* * *
Чарльз то и дело оборачивался, боясь, что его новый знакомый скроется до того, как они успеют проститься. Он не мог прогнать мысль, что видит индейца в последний раз, что-то внутри подсказывало, что это не так, но страх — чувство максимально иррациональное, к тому же сильное, способное подчинять себе целые народы. Что мог сделать он один против такого сильного — точнее, всесильного — Страха? Ксавье обернулся снова — и снова увидел Эрика, идущего следом, совсем близко, Эрик же в очередной раз встретил его взгляд спокойно, желая улыбнуться, но не позволяя себе этого. Он вызвался проводить чужака до берега, где расположились его люди, Большая Рыба предлагал бывшему пленнику остаться на ночь, вигвам Азазеля был достаточно большим, чтобы там мог уснуть гость или даже два, но Стальное Сердце настоял на том, что Чарльзу нужно уйти. Это удивило вождя, ему казалось, что сын был бы не против провести с чужеземцем чуть больше времени, однако сам Эрик оставался непреклонен: он сказал, что сам отведёт Чарльза, но остаться ему в племени не позволит. — Что на него нашло? — Большая Рыба проводил сына, скрывшегося с их гостем за зарослями, недоумённым взглядом. — Почему нельзя отложить эту прогулку до утра, зачем обязательно тащиться в лес при свете Старухи? — Он боится, мой вождь, — Азазель стоял рядом, в отличие от Нура, скрывшегося из виду сразу после собрания, он остался у большого вигвама. — Чего? — Что этого мальчишку могут убить. Большая Рыба перевёл взгляд с зарослей на своего шамана. Азазель тоже смотрел неотрывно на зелень, которая потускнела без солнечного света, и даже пламя большого костра не могло вернуть весь цвет. Блики выхватывали какие-то куски от растительности, на секунду освещая их, но не более того: всё вокруг осталось тёмным и мрачным, но всё-таки не таким мрачным, как взгляд Азазеля. Его сердце было неспокойно, предсказание, сделанное Яношем, заронило в его душе зёрна смятения, плохое предчувствие овладело шаманом, но он пока не мог сформулировать, чего именно стоит опасаться. — Кто может ослушаться моего решения? — Большая Рыба сдвинул брови, хмурясь, ему казалось, он ясно дал понять, что отпускает пленника с миром. — Тот, кому ничьи решения не указ, — наконец, Азазель тоже посмотрел на собеседника, качнув головой. — Я разделяю тревогу Эрика. Сегодня этому дитя Центауреи* лучше спать где угодно, но только не здесь. Он слишком красив и пробуждает у некоторых людей самые тёмные желания. — «Центауреи»? — вождь дёрнул бровью. — «Василёк» на латыни, мой вождь, — Азазель приподнял уголки губ. — У нашего гостя слишком голубые глаза для простого человека. — А ты слишком умён для простого человека, Азазель, — Большая Рыба чуть усмехнулся. — Не знаю, что это за латынь, но звучит она угрожающе. — Предлагаешь мне ей отпугивать Нура? — шаман чуть усмехнулся, зажигая смесь в своей трубке. — Сомневаюсь, что его может испугать что-то, кроме ножа и стрелы. Вождь только покачал головой. Он давно знал о недопонимании между своими шаманом и жрецом, Большая Рыба сам невольно принимал сторону Азазеля почти во всех конфликтах, потому как методы Нура его несколько… удивляли. Кровожадность жреца давно была известна, иногда вождю казалось, что и далеко за пределами их племени. Но он знал, как задобрить духов, он умел внушать страх, он умел… запугивать. Иногда и у Большой Рыбы сердце в груди холодело при взгляде на обряды, проводимые Нуром, жители племени верили в него, и это значит, что нельзя было просто взять и изгнать этого человека. К тому же, он был полезен в некоторых делах — как минимум, в тех, что касались части болезней, которые, к сожалению, нередко мучали подопечных Большой Рыбы. Конечно, Азазель почти всем был больше по душе, но Нур… Он умел убеждать. Пугать — и убеждать. Азазель бы прав: Эрик боялся, что