« I hope your cellmate thinks he’s God But C.N.N. refer to him as Bowling Ball Bag Bob Serving time again for abuse of a corpse Only this time the victim’s a Clydesdale horse While he masturbates to photos of livestock» (1)
— Отчислен из Юэй, признан социально опасным еще в академии, — ухмыляясь, начал вслух цитировать документ офицер, пожевывая тлеющую сигарету. — Меня из Юэй не за плохое поведение выгнали, — фыркнув и вытянув руки вперед, подметил Бакуго, закатывая глаза. — Да, выгнали тебя за то, что ты полкласса перебил, — перелистнув документ, спокойно продолжал мужчина, скидывая пепел от сигареты в пепельницу. Бакуго прикусил губу, злобно пожирая взглядом сидящего перед ним офицера и клоунов, столпившихся за окном, дабы посмотреть на происходящее. — Разгони этих уродов, — рыкнув, сказал Бакугоу приказным тоном, махая скованными руками в сторону окошка. — А зачем? — продолжая курить и не отрываясь от бумаг, задал риторический вопрос офицер, — пусть посмотрят на свою прибавку к зарплате. Катсуки сейчас желал разнести все это место к чертям, оставив за собой лишь тлеющие руины, но квирк до сих пор не пришел в норму. Ничего больше, чем легкий дым и искры руки выдать не могли. Но парень прекрасно знал, что если он сейчас наброситься на допрашивающего или же начнет проявлять себя как-то агрессивно, то его голову незамедлительно превратят в непрезентабельный фарш. — Двенадцать крупных ограблений, двадцать одна мелкая кража, четыре акта вандализма и двести семнадцать убийств, а еще около пятидесяти шести человек после твоих действий оказались в тяжелом состоянии, — закончив озвучивать цифры, мужчина положил документ на стол, рукой сминая сигарету. Блондин хотел что-либо возразить, но его действительно удивило названное число жертв. Конечно, он знал, что за ним после каждого преступления вился кровавый след из трупов и раненых, но почему-то Катсуки всегда думал, что число убитых было гораздо меньше. Офицер вздохнул, заводя руки за голову, опираясь затылком на скрещенные пальцы, глубоким и проницательным взглядом наблюдая за съежившимся преступником. — Окончи ты Юэй, скорее всего, ситуация сложилась бы иначе, — потушив сигарету о поверхность пепельницы, высказался офицер. — Такие, как вы, и не дали мне его окончить, — резко ответил Бакуго, ударяя кулаками по столу. — Ведешь себя как ребенок, — усмехнувшись, съязвил мужчина. — Не вам меня судить, — Бакуго, в порыве ярости, уже был готов вцепиться в глотку офицера, привставая со стула, опираясь на стол, выдвигаясь телом вперед, но офицер быстрым движением вытащил из внутреннего кармана куртки пистолет, приставив дуло ко лбу блондина. Наблюдающие за происходящим активно начали переговариваться между собой, не отрывая взгляда от двух людей, что еще больше взбесило Катсуки. — Я как раз и сижу перед тобой для того, чтобы озвучить приговор. Местные судьи осудили тебя еще за полгода до поимки, — мужчина убрал пистолет, наблюдая за тем, как разъяренный Бакуго обратно сел на стул, скрещивая руки на груди. Катсуки помнил, как в детстве и юности он мог спокойно верховодить людьми, а те не могли оказать никакого сопротивления. Казалось, они даже были и не против того, чтобы ими распоряжался Бакуго. Особенно это касалось Мидории. Потакая Бакуго, Деку будто получал физическое и психологическое наслаждение, играя по его правилам. Если бы они до сих пор общались, скорее всего, Деку можно было бы использовать уже во всех ранее запрещенных аспектах. Бакуго нахмурился, отмахиваясь от навязчивых и раздражающих его мыслей о Деку, которые, почему-то, за последний день слишком часто начали взбредать в голову. Кто бы мог подумать, что тот, кому все подчинялись, обязан теперь подчиняться другим.«Каччан самый сильный и самый храбрый»
Тогда почему сейчас Бакуго сидит, вжавшись в стул, слушая бешено колотящееся сердце и низкий голос офицера, зачитывающего приговор? Почему он не дает отпора? Почему не атакует? Почему даже не пытается сбежать? Потому что теперь это бесполезно. «За грехи придется рано или поздно платить», — произнес голос матери в голове знакомую до отвращения фразу, которую дома Бакуго слышал буквально каждый день. — Суд позволил нам взять полный контроль над тобой, позволяя распоряжаться тобой по своему усмотрению. В последний год мы отлично справляемся с такими отбитыми головорезами, как ты, так что суд нам полностью доверяет. А командующий, в свою очередь, приказал передать тебя в руки людей, занимающихся очищением, — скрестив пальцы в замок, произнес офицер, наблюдая за реакцией блондина. — Что за херню ты несешь? — непонимающе, переспросил Бакуго, раздраженно смотря в усталые глаза мужчины. — Проект по очищению практикуют уже полгода на особо опасных преступниках, и ты в их числе, — мужчина удовлетворенно улыбнулся, театрально указывая пальцем на сидящего перед ним заключенного, — суть в том, что тебе полностью стирают квирк, превращая тебя в пустую болванку. Пустую болванку. Пустой. Без квирка. Пустой.Как Деку
— А как же смертная казнь или пожизненный срок? Какого хрена? — Бакуго яростно затараторил, ошарашено глядя то на офицера, то на лежащий перед ним документ. — Это не гуманно. Плюс ко всему, пока никто после очищения закон не нарушал. О них вообще мало чего слышно, — пожав плечами, объяснил представитель закона, — командующий сказал, что машина тебя уже ждет внизу, так что я с тобой по-быстрому прощаюсь и иду делить со своими коллегами награду за твою поимку, — офицер встал со своего места, отряхивая рубашку от пепла, направляясь в сторону выхода из комнаты. — Нет, нет, нет, — Бакуго завертелся на месте, наблюдая за тем, как мужчина спокойно выходит из комнаты, приказывая людям вывести заключенного, — это какая-то хуйня! — кричал Катсуки, пока двое мужчин насильно выталкивали его из комнаты. Лишение квирка для Бакуго равносильно лишения сущности. Кто он без своей способности? Неконтролирующий себя истерик, ничего толком не умеющий, бестолковая пустышка. Такая же, как Деку. «Я лучше сдохну, чем стану бестолковой тушей», — яростно прокричал Бакуго в лица наблюдающих за ним людей, пока его тащили из полицейского участка. Если задуматься, то люди действительно стали слишком сильно полагаться на свои способности, не признавая тех, кто был лишен квирка. Но почему Бакуго задумывается об этом сейчас? Почему в детстве он так легко и беззаботно издевался над обделенным Деку, даже не задумываясь о том, как сильно по парню ударила судьба, перечеркнув его дальнейшие планы на жизнь? Почему Бакуго думает об этом только тогда, когда его самого хотят превратить в пустого? Почему он такой черствый и самовлюбленный эгоист? — Ты слишком надеешься на то, что перепало тебе судьбой, — вновь закуривая, говорит офицер, наблюдая за дергающимся в руках полицейских Бакуго, — если ты не видишь себя без квирка, значит в тебе нет ничего человечного. С громкими ругательствами, парой сильных пощечин и пинков, Катсуки буквально затолкали в небольшой серый фургон, захлопывая дверь. Блондин яростно бил скованными руками в дверь машины, во все горло матерясь и проклиная каждого. — Я вас