Лекарство

Наши желания — это полужизнь, наше безразличие — это полусмерть. Они никогда не смотрели в сторону друг друга, словно они перестали иметь смысл и определенное чувство симпатии после той злополучной вечеринки. Они никогда не заикались при их общих знакомых друг о друге и, когда слышали хоть малейшее упоминание того вечера или своего имени, не шарахались, чертыхаясь всеми отборными матами великого русского языка. Они улыбались, будто все, что вначале ходило за их спинами – эти грязные слухи – делали их счастливыми с каждым рассказом все больше. С каждым описанием бурной, но не такой страстной ночи, о какой так шептались с ядовитыми усмешками их одноклассники, да, что и греха таить, сами учителя – они улыбались, будто в этом было действительно что-то до мягких колик в животе смешное. Для них, это и в правду казалось забавным: глупые люди пытались приписать им объяснения, до тошноты простые и до пьяного бреда пошлые. Но даже этот фактор не столько забавлял молодых людей, сколько забавляло то, как они пытаются приписать им чувства, будто пытаясь оправдать их животное желание. Несмотря на то, что это был первый сексуальный опыт темноволосого – в нем было и есть это желание. Только вот скрывается оно за примерным образом мальчика-отличника. Они никогда не оглядывались друг другу в след, когда встречались в просторном школьном коридоре. Они проходили мимо и не делали вид, что им все равно. Они и в правду испытывали холодное равнодушие: об этом говорило сладкое безразличие в голубых глазах кучерявой и ледяное серебро улыбки темноволосого. Никогда они не мечтали друг о друге в романтических песнях и былинах. Они никогда не пытались заговорить после друг с другом о погоде, друзьях, общих знакомых и занятиях. Темноволосый никогда не спрашивал, какие музыкальные предпочтенья у кучерявой. Девушка же никогда не спрашивала о том, какие актеры ему приходятся по душе, игра, которых бросает пылкого юношу в дрожь. Если на той вечеринке ему было это отродясь неинтересно и до омерзения скучно, то зачем сейчас пытаться узнать о той, что забавляет его своим глупым упрямством, заносчивостью, трудным во всех проявлениях характером. Он может перечислять все вездесущие факторы бесконечно, но ему было и есть плевать на эту недалекую натуру. Он не знал ее хорошо, чтобы браться утверждать, но в нем была слепая уверенность в том, что для обоих на вечеринке — это был секс и ничего больше. Хоть и родители воспитывали его не таким образом, но как еще относиться юноше к девушке, что в классе восьмом приходила со следами от побоев – то ли от ее отца, то ли от ее избранника – это до сих пор неизвестно. Но темноволосому капаться в ее дерьме хотелось меньше, чем в своем собственном. Да и дело было вовсе, наверное, и не в воспитании, а в их отношении друг к другу. Они не испытывали симпатии, да даже и не было жгучей ненависти. Нет, этого не было. Но, несмотря на эти факторы, они оба презирали, социальный статус, характер, да и вовсе времяпрепровождение друг друга. Он презирал то, как девушка, самовлюбленно накручивая прядь волос, каждый новый день меняет парня – она словно гордилась тем, как пополняется ее список шлюхи. И от того, как ее глупый смех разносится по всем коридорам школы юноше становилось неприятно. Темноволосый презирал и то, как девушка не стремится к учебе – ей на нее с высокой колокольни плевать. Он не то, чтобы с удивлением услышал с чьих-то уст о том, что девушка посвящает всю себя работе, нет, наоборот, он слушал эти слова с неприкрытой усмешкой. При этом, брюнетка отличалась тем, что была довольно-таки популярна, особенно у противоположного пола. Парень никогда не понимал, как можно находиться в стольких компаниях и, причем всегда быть к месту. Сам темноволосый не отличался особым обилием друзей, у него был только друг Дима и подруга Аня. Первый слишком общительный, слишком наглый, слишком улыбчивый, слишком грубоватый по отношению к другим людям, слишком живой. Светловолосая тихоня Аня, всегда отличалась кротостью и молчаливостью, даже в некоторой степени