голубоглазого чужака убьют, если он останется в поселении. Слишком много злобы и странного желания завладеть духом этого юноши было в глазах Нура, Леншерр видел это, когда схватил жреца за руку. И, что было особенно жутко, он отчасти его понимал. Было в чужеземце, представившимся Чарльзом, что-то такое, что лишало рассудка. Эрик смотрел на него и думал о том, как бы хотел, чтобы это было смыслом его жизни — просто смотреть на белокожего мальчишку с рыжими точками на лице, видеть его улыбку, ловить перемену настроения по голубым глазам… Каждый раз, когда Чарльз оборачивался, Стальное Сердце безошибочно перехватывал его взгляд — и каждый раз чувствовал, как по его спине бегут мурашки. Может, Нур прав, и это правда злой дух, пришедший искушать всех, кто попадётся ему на пути? Но могут ли духи быть так красивы? И так… добры? Эрик смутно чувствовал, что его новый знакомый — добр. Это нельзя было объяснить, они не говорили толком, прежде всего потому, что не могли, хотя Леншерр уже подумал о том, чтобы попросить Азазеля выучить его хотя бы основам странного наречия, на котором разговаривал гость. Ему хотелось слушать голос Чарльза так же сильно, как и смотреть на него, и тем страшнее было от ожидания минуты, когда им придётся расстаться. Стальное Сердце знал, что это случится совсем скоро — они были уже почти у берега. И ещё он не мог перестать думать о предсказании, которое сделал Янош. Кто-то с тьмой внутри — кто это мог быть? Конечно, всё указывало на Нура, но всё-таки у Эрика были страхи, в которых он не мог признаться и самому себе. Он боялся, действительно боялся, что в нём самом есть зло — чужеродное, враждебное, принесённое откуда-то издалека, и что оно дремлет, дожидаясь своего часа. А вдруг он принесёт горечь и смерть в родное племя? А вдруг, он и есть источник всех бед, которые были и которые будут? Почему-то у Леншерра не возникало и мысли о том, что это мог быть Чарльз. Чужак с глазами цвета неба никак не годился на роль носителя зла, он скорее напоминал о Реке — такой же нежный и сильный одновременно. О, в силе духа этого человека Эрик уже не сомневался, если верить переводу Азазеля, Чарльз явился сюда исключительно ради того, чтобы обнаружить что-то новое, наверняка, преодолел огромное расстояние… Шаман говорил, что река, к берегу которой Эрик вёл бывшего пленника, называется Океаном — и она в тысячу раз шире той, которая течёт в их лесу. Поверить в это было непросто, но что если Чарльз как раз с того, другого берега? Представить страшно, сколько он плыл! Наконец, послышался шум, пока ещё издалека — подходить близко к чужакам Эрик не хотел, не желая, чтобы его увидели, поэтому намеревался просто вывести чужеземца на берег, а там уже легко найти своих — по свету, который молодой индеец видел даже отсюда. Услышал свой лагерь и Чарльз, останавливаясь и тут же поворачиваясь к Эрику — и от того, как юноша посмотрел на него, Леншерр замер. Они могли не понимать друг друга, потому что говорили на разных языках, но по голубым глазам белокожего мальчишки для Стального Сердца всё стало ясно: он не хочет расставаться. Он ушёл, потому что ему сказали уйти, он оборачивался, потому что боялся, что Эрик сбежит, он всё время смотрел на индейца, потому что хотел запомнить каждую черту в его лице, словно опасаясь, что тот видение. Леншерр сглотнул, подходя ближе, он должен был вывести Чарльза к его людям, потому что в племени Большой Рыбы тому грозила опасность. Но как же он не хотел расходиться… Кажется, Чарльз тоже это понял — прочитал по приподнятым от тоскливого бессилия бровям, по складке печали, лёгшей у губ молодого индейца, по немому «прости», отразившемуся в глазах цвета стали. Он бесстрашно шагнул ближе к Эрику, вдруг поднимая руку проводя ей по лицу Стального Сердца — мягко, подушечками пальцев от виска по