escape

Едва оцепенение прошло, Крис осознал, что рана оказалась неглубокой. Лонгвей всего-то изучающе мазнул лезвием по коже, поэтому повредил ее на какие-то миллиметры. Это был столь откровенный блеф, что кровь не сразу в капли собралась. Впрочем, этого хватило, чтобы довести Исина. Лонгвей не хуже Криса знал, каков Исин и как загнать его в угол – добросердечных и миролюбивых людей очень легко было выбить из колеи. Исин сделался сам не свой после выпада мужа. Он зажмурился, потух и уже не мог контролировать слезы и дрожь. Те лились ручьем ему на колени, которые Исин старательно прижимал к груди, чтобы душа не так сильно болела. Лонгвей глубоко ранил омегу шуточным выпадом. Для Криса это лежало за гранью понимания. Правду, видимо, говорили, что самые злейшие враги — близкие люди. — Исин, — неуверенно позвал Крис, зажав шею рукой. Похожего рода порезы Крис получал, пока учился правильно бриться. Самое ужасное от них — это раздражение из-за собственной криворукости. Или неприятные саднящие ощущения на краях пореза. Впрочем, каким бы несерьезным тот ни был, видеть его не стоило, раз уж Исину довелось глянуть, как Лонгвей сделал выпад ножом. — Исин, подними голову, — попытался Крис еще раз. Не меньше минуты ушло у омеги, чтобы осознать, что произошло. Жадным взглядом Исин бродил по альфе и все равно не верил, что тот был в порядке. Бледный как полотно, испуганный, но живой. Исин прокусил губу, чтобы вынырнуть из кошмара в своем воображении. — Не обещаю, что ему повезет после второго ответа, — Лонгвей изъял из нагрудного кармана платок и протер им балисонг. Затем заново взвесил нож в правой руке — на этот раз не как безвкусную безобидную безделушку омежки, а как настоящее холодное оружие, которым можно убить. Лонгвею понравилось. Понравилось управлять жизнью другого человека подобным образом. Ему осточертели шантажи, подкупы и подставные контракты, и на их фоне несчастный крохотный нож звучал весомее некуда. Китаец был смущен внезапной легкостью и впечатлен случившимся. По его восторженному выражению было ясно: Лонгвей прежде никогда не убивал, но между ним и этим поступком больше нет никакого барьера. Если именно так в людях обнажался грех, превративший отца Криса в серийного убийцу, то Крис совершенно точно не унаследовал его нездорового интереса. Охота и убийство животных его не возбуждали. — Проглатывай свои сопли и отвечай на вопрос, у нас мало времени до рассвета, — Лонгвей больше интереса уделил орнаменту на ручках балисонга, где заметил выгравированную надпись. Крис не имел представления, прочел ли ее Исин в своё время, однако из Лонгвея из-за нее ушло веселье. — Ты спрашивал меня, люблю ли я его, — Крис решил, что при таком раскладе молчать не имело смысла, но сухое горло неприятно саднило от каждого слова. — Это хреново — так сильно кого-то любить. Тебе это знакомо? Когда все мысли о нем и сердце не с тобой, а с этим человеком. Крис краем глаза заметил, как американец настороженно сменил позицию и занял место по ту сторону от Лонгвея, которая казалась Крису особенно опасной — в правой руке был раскрытый балисонг. Лонгвей на секунду поморщился, но, к счастью, на провокацию не поддался. Справился с внезапным откровением Криса и хмыкнул настолько презрительно, насколько получилось. Вышло слабо потому, что Лонгвей действительно любил Исина похожим образом. Давным-давно. — Я не просил таких омежьих фразочек, — он наморщился, будто гадость какую съел. — А я не просил меня к столбу привязывать и ножом пугать. У Лонгвея лопнуло терпение. Он обернулся к Исину, который после признания Криса потерял почву под ногами. Сделалось, правда, еще дурнее, когда Лонгвей обратился к омеге с присущей себе гнильцой в голосе: — Ты посмотри, как он за тебя стоит. Жизнью рискует. А ведь зря ж, заинька. Не знает тебя и нарывается, как слепой кролик. Рассказать ему, кто ты на самом деле? Зрачки Исина расширились сильнее, он отчаянно задергался на месте, что-то выкрикнув на путунхуа, и Крису совершенно не пришлась по вкусу такая реакция. Она не сулила ничего хорошего и делала из него дурака, который чего-то не знал. — Ты же этого не сделаешь? — умоляюще прошептал Исин, но так, будто заранее проиграл. — Пожалуйста. Вторя его опасениям, Крис невольно прижал руку к шее крепче, хотя в том не было никакой нужды. Давила многопудовая усталость, отчего Крис слабел быстрее, чем до этого. Воздух в ангаре неприятно сгустился и стал тошнотворно гадким. — Твоя омежка, дорогой мой Крис, из богатой семьи. Очень богатой. — Я знаю, — раздраженно огрызнулся тот. Лонгвея позабавило, что Крис начал сдавать, хотя крепким орешком держался на зависть многим. — И говорю я это, мой дорогой Крис, чтобы открыть тебе глаза на тот очевидный факт, что однажды он уйдет из твоей мещанской халупы. Он жадный, избалованный, и ты его не удовлетворишь. Если ты думаешь, что