Синергия и сингулярность

— После всех событий, что произошли, государство передало указ о расформировании Юэй, — Айзава-сэнсэй говорил привычным монотонным голосом, но именно сейчас в его интонации можно было расслышать несвойственные оттенки скорби и печали. По классу прошелся недоумевающий гул, смешанный с расстроенными всхлипами. — Но кто знал, что Второй Удар (1) окажется настолько сильным и непредсказуемым, — ошарашено выпалил высокий юноша в очках, недоумевающе глядя на сэнсэя. — Министерство посчитало, что Юэй не показал себя должным образом и понес колоссальное количество жертв, вкупе с этим нанеся огромный урон окружающим во время обороны, — Айзава устало наклонил голову вниз, исподлобья наблюдая за негодующими учениками. — Это была тактическая ошибка, и, — девушка с черными волосами, убранными на затылке в высокий хвост, тихо начала говорить, но, поймав на себе пронзительный взгляд учителя, замолчала. — Эта ошибка стоила сотни жизней. Министерство решило, что люди, брезгующие окружающей безопасностью, опасны, должно не обучены и не могут дальше продолжать обучение на факультете героев, — равнодушно произнес сэнсэй, еле заметно, но нервно моргая, — и проблема в том, что я с ними согласен.       Аудитория замолчала. Казалось, можно было услышать, как по комнате циркулирует воздух. Светловолосый юноша, сидящий у окна, разочарованно прошелся взглядом по классу, цепляясь за несколько опустевших парт. Там вдали сидела какая-то молчаливая деваха, которую насмерть завалило обломками здания. Позади сидел крайне глупый парень, который иронично умер из-за того, что влетел спиной в электрощит с напряжением в семьсот вольт. Блондин на несколько секунд задержался взглядом на опустевшей парте, где раньше сидел высокий красноволосый юноша с идиотской прической. Кажется, Киришима считал блондина своим другом, отчего сердцу становилось еще тоскливее. «Хватайся, быстрее», — в голове вновь раздался пронзительный крик Киришимы, а сознание очертило его испуганное лицо и дрожащую руку, которую юноша протягивал вперед. Возможно, не будь светловолосый таким самонадеянным эгоистом, приняв чужую помощь, он смог бы избежать таких последствий. — Даже в такой серьезной ситуации вы держались порознь, будто не веря в силы друг друга, — Айзава подпер стоящую перед ним трибуну локтями, устало опершись лицом на ладони, — вы как маленькие дети, все пытаетесь выяснить, кто же из вас лучше. В итоге, один из вас решил действовать кардинально и резко, что ему свойственно, — сэнсэй въелся взглядом в задумавшегося блондина, привлекая его внимание. — Я посчитал, что это был самый оптимальный вариант, — поморщившись, ответил юноша, скрещивая руки на груди. — Подрыв здания смог ликвидировать опасную цель, но также унес за собой около ста двенадцати жизней, включая ваших одноклассников, — темноволосый мужчина раздраженно закрыл глаза, продолжая говорить, — хоть Бакуго и действовал безрассудно, только благодаря ему мы смогли избежать еще большего количества жертв. — Я… Я не хотел такого ущерба, — Бакуго, будто на секунду замявшись, ответил, пустыми глазами глядя на окружающих его учеников, которые буквально пожирали его взглядами. — Он всегда действовал только так, как ему вздумается! Работай мы сообща, не пришлось бы жертвовать столькими людьми! — причудливая девушка с рогами и розовой кожей резко встала с места, выкрикивая слова, нахально тыкая пальцем в раздраженного блондина. — Что мешало тебе тогда с ним объединиться? — Айзава исподлобья наблюдал за оторопевшей девушкой. — Он… Бакуго-кун никого никогда не слушает, — нахмурившись и убрав руки в карманы, ответила ученица.       Бакуго раздраженно глядел на усевшуюся на свое место девушку, мысленно проклиная каждого находящегося в этом кабинете. — Вы ведете себя, как дети. Вашему классу будто не хватает человека, который бы был звеном связывающим вас между собой в единое целое, — Айзава устало повел плечами, пальцами левой руки перебирая запутанные черные волосы, — в любом случае, в течение недели каждый ученик Юэй должен забрать свои документы. Надеюсь, вам повезет больше в другом учебном заведении. Мне жаль, что вам приходится покидать стены академии на втором курсе обучения.       Класс начал тихо перешептываться, нехотя собираясь и выходя из аудитории. Уходя, ученики награждали Айзаву-сэнсэя соболезнующим взглядом, и в то же время озлобленно глядели на сидящего за партой Бакуго, который бесчувственным взглядом смотрел на деревянную поверхность стола. Оставшись в классе наедине с учителем, блондин поднял голову, наблюдая за смотрящим на него сэнсэем. — Ты повел себя самоуверенно и неосторожно, жертвуя окружающими ради спасения всей страны. Ты смог всю свою ярость направить на квирк, ликвидировав то опасное существо. Хоть это и был настоящий геройский поступок, но героем тебе не быть, — Айзава медленными шагами подошел к Бакуго, протягивая тому лист с крупной красной печатью внизу и множеством подписей.       Бакуго заинтересованно осмотрел лист, считав каждую букву. Закончив чтение, он прикусил губу, поднимая взгляд на Айзаву, непонимающе глядя на учителя. — Мне правда очень жаль, Катсуки Бакуго.       «Бывший студент Юэй, обучающийся ранее на факультете героев, отныне не может поступать на специальности геройской сферы из-за признания особой социальной опасности. Подпись: глава министерства по порядку и охране граждан».