щеке, едва касаясь — по губам, по линии подбородка, по шее. Ксавье прижал ладонь к груди индейца, заглядывая в глаза и медленно и чётко проговаривая: — Эрик, — он чуть улыбнулся, видя, как тому пришлось по душе обращение по имени. — Я вернусь. — Я вернусь, — эхом отозвался Леншерр, повторяя то, что услышал, стараясь запомнить, чтобы потом спросить у Азазеля, что это значит; он накрыл руку на груди своей, чуть сжимая ладонь Чарльза. Стальное Сердце уже чуть подался вперёд, подчиняясь непонятному, всколыхнувшемуся в одну секунду желанию — он так сильно захотел поцеловать чужеземца, что едва не сделал это, и только то, как Чарльз выскользнул из его хватки, остановило молодого индейца. Ксавье исчез за широкими листьями кустов, убегая, действительно убегая — и Эрик в сердцах ударил кулаком по ближайшему дереву, тут же прильнув к нему всем телом, чтобы обнять и попросить прощения. Леншерр прижался к жёсткой коре лбом, на секунду коснувшись её губами, он не хотел нанести оскорбление духам леса, совсем не хотел, просто разозлился на себя за то, что напугал человека, с которым так хотел побыть побольше. Увидятся ли они вновь? И захочет ли этого Чарльз вообще?.. В одном Эрик был прав: Ксавье действительно сбежал. Сбежал, словно трус, за что уже успел себя отругать, но у него не было выбора. Чарльз бежал по песку в сторону своего лагеря, бежал так быстро, как мог, и на щеках у него горели два алых пятна. Он испугался, это так, испугался до холодка по спине, до перехваченного дыхания, до пропущенного удара сердца… Но не намерений индейца, которые стали очевидны ровно в тот момент, когда их взгляды пересеклись, нет. Чарльз был до ужаса испуган тем, что совпал с этим едва знакомым ему человеком в желаниях.* * *
Щека болела жутко, хотя Ксавье был уверен, что это скорее психологическое. Рейвен залепила ему пощёчину, в которую, судя по всему, вложила всё, что чувствовала и думала по поводу его выходки, а потом обняла так крепко, словно хотела задушить. Чарльз бы не удивился, если быть честным. До того момента, как он увидел глаза сестры, он и не задумывался о том, как всё выглядело с её стороны, со стороны всех, кто приплыл на эти берега вместе с ним. Он исчез посреди незнакомого леса, исчез надолго, они же, наверняка, искали его, звали, они могли попасть в ловушку или наткнуться на хищника, могли встретить враждебно настроенных индейцев, могли… Спину Чарльза истоптали мурашки, несущие за собой леденящий холод — верный спутник страха, хотя в данном случае — ужаса. Он обнял сестру в ответ, тоже крепко, шепча ей: «Прости, прости меня…» — куда-то в золотистые локоны, рассыпавшиеся из косы. Возможно, если бы они были дома, Рейвен могла бы позволить себе заплакать, но не здесь, в чужом мире и в окружении чужих людей. Разговор с Себастьяном был коротким и серьёзным, Шоу допросил юношу по поводу того, куда он пропал и отдавал ли себе отчёт в своих действиях, нельзя сказать, что он ругал Чарльза, нет, но недовольство и строгость в его голосе с лихвой дополняли отсутствие повышенного тона. Впрочем, известие о том, что он побывал в поселении индейцев, несколько сменило настроение мужчины, и он, с некоторым усилием подавив в себе желание вытрясти из Чарльза всё прямо сейчас, сказал, что об этом они поговорят утром. Справедливости ради, стоит отметить, что Ксавье бы не смог показать дорогу к племени: во-первых, туда и обратно его вели разными путями, во-вторых, он даже не пытался запомнить, больше увлечённый разглядыванием индейцев, которые его вели. К тому же, когда его провожатым был Эрик, там вообще было не до дороги — все мысли Чарльза оказались сосредоточены на его проводнике, уж слишком странные чувства вызывал у юноши этот молодой индеец. Но о том, что Чарльз понятия не имеет, как добраться туда, где побывал, Себастьяну ещё предстояло