайнеров и банковский счёт с десятью нулями после единички. Им вот ни разу не по пути. Ну и что, что истинные. Но если честно, Сехун об истинном альфе мечтал с детства, но так уж сложилось, что О просто нереальный везунчик. Истинный-то нашёлся, причём даже быстрее, чем омега рассчитывал, да ещё какой — хорошо воспитанный, обеспеченный и красивый, как Аполлон (Сехун мысленно проклинает Ким Минсока за столь меткое сравнение), — да вот только есть одна загвоздочка: у Сехуна на его запах аллергия. Истинный альфа-аллерген для омеги-аллергика. Сехун усмехается, баламутя пальцами остывающую воду. И всё бы ничего, да вот только если он попробует с Чонином, у всего этого может быть лишь два исхода. Первый — он умрёт от передозировки таблетками от аллергии. Второй — умрёт от самой аллергии вблизи вызывающего его источника. А если не попробует, то либо найдёт себе бету без запаха, либо останется старой девой. Но без кошек, потому что на них у Сехуна аллергия тоже. Всё это на самом деле немного грустненько, и О решает судьбу не испытывать. Он не в дораме, чтобы жертвовать любимым собой ради десяти минут (максимум — получаса) рядом с возможным счастьем всей своей жизни. А там будь что будет.       А вот Ким Чонин, кажется, думает иначе, потому что первое, что видит Сехун, когда на следующий день вваливается в офис, потирая опухшие глаза (спасибо чудесным духам омежки из аналитического отдела, с которым они вместе ехали в лифте), это огромный букет белых лилий, стоящий в вазе посередине его стола. Сехуну хватает одного вздоха: специфический запах, заполонивший всё помещение их отдела, бьёт в нос, едва ли не сбивая с ног, и О несётся к открытому окну, свешиваясь из него наполовину.       — Минхён, срочно убери их! — кричит он, и молодой альфа спешит к его столу, перехватывая гигантский букет. По пути Ли сотню раз извиняется за то, что недоглядел, и несётся к выходу, в дверях сталкиваясь с по привычке заехавшим в гости перед началом рабочего для Минсоком. Омеге хватает лишь взгляда на букетище в руках секретаря и на пытающегося вылезти из окна восемнадцатого этажа Сехуна, чтобы оценить ситуацию.       — О, это мне? — восклицает он и, поднявшись, забирает букет из рук растерянного Минхёна.       — Унеси их, быстрее, — шмыгая носом, едва ли не плачет О, и довольный Минсок укатывается к себе в офис с цветами в охапку.       К концу недели Сехун скучающе следит за тем, как Ким бегает в поисках очередной вазы по всем отделам их компании. В офис самого Минсока О даже заходить боится, тот теперь больше похож на цветочную оранжерею, нежели на кабинет будущего директора по маркетингу. Минсока такая ситуация, впрочем, устраивает: он даже заезжает по утрам пораньше, иногда перехватывая цветы ещё перед приходом Сехуна, флиртует с альфой-курьером и по просьбе О пытается выведать номер отправителя. Ким Чонина Сехун за всё это время так и не встречает, и хотя он прекрасно понимает, что подарки в виде подобных букетов для альфы не проблема, да и Минсок доволен, но всё же как-то неудобно получается. В конце концов всё разрешается само собой: заехавший в офис к отцу Чонин провожает взглядом катящегося по коридору на кресле Минсока в обнимку с букетом сиреневых орхидей и делает вывод, что Сехуну цветы, похоже, не особо нравятся.       Следующим утром Сехун с удивлением не обнаруживает букета, вместо этого за его столом с не менее удивлённым лицом сидит Ким Минсок, который, похоже, дежурит тут с самого утра. Ким ему все уши прожужжал о том, что следующим букетом непременно будут розы, а он розы жуть как любит. До обеда курьера с цветами так и не появляется, и Сехун вместо облегчения чувствует усталость, потому что было бы лучше, если бы радостный Минсок ушёл с цветами, а не ныл под ухом битый час. О даже становится немного грустно: пусть цветы он эти так ни разу и не нюхал, внимание от Ким Чонина ему было приятно. Однако все мысли о так и не удавшемся романе с конфетно-букетным периодом рушатся в одно мгновение, когда в офис заходит всему отделу знакомый курьер и, найдя глазами Сехуна, заученно-устало произносит:       — Посылка на имя О Сехуна.       