***

      В комнату тихо постучались, из-за чего Катсуки повернулся на звук, отрывая взгляд от ночного пейзажа, вырисованного за оконной рамой. В двери стояла мать Бакуго, на ее лице была ярко выраженная несвойственная ей скорбь. Она облокотилась на стену, внимательно рассматривая глядящего на нее сына. — Что ты собираешься делать теперь? — холодным, но едва дрожащим голосом, задала вопрос мать.       Катсуки нервно мял в руках листок, который когда-то ему выдала академия в подтверждение его зачисления в Юэй. Теперь эта бумага не несла никакой ценности. Юноша вновь отвернулся к окну, наблюдая за домом напротив, который поглотила ночная темень. Будто огромная тень опустилась на дом, не позволяя ему окунуться в лучи солнечного света даже днем. — Я уеду в Токио, — уверенно и твердо ответил Бакуго.

***

      После задержания, сопротивляющегося и громко матерившегося Бакуго доставили в отделение, буквально впихнув в камеру, дожидаясь последующих распоряжений от начальства. Упав на пол лицом вниз из-за сильного толчка, содрав кожу на ладонях о твердую поверхность пола, Катсуки со всей силы ударил кулаком об пол, доставляя этим жестом себе еще больше боли. Внутри парня бешено пел дуэт ненависти и злобы, разрывая сердце от переизбытка чувств. Хотелось ломать, крушить, убивать, кричать, ругаться во весь голос, стараясь хоть как-то избавиться от нахлынувших эмоций. Камера выглядела не так, как обычно показывают в кино. Здесь не было железных ржавых решеток и прикрепленной цепями к стене деревяшки, служащей кроватью. Камеры для особо опасных преступников с квирками выглядят иначе. Полностью белая комната, стены которой были испачканы пятнами крови или черными вмятинами, вместо решетки же имелось толстое стекло, за которым находилась прозрачная панель из оргстекла с алмазными вставками. Бакуго перевернулся на спину, устало глядя в потолок, на котором ехидно мерцала белая лампа, плафон которой был покорежен на правую сторону. Блондин провел рукой по шее, вновь убеждаясь в наличии плотно обхватывающего шею подобия ошейника, который периодически мигал зеленой лампой. Эту штуку ему нацепили еще в машине, уведомляя о том, что если парень будет особо сильно буянить, ему просто снесут голову нажатием одной кнопки. Камера и ошейник сводили вероятность успешного побега к нулю. Катсуки вновь поднял руку вверх, изучая исцарапанную ладонь. Из царапин на коже сочилась кровь, пощипывая и раздражая. «Почему мой квирк не сработал?», — думал парень, слегка поворачивая испачканную в крови ладонь то в левую сторону, то в правую, будто ища какие-то изменения. «Неужели это из-за той воды? Тогда почему я не слышал раньше о веществах, убивающих способности. И убита ли она навсегда или же просто приглушена на некоторое время?», — юноша сосредоточился, концентрируя силу. В нос ударил привычный запах гари, а из ладони на долю секунды появились небольшие приглушенные вспышки, но так же быстро угасли. Блондин злорадно и одновременно с облегчением улыбнулся.       Бакуго поднялся с пола, подходя к прозрачной стенке, прижимаясь к ней щекой, пытаясь рассмотреть коридор, находящийся по ту сторону. Вдалеке были видны другие камеры, рядом с которыми, облокотившись на стену, стояли полицейские, что-то активно обсуждая. Катсуки постарался прислушаться, но спустя несколько секунд понял, что весь звук снаружи блокируется. Блондин со всей силы ударил по стеклу кулаком, одновременно пытаясь активировать квирк. Раздраженно охнув, парень схватился за покрасневшую от сильного удара руку. Ничего больше, чем горстка искр, юноша сейчас создать не мог.       Бакуго прислонился лбом к стеклу, прищурившись, не отрывая взгляда от действий в коридоре. «Я слишком надеюсь на свою способность», — пронеслась в голове мысль, от которой Катсуки сильно прикусил губу, хмурясь. В той ситуации стоило ждать подвоха. Люди стали доверять своим квиркам больше, чем рассудку. Тогда сердце подсказывало ему, что творится что-то неладное и, возможно, нужно было продумать более аккуратное и надежное отступление. Но душащее самолюбие подавило здравый смысл, заставляя опрометчиво броситься вперед, понадеявшись лишь на квирк. Не то, чтобы физическая подготовка парня хромала, вовсе нет. Но как он может сражаться на равных один против семерых, довольствуясь лишь своими физическими данными? С другой же стороны, драка с его квирком так же не является честной, ибо, как говорил сам Бакуго: «этот квирк — имба» (2). С детства Катсуки знал, что только благодаря удачным обстоятельствам и хорошо выпадшему ему квирку, он сильнее многих людей. «Каччан сильнее всех», — от появившегося в голове раздражающего детского голоса у Бакуго заложило уши. Опять в голове заплясал чертов Деку, даже сейчас мешающий ему. Глядя в его огромные бездушные зеленые глаза, Бакуго понимал, что тот только и ждет его неудачи. В детстве, после какого-либо провала, эта ехидная рожа протягивала руку помощи, наслаждаясь своим милосердным триумфом.