узнать, а пока Шоу отправил мальчишку к Логану, чтобы тот проверил, не подхватил ли Ксавье чего в джунглях. Логан снова дымил, держа трубку в уголке рта, и Чарльз немного кашлял от крепкого запаха табака, который разносился, как ему казалось, на многие мили вокруг. Мужчина бегло осмотрел аристократа и, усадив его после этого перед собой на какое-то то ли прибитое водой к берегу, то ли притащенное из леса бревно, очень серьёзно посмотрел в голубые глаза Ксавье. — Тебе очень повезло. — Я знаю, — Чарльз не хотел, чтобы это выглядело так, как будто он отмахивается, но он так устал, что от второй лекции за один вечер вполне мог сойти с ума, ненадолго так точно. — Простите, я не хотел доставить хлопот. — Нет, парень, ты не знаешь, — Логан вытащил трубку изо рта, сдвинув брови. — Я знаю, ты сюда не развлекаться приехал. Но подумай о том, что всё, ради чего собрали эту экспедицию, чуть не развалилось к чертям собачьим. Всё было бы зря, если бы тебя проткнули копьём, а мне ещё пришлось бы везти твоё дырявое тельце обратно в Англию. Ксавье вздрогнул, представив эту картину, и мужчина хохотнул от того, как его собеседник побледнел. Чарльз тут же поджал губы, уже набирая воздуха в лёгкие, чтобы выдать тираду по поводу того, что подобные насмешки оскорбительны для его чести и достоинства, но Логан опередил юношу: — Я знаю, что ты не трус, не петушись, — моряк наклонился, вытряхивая содержимое трубки и чуть постукивая ей о бревно. — Но ты должен понимать, что удача не всегда будет на твоей стороне. Что-то появилось совсем близко от Чарльза, и он повернул голову, удивлённо уставившись на предмет в руке мужчины. Логан протягивал ему маленький нож в крепком кожаном чехле и с удобной деревянной рукояткой. Ксавье осторожно принял подарок, но продолжал смотреть на мужчину со всё так же вскинутыми бровями. — Носи его с собой всегда. И спи с ним под подушкой. Если не умеешь обращаться — я тебя научу, готов поспорить, твоя сестричка с помощью того перережет дюжину аборигенов, а вот у тебя могут возникнуть проблемы. — Я не собираюсь никого резать! — Чарльз не просто возмутился, он подскочил на ноги, пытаясь вернуть нож его прежнему хозяину. — И я против оружия! Заберите! — Послушай, — Логан сунул трубку за пояс и крепко схватил мальчишку за плечи, так крепко, что тот замер, не в силах шевельнуться — хватка у этого человека была мёртвая, а взгляд… Чарльзу показалось, что он смотрит в глаза настоящего зверя, — хорошо, если он тебе не понадобится. Просто замечательно, я буду безумно счастлив. Но однажды эта штука может спасти тебе жизнь. Чарльз, — мужчина впервые обратился к нему по имени, и Ксавье сглотнул, чувствуя, как сердце подбирается к горлу от напряжения, — здесь слишком много способов умереть, и я говорю не только об индейцах. Ты меня понял? Чарльз робко кивнул, сглатывая снова, и Логан чуть усмехнулся, отпуская его, но не удержавшись и потрепав Ксавье по волосам. Что-то было в этом мальчишке такого, что к нему невозможно было плохо относиться, его хотелось оберегать, а если не оберегать, то хотя бы предупреждать о том, что вляпаться в историю — дело пяти минут, а вот расхлёбывать придётся потом всю жизнь. Логан знал об этом не понаслышке, он сам так жил, и не хотел подобной судьбы ни для кого, а тем более — для Ксавье, у которого ещё всё было впереди, включая крупные ошибки. — Пойдём ужинать, Колумб, — моряк подмигнул Чарльзу, улыбаясь. — Расскажешь всем, какие земли открыл и как назовёшь.* * *
