Синева, что всегда ускользала

      Синева, в которую хотелось бесконечно вглядываться, всегда ускользала от меня. Голубые глаза Косэя были полны грусти и воспоминаний о яркой, ворвавшейся в его жизнь подобно урагану девушке. Там не было места для меня.       Каждый раз, встречаясь взглядом с Аримой, я проклинала свою нерешительность, слабость и беспомощность. В голове будто отбойным молотком тарабанила, впечатывалась мысль: «Ты дура, Цубаки Савабэ. Глупая, влюбленная дура».       Косэй вроде бы улыбался и вел себя так, словно в его жизни ничего не произошло. Поступил в музыкальную школу в другой префектуре и усердно занимался игрой на фортепьяно. Даже выиграл несколько конкурсов. Однако каждый раз, лишь только касаясь черно-белых клавиш, его взгляд менялся и в сердце просыпались воспоминания о его первой любви.       Музыка всегда отнимала у меня Косэя. Я, пожалуй, думала, что смирилась с этим, но все же училась как проклятая и будто невзначай поступила в школу неподалеку. Чтобы быть рядом и в случае чего поддержать, чтобы ничего не менялось, и я могла продолжать лгать себе, что все хорошо. Он же мой лучший друг, непутевый младший братишка.       Мы действительно часто виделись, даже снимали квартиру в одном многоэтажном доме. Вечерами иногда заваливались друг к другу, разговаривали обо всем, бесились и пили лимонад. Но порой посреди беседы Косэй внезапно прерывался, опускал голову и выдавал что-то вроде: «Каори бы это понравилось».       В такие моменты я ненавидела себя. К глазам начинали подступать слезы, в горле что-то словно застревало. Поэтому я вскакивала, сбивчиво объясняла, что мне захотелось попить и мчалась на кухню, прикрывая руками лицо. Боль обжигала сердце. Я любила Ариму даже спустя два года.       Мне ничего не оставалось, как соглашаться с ним и продолжать ревновать к той, кого уже нет. Глупо и нелепо, но ничего не могла с собой поделать. Каори — его первая любовь, которая навсегда останется в памяти Аримы. Я же — та, кто являлась лишь подругой.       Бесполезно пытаться быть более женственной и надевать платья — Косэй в ответ лишь улыбался и желал удачи на свидании, которого не предвиделось вовсе. Я старалась стать немного спокойнее и сдержаннее, но это вызвало только недоуменный вопрос: «Цубаки, ты не заболела?»       Черт.       Самое печальное — Косэй знал о моих чувствах. Я не признавалась ему и не намекала, но он действительно все знал, хотя и не придавал тому значения. Об этом трубили еще в средней школе, а позже и сама Каори написала ему в письме.       Было бы смешно, если не так грустно. Казалось, Арима отрицал тот факт специально то ли просто боясь задеть мои чувства, то ли не желая ставить под угрозу нашу дружбу.       Я все понимала, даже отчасти была ему благодарна. Но все же решилась на отчаянный шаг. Спустя два года, да. Глупая.       Я не собиралась что-либо говорить в тот день, но во время очередной посиделки вдруг не выдержала, когда снова речь зашла о Каори. Не кричала, не трясла его за плечи и не плакала, но высказала хоть что-то.       — Посмотри на меня, Косэй, — произнесла как можно спокойнее, хотя живот сводило от напряжения и нервов. Я подняла взгляд, но так и не смогла посмотреть ему в глаза — знала, в них читалось недоумение, не более.       — Цубаки, ты чего? — озвучил свою мысль Арима, положив руку мне на плечо. Я горько усмехнулась. Все верно. Косэй всегда таким был, ожидать большего и не стоило.       — Обрати на меня внимание. Я не прошу полюбить или что-то вроде того, правда, но больше не могу так, Косэй. Ты первый сказал — я девушка, какой бы ни была по внешности и характеру. Но сам же и игнорируешь это. Косэй, ты… давно не просто мне друг или младший братишка. Знаешь же. Я люблю тебя.