Минсок вытягивает шею, надеясь увидеть в руках курьера долгожданный букет роз, но цветов нет. Сехун чиркает роспись в бланке и принимает от курьера небольшую прямоугольную коробочку, обтянутую матово-красной подарочной бумагой. Он разворачивает её под внимательным взглядом Минсока и обречённо вздыхает при виде коробки бельгийского шоколада.       — Шоколад! — верещит довольный Минсок и, сияя улыбкой, притягивает коробку к себе.       Спустя ещё неделю Сехун серьёзно задумывается о том, не слиплась ли у хёна задница. Неуверенность в этом перекрывает убеждение в том, что Ким, похоже, забросил свою диету, о чём О, не задумываясь, и говорит старшему омеге, намекая на вновь появившиеся щёки, а после получает затрещину. Конфетный период продолжается ровно до тех пор, пока в один прекрасный день Минсок не перехватывает курьера в дверях.       — О, это, наверное, мне.       Высунув язык от усердия, он мастерски подделывает подпись Сехуна рядом с его именем на бланке и, забрав коробку, едет к столу младшего. В этот самый момент Сехун понимает, что с происходящим пора завязывать. Номер Чонина он так и не выясняет даже после того, как Минсок по его просьбе прочёсывает в его поисках все телефоны сотрудников. Но на сей раз О действительно очень везёт, потому что по дороге в аналитический отдел он видит выходящего из кабинета зама Ким Чонина и моментально забывает про важные документы в своих руках. Тот замечает его тоже и оборачивается на запах ванили, но мимолётно скользнувшее по его лицу приятное узнавание сменяется ошарашенностью, когда О вдруг подлетает к нему и, схватив за руку, тащит в сторону пустого коридора.       — Значит так… — начинает Сехун, но, заметив нарастающий испуг на лице альфы, смягчает выражение лица и вздыхает. Он решает обращаться к Чонину на «ты», всё же ровесники (об этом ему любезно сообщает Минсок, пока доедает очередное пирожное из подарка), да и разговор этот не располагает к официальностям. — Мне, конечно, приятно твоё внимание и всё такое, но… — Сехун прикусывает губу, улавливая на сменившем выражение лице Чонина расстройство. Сердечко болезненно ёкает, но О всё же заканчивает: — У меня аллергия на всё то, что ты мне даришь. Минсок-хён, конечно, любит и цветы, и шоколад, но от конфет он снова поправился, и мне не особо хочется выслушивать его нытьё по этому поводу следующие пару месяцев диеты. Так что прости, но можешь как-то… Завязать с этим, окей?       О дёргает уголками губ в подобии улыбки и разворачивается, поудобнее перехватывая документы. Но он не успевает сделать ни шагу прежде, чем Чонин ловит его за руку и, развернув к себе, заглядывает в глаза. Сехун краснеет до кончиков ушей, и дело даже не в том, что рядом с Чонином таблетки вдруг перестают действовать.       — Может, тогда скажешь сразу, на что ещё у тебя аллергия? — улыбнувшись, предлагает Чонин. О тушуется от чужого взгляда. Чонин фактически прямым текстом говорит ему о том, что не отступится, и Сехун в конце концов признаёт поражение. Кивнув головой и выставив вперёд пятерню, он, тяжело вздохнув, начинает загибать пальцы:       — На пыльцу, пыль, шерсть, бытовую химию, пчёл, цитрусовые, сладкое… — усердно перечисляет он, припоминая все свои аллергены, и в удивлении распахивает глаза, когда вдруг подавшийся вперёд Чонин затыкает его поцелуем. Пухлые губы альфы горят ничуть не меньше, чем сехуновы щёки, а сердце в груди грохочет так, что Сехун совсем не уверен в том, что оно не выскочит через горло. Он зажмуривается и приоткрывает губы, чувствуя, как начинает щипать глаза, а кончик носа нестерпимо чешется. Оттолкнувшись от плеч Чонина в самый последний момент, О порывисто хватает ртом воздух и, закрыв ладонями лицо, чихает так громко, что вслед за звучным «Апчхи!» по коридору проносится эхо, а после помещение заполняет чужой низковатый смех.       — И, похоже, на меня, — широко улыбается Чонин и чешет затылок. Сехун неловко отводит глаза, а уже вечером принимает чужое предложение встречаться. Ким обещает ему купить самое лучшее средство от аллергии и изолировать от всех контактов с аллергенами, кроме, разумеется, себя самого.       Встречаться с Чонином всё равно, что жрать битое стекло: глаза слезятся от подступающих слёз, горло дерёт просто невероятно, но Сехун плачет и продолжает жрать, потому что без этого уже никак. Альфа и правда покупает ему лучшие лекарства и самые дорогие таблетки, на которые Сехун в аптеку раньше только посмотреть приходил, и те вполне себе успешно действуют, но постоянное присутствие альфы рядом уменьшает их воздействие ровно вполовину. Но Сехун не жалуется: Чонин и правда замечательный, именно такой альфа, о котором он и мечтать не мог, вот только целоваться дольше пяти минут у них не выходит, а целую неделю до и после течки Сехун и вовсе ближе, чем на десять метров, к Киму подойти не может. Однажды Чонин предлагает ему переехать, после чего Сехун целую неделю с ним не разговаривает, потому что: «Ты скотина, Ким Чонин, убить меня решил?!» Впрочем, вину свою Чонин так же успешно заглаживает — Сехун просто не может ему сопротивляться. Узнав о прозвище, данном ему Минсоком, Чонин лишь пожимает плечами, мол, а что, неправда, что ли? Долгожданные розы Минсоку он тоже дарит как раз в тот день, когда того повышают в должности. Новый директор по маркетингу счастливо улыбается и ставит розовые розы рядом с более скромным букетом из пяти алых. Минхён под понимающим взглядом Сехуна заметно краснеет, но весь вечер корпоратива от старшего омеги не отходит ни на шаг.       Уже ближе к ночи О начинает чувствовать, что выпитые перед началом вечера таблетки прекращают своё действие, а запах Чонина, напротив, бьёт по рецепторам даже с другого конца зала. Чонин изменения ощущает тоже, быстро находит омегу взглядом и, извинившись перед директорами, направляется в его сторону, отмечая то, как глаза Сехуна постепенно округляются в приступе паники.       — Всё нормально? — шепчет Ким, и Сехун хватается влажными ладонями за полы его рубашки, стискивая хлопковую ткань до треска.       — Да-да, кажется, что-то… Отвези меня домой, пожалуйста, — зажмурившись, просит О, чувствуя, как альфа поддерживает его за талию. Они прощаются с виновником торжества, и уже в машине по дороге домой омега проглатывает ещё две таблетки. Сехун не совсем уверен, почему течка началась так внезапно, но Чонин обрывает его мысли всего одной фразой:       — Доктор сказал, что эти таблетки очень сильные и могут быть побочные эффекты, — его голос немного дрожит, потому что по ламборгини распространяется удушающий запах ванили, и голова идёт кругом. Ким тянется к панели, чтобы приоткрыть окно, и впускает в салон ночной воздух.       Сехун не спорит, когда понимает, что альфа везёт его в свой дом, потому что до его квартиры добираться слишком далеко. Но когда на пороге комнаты Чонин вдруг тянет его на себя, целуя, Сехун собирает в себе последние силы, отталкивает его и опускается на кровать, хватаясь за голову. Внизу живота тянет неимоверно, а запах присевшего рядом альфы щекочет ноздри. Сехун старается дышать через раз, стискивая чужие пальцы. Они вместе уже три месяца, и О понимает, что, наверное, альфе нелегко. Ему самому не комильфо переживать течки в одиночку при живом-то истинном. Но в этом-то, собственно, и дело: мысль умереть во время секса с альфой, на запах которого у него аллергия, если честно, его чуть-чуть пугает.       — Просто скажи, что я тебе надоел, — с придыханием шепчет Сехун, вопреки своим словам подставляя шею под осторожные поцелуи. Чонин скользит по одуряюще пахнущей коже и втягивает воздух у виска, прикусывая мочку небольшого ушка. Его ведёт от чужого запаха, и он, не сдержавшись, припадает к тонким губам. Они стукаются зубами, когда Сехун вскидывает голову, борются некоторое время, потому что омега не хочет уступать, и в конце концов Чонин шипит от болезненного укуса, отстраняясь и касаясь пальцами своих припухших губ. Альфа усмехается, глядя на победно сверкающего глазами омегу. — Ну? Хочешь от меня избавиться? — фыркает Сехун, и Чонин, рыкнув, наваливается на него всем телом, укладывая его на спину. О тут же обхватывает его плечи руками и льнёт так податливо, что всё его мнимое сопротивление моментально сходит на нет.       — Просто прочитал недавно про гипо… гипосенсибилизацию, — Чонин утыкается носом в острую скулу, пережидая клокочущее внутри возбуждение. Он не продолжает объяснений, Сехун наверняка знает, что это, вместо этого его руки соскальзывают к узкому тазу и ниже, подхватывая О под коленями и притягивая омегу ближе к своим бёдрам. Тот отрывисто стонет, обвивая шею Чонина руками, и приподнимается, помогая альфе стянуть с себя узкие джинсы. Сехун не спорит — сдаётся так же, как и всегда. Под напором альфы довольно сложно устоять, уж кому, как не О, это знать. Поэтому вместо того, чтобы сопротивляться, он прогибается в руках Кима, цепляется пальцами за пуговицу его штанов и, вжикнув молнией, позволяет Чонину самостоятельно от них избавиться.       Разгорячённое тело нависшего над ним альфы пышет жаром, Сехун касается кубиков пресса, а после скользит по бокам, в конце концов сжимая пальцами крепкие ягодицы. Чонин усмехается, тяжело сглатывая, и, закусив губу, подаётся бёдрами вперёд. Запах горького шоколада режет обонятельные рецепторы, и омега задыхается, хватает ртом сухой воздух и хрипло стонет, прикрывая глаза. Пальцы Чонина смыкаются на бледных бёдрах, подтягивая их ближе к себе, и Сехун отрывисто вскрикивает, когда Ким, приноровившись, неспешно толкается вперёд. Голова кружится, О хлопает влажными ресницами и чувствует привычное стекло в горле. То нещадно саднит, пока Чонин выцеловывает его снаружи. Омеге кажется, словно он тонет в дурманящем аромате шоколада, но выбраться нет никаких сил; вместо этого Сехун отчаянно цепляется за горячие плечи, надрывно стонет и подаётся навстречу.       Чонин двигается неторопливо, в конце концов закидывая худые ноги себе на плечи. Сехун просяще стонет, когда альфа замирает, упираясь руками возле его головы и почти складывает его тело пополам. Альфа нежен и нетороплив, он методично сводит с ума, и О протяжно стонет, пытаясь подмахивать бёдрами. Ноги сводит судорогой, и он почти отключается, когда Чонин глотает стон над самым его ухом, а после ловит за подбородок, касается искусанных губ и затягивает омегу в поцелуй. Сехун тяжело сглатывает, когда Ким требовательно оглаживает его бок пальцами, закрывает глаза и льнёт к сильным рукам, потому что пробовать с Ким Чонином он готов всё, что угодно, даже если это его последний раз.       А уже наутро, проснувшись на груди альфы, Сехун довольно улыбается и счастливо вздыхает, втягивая носом воздух. Он слегка тормозит и распахивает глаза в удивлении, а потом обнюхивает Чонина вдоль и поперёк, неверяще замечая, что чониновская гипосенсибилизация, похоже, сработала. Сехун поднимает взгляд на сопящего альфу, сдерживает рвущуюся наружу улыбку и решает, что Чонину об этом пока что знать вовсе не обязательно.