— И откуда у тебя эта боевая рана? — один из матросов подмигнул Чарльзу, оторвавшись от своей порции. Остальные хохотнули, довольно дружно, но беззлобно — большинство было радо видеть Ксавье целым и невредимым, если не считать пореза на щеке и небольшого душевного смятения, которое, впрочем, для всех оставалось тайной. Чарльз надеялся, что это так, хотя по взгляду сестры было понятно, что у неё есть к нему парочка вопросов по поводу его состояния. Сейчас же аристократ улыбнулся в ответ и с благодарным кивков принял у одного из сидевших рядом моряков флягу, уверенно хлебнув рома — ему нужно было восстановить силы, и, по старой морской традиции, без крепкого напитка это сделать было просто невозможно. — Меня, — он выдохнул, чуть встряхнув головой и вытирая губы тыльной стороной ладони, несмотря на суровый взгляд Рейвен, которая бы хотела, чтобы её брат использовал для этого салфетку, — собирались принести в жертву. Чарльз издал смешок и вернулся к прерванной трапезе, надеясь, что его шутливый тон поддержат не менее весёлой реакцией, но ошибся — воцарилась тишина, такая плотная, что даже потрескивание веток в разведённом костре прорывалось до слуха как будто через кисель. Ксавье поднял голову, с удивлением обнаруживая, что практически все перестали есть, уставившись на него, шутка явно не получилась шуткой, впрочем, он же не соврал… — Я не совсем понял, что там произошло, — аристократ уставился в свою миску-тарелку, неожиданно для себя смущаясь такого внимания. — Со мной разговаривал какой-то человек… наверное, он переводчик или кто-то вроде того. Спрашивал, слушал, передавал мои слова вождю, вроде я правильно понял, кто главный — у него была огромная корона из перьев на голове, просто гигантская. И вроде как они что-то решили… А потом выпрыгнул вперёд раскрашенный индеец, он сразу оказался очень близко — и хотел ударить меня ножом. Я отвернулся, потому что испугался — там тоже был костёр, большой, — Чарльз сглотнул, вспоминая, — клянусь, в свете этого костра он был похож на самого дьявола. А когда я снова посмотрел на него, его руку держал тот молодой индеец, которого я встретил первым. Царапину я заметил не сразу, видимо, когда нож вскидывал — задел, не знаю. В общем, как минимум один опасный человек не в себе там точно есть. — И как минимум один запавший на нашего ангелочка, — Логан прикурил в сотый, кажется, раз за вечер, выпуская дым. — Признайся, у него в штанах кол стоял, когда он на тебя смотрел? Чарльз аж рот открыл от изумления, и в этот момент всех разобрал такой смех, что обстановку точно можно было назвать разряженной, и дело было не столько в словах моряка, сколько в реакции Ксавье: мало того, что он замер, не зная, что ответить, так ещё и вспыхнул, словно один из угольков в костре. Два ярких пятна на его щеках можно было разглядеть при любом освещении, и юноша метнул гневный взгляд на мужчину; Логан оставался внешне совершенно серьёзным, глаза же его смеялись так, что хотелось кинуть в него миской. Аристократ повернулся к сестре в поисках поддержки, но к своему ужасу обнаружил, что и она хохочет, возможно, некоторое время Рейвен и пыталась сдержать смех, но теперь с трудом оставалась с прямой спиной, крепко держась за плечо Хэнка, чтобы не согнуться пополам. — Знаете, что! — Чарльз подорвался, раздувая ноздри от возмущения, чем вызвал новую волну всеобщего веселья. — Вы просто завидуете! Сами ни одного индейца не видели! — И ни одного в себя не влюбили, вот уж точно, — Логан подмигнул Ксавье, и тот прищурился, поджимая губы. Чарльз отобрал флягу целиком — и с ней направился в сторону своей палатки, стараясь не обращать внимания на то, что слышал за спиной: там все продолжали смеяться, кажется его реакция на провокацию, вызвала ещё больший ажиотаж среди присутствующих, и теперь это будет темой для шуток номер один. Впрочем, Ксавье не был так уж сильно обижен, скорее, ему был нужен повод сбежать, чтобы хоть немного побыть одному. Влюбил? С чего они взяли, что он кого-то в себя влюбил?.. На входе в палатку Чарльз остановился и глубоко вдохнул, делая ещё один большой глоток рома. Хорошо, если влюбил, хорошо… Плохо, если влюбился.