податливостью. И, наверное, неудивительно, что эта серая мышка стала девушкой темноволосого. Брюнетка же презирала пай-мальчика за то, как он выбивает из учителей оценки – он пойдет по головам лишь бы получить свою гребаную пятерку. Темноволосый полностью игнорировал все и вся и, если знал ответ на вопрос, как сумасшедший выкрикивал ответ со своей первой парты, будто бы всем и так не было «слышно». Но при этом, так резво он вел себя только на уроках – в жизни же спокойный и до ужаса правильный. Ему сигарету дай, он зажмет нос рукой и будет тебе читать лекции о морали и ценностях. Ах да, еще твою кровную сигаретку выкинет к чертовой матери и будет так довольно улыбаться, словно он чертов герой и спас целый бренный мир. И, к счастью для обоих, они не учились в одном классе – парень был старше девушки на год и поэтому оканчивал выпускной класс. Но даже так из общих слухов они знали друг о друге, то, как казалось обоим, что им нужно знать. Презрение определяет их взаимоотношения, ах, еще и пустое, остервенелое и холодное равнодушие. Им было настолько плевать друг на друга, что они не знали имен. Они переспали, но забыли спросить имена, да и нужны ли имена тем, кто не старался запомнить даже черты лица, что сладостно стонал под тобой?.. Как они думали – нет. И это было взаимно, оба не то, чтобы догадывались об этом, они четко и ясно осознавали это. Вот и сейчас, кучерявая проходит рядом с ним и не видит его – ей абсолютно все равно на существование какого-то мальчика-отличника, которого она с грубой нежностью и с несвойственной ей по натуре аккуратностью лишила девственности в мгновение, которое не продлилось и пятнадцати минут. Кучерявая очень торопилась это было видно невооруженным глазом по сбитому, прокуренному дыханию и по быстрым хлопкам ее шагов, громко проносящихся в коридорах школы. Ее длинные, но будто иссушенные волосы в точности повторяли резкие движения ее тела. Девушка шла в знакомом едва ли не каждому ученику направлении – курилка. Мальчик-отличник же усмехнулся что-то читая, даже не удосуживаясь поднять глаза, и спрятать столь интересную книгу в свой громоздкий из-за обилия справочников, казалось бы, по всем областям, портфель. Темноволосый читал на ходу, закатывая одной рукой рукава белоснежной рубашки, а другой парень сжимал корку потертой книги, пожирая строчку за строчкой, словно впитывая все слова и ощущения. Судя по довольной улыбке, произведение, бесспорно, нравилась парню. Но вдруг произошло неожиданное действие – книга одним громким, будто лязг колес, движением прокатилась по холодному полу школы. И если бы юноша был чуть осмотрительнее, то сейчас бы не смотрел в глаза, наполненные привычным сиянием насмешливости. Безусловно, по его лицу можно понять, что всего один кучерявый фактор, уже испортил ему только зарождающееся утро. Парень с омерзением и с тоской в глазах взглянул на упавшую книгу. Садясь на колени, он протянул к ней руку и стал аккуратно отряхивать издание от школьной пыли. Опустив голову, он увидел открытые носки туфель и ярко накрашенные красным лаком ногти. Неосознанно темноволосый пробежался взглядом по длинным стройным ножкам, отметив про себя критическую длину юбки. Однако его взгляд не был наполнен похотью или желанием – нет, он был словно холодный октябрьский ветер. От чего-то хотелось одёрнуть ее юбку, чтобы хоть как-то прикрыть столь красивые ноги. «Чем думают ее родители?» – с привычной ему раздраженностью подумал парень. Поднимаясь на ноги, даже не смотря на лицо темноволосой, он знал, что на ее лице играет насмешливая, едкая, даже ядовитая улыбка. Продолжая кривить губы в подобии улыбки, девушка произнесла: – Целочка, дай пройти, – и, не давая возмутиться темноволосому за постыдное прозвище, больно толкнула его своим плечом об его, и уже с плохо скрываемым самодовольством гордо прошествовала вперед. Звук ее каблуков, бьющихся о кафель, эхом отдался в голове юноши. От чего-то парень улыбнулся, покачав голову из стороны в сторону. Слишком смешно, слишком глупо, слишком до мучительной досады все равно.