Каччан лучше всех! (Ты худший, Каччан)

Каччан невероятно крут! (Ты ничтожество, Каччан)

Каччан когда-нибудь станет героем и будет спасать людей, как Всемогущий! (Тебе не быть героем, Каччан)

      Если судить здраво, то Бакуго точно не знал, как относится к нему Мидория. Они толком не виделись на протяжении двух лет, ибо после поступления в Юэй Катсуки не приходилось пересекаться с Изуку. Иногда блондин наблюдал вечером из окна за тем, как Мидория возвращается домой. Каждый день в четверг Деку в одно и то же время шел домой, неся в руках папку с бумагами, за спиной таща свой уродливый огромный рюкзак. Катсуки доставляло некое удовольствие подобное наблюдение за Мидорией. Почему-то ему казалось, что таким образом он будто контролирует жизненный цикл Деку, хотя ничего подобного и в помине не было. Каждый четверг в восемь часов Бакуго, облокотившись на подоконник, наблюдал за невысокой фигурой юноши, возвращающегося домой. Уличные желтые фонари причудливо отражались на зеленых кудрях, делая те будто блестящими. Мидория заглядывается куда-то наверх, видимо, рассматривая только появившиеся звезды, в тот же момент неуклюже спотыкаясь, роняя все бумаги на асфальт. «Неуклюжее чучело», — ухмыляясь и наблюдая, думает Бакуго, злорадствуя. Он столько раз видел Деку из окна, что-то тянуло парня к Мидории, какое-то непонятное чувство пустоты в душе. Но Катсуки никогда не брал это во внимание, успокаивая себя лишь тем, что ему доставляет особое наслаждение наблюдать неудачи Изуку издалека. Да и вообще блондин не представлял, как могла бы выглядеть их встреча. О чем бы они говорили? Бестолковый Деку наверняка бы только и восхищался тем, что Каччан поступил в Юэй. Признаться, это тешило самолюбие Бакуго, но он будто слышал и видел в этом какой-то подвох, присутствие которого его раздражало, заставляя мозг отталкивать Мидорию. А кто вообще такой этот Деку теперь? Куда он поступил и поступил ли вообще? О чем он думает? Чего он хочет? С кем общается? Да и зачем Бакуго себя спрашивает об этом?       От мыслей Катсуки отвлекло движение по ту сторону камеры. Он поднял голову, наблюдая за двумя полицейскими, один из которых что-то говорил другому, открывая дверь в камеру, которая почти что полностью сливалась с поверхностью прозрачной стены и была внешне достаточно неприметна. Второй же полицейский, судя по его роже, во весь голос смеясь, что-то говорил в ответ, большим пальцем левой руки указывая в сторону прислонившегося к стеклу Бакуго. Катсуки в очередной раз раздраженно ударил по стеклу, смотря красными глазами на стоящих по ту сторону людей, оскалившись. Это вызвало только новую волну смеха у полицейских, отчего блондин взбесился еще больше. Наконец, открыв дверь, мужчины зашли в камеру. Бакуго напрягся, яростно наблюдая за приближающимися к нему фигурами. Он что, трусит? Почему он ведет себя как загнанная в угол жертва? Неужели без своего квирка он представляет из себя лишь ощетинившуюся оболочку? Один из полицейских резко схватил парня за подобие ошейника, который сдавливал шею, другой же нацепил на руки блондина массивные наручники. — С тобой решили расправиться побыстрее, — ухмыльнувшись, ответил держащий парня за шею полицейский. — Чем быстрее этот кусок дерьма сгинет, тем быстрее отдел разделит награду за поимку, — усмехнувшись, ответил второй мужчина, выталкивая Катсуки из камеры.       Бакуго, вяло волочась, специально заставляя полицейских себя подгонять, осматривался вокруг. Почти все остальные камеры были пусты. Если Катсуки правильно понял, то этот этаж (а именно минус первый) был рассчитан на особо опасных преступников. Неужели он один такой свирепый, что удостоился чести оказаться здесь? Или же от других каким-то образом избавляются? «Что меня ждет? Пожизненный срок или смертная казнь?», — глядя в пол, подумал Бакуго. Массивная железная дверь отворилась, позволяя троим людям покинуть коридор. «Хотя, сейчас это уже не важно», — Катсуки посмотрел на свои скованные руки, которые все еще дрожали от напряжения, в попытках активировать квирк.