стал для него чем-то особенным, то зря. Ты стоишь намного меньше той вещи, что он украл прошлым летом у меня. Ему всего лишь нужен кто-то, чтобы защититься от моих гончих. Тряпичное пугало, которое встанет между нами и примет на себя пулю. Он умнее, чем ты думаешь. Хитрее, чем ты думаешь. И он не плюшевый. Ты всего лишь лизнул верхушку айсберга. Если именно это имел в виду американец, жалея Криса, то Крис предпочел бы жить своей жалкой жизнью изгоя, охотиться и торговать мясом в столице штата и по необходимости снимать кого-нибудь в клубе. А не вот это вот всё, когда любишь человека, о котором ни черта не известно. И который, на секундочку, сам ни разу не сказал слов любви. Лонгвей ухмыльнулся, завидев смятение и гнев в Крисе. Ему было по душе разбивать чувства обычного сельского парня, которому не свезло привязаться к Исину по-настоящему. Он облизнул губы, будто желал попробовать на вкус гадкий триумф. А перемены в Исине и подавно расслабляли похлеще секса. — Исин, знаешь, в чем твоя ошибка? Ты слишком поздно выскочил из его постели. Крис в мгновение ока сжал пальцы в тугой крепкий кулак и занес его так яростно и быстро, что жестко скользнул по челюсти Лонгвея. Послышался неприятный щелчок, как при хрусте пальцев. Лонгвей удивленно потерял равновесие и выронил балисонг. Упавший нож звонко ударился о малиновый бетонный пол, и Крис мгновенно наступил на него и подтащил под себя. Лонгвей не стал за него бороться. С уязвленным самолюбием размял челюсть, чтобы проверить, цела ли она. Выпрямился и с демоническим выражением лица ответил на удар более тяжелым. Крису показалось, что его шарахнули многотонной кувалдой — настолько невыносимо больно это было. Он отшатнулся назад, закашлялся кровью и скрючился в три погибели, обняв себя за живот. Лонгвей сразу же добил: согнул правую руку в локте и, словно острым клинком, задел Криса по позвоночнику. Крис тяжело рухнул на пыльный твердый пол. Лонгвей со всей силы пнул ему в живот один, два, пять, десять раз. Не слыша мольбы Исина, всаживал в Криса один пинок за другим. Зверски хотелось не умереть, но напрочь исчезнуть. Альфе впервые было настолько погано. Некстати в голове прошмыгнуло неуместное воспоминание о маме: она любила сонники, и Крис однажды прочел на одной из случайных страничек, что избиение человека до смерти символизировало потерю. Будучи маленьким, Крис посчитал это странным и глупым. А сейчас всё как-то перевернулось. Глупая фраза была в детстве, а теперь столько смыслов сразу на нее наложить можно, что аж страшно. — Посади его обратно, — прошипел Лонгвей змеей, и американец в мгновение ока подтащил похожего на желе Криса к колонне. — Мне нужна аптечка. Проводи меня до машины. Первым к горизонтальным воротам отправился Лонгвей. В это время похититель защелкнул механизм на руках Криса, поднял с пола балисонг и между делом шепнул Крису что-то такое, что его вконец разбило. Бегло глянув на Исина, мужчина с жалостью отнесся к обоим и вышел следом за Лонгвеем. Послышался вой зимней метели, пересчет ледяных песчинок и воющий меж деревьев ночной ветер. Их разбавил звук отключенной сигнализации и чьи-то голоса. Много голосов. Разных, озлобленных, приказывающих. Судя по всему, китаец и американец там не одни. Крис не открыл глаза, зато застыл и методично считал до десяти про себя, стараясь не дышать. Под веками блекли пятна света — Крис плавно терялся в темной тишине, и фраза американца разносилась исчезающим эхом, пока, наконец, не погасла в сознании совсем. «Схвати ты нож и всади ты его в эту мразь поглубже, сейчас был бы свободен». Но Крис — не Лонгвей и не отец. Он никогда не отнимет человеческую жизнь. Чего уж там. Он даже возненавидеть Исина не может нормально, хотя в свете последних событий имеет полное право изменить к нему отношение. Как назло, голоса стали громче. Они продирались сквозь забытие Криса, терзая защитное спасение альфы так, как огонь выжигал бумагу. Когда его коснулись, Крис обреченно застонал, не разлепив век. Он чувствовал, как вокруг него топтались, что-то гудели на манер ос в улее, вытаскивали его из наручников и куда-то волокли. Где-то вдалеке, между хрустом грязи под чужими ботинками и гулом сдвинутых металлических ворот, Крис различил грустный волчий вой. Или так кто-то плакал? Если это по нему такие звуки издавали, то он того не стоил. Единственное дитя умалишенного мужчины и умершей от горя матери. Дитя, которое не нашло в себе сил вырваться из порочного круга. Дитя, которое потерялось в мире и в себе. Дитя, которому разбили сердце, едва он впустил в него необъемную любовь и решил, что пора идти с их помощью дальше. Нет, он точно не стоил того, чтобы по нему плакали. Криса пытались выдрать из забвения острыми шлепками по щекам, но он наотрез отказался приходить в себя. Его еще немного помучили и отступили. Наконец-то. Это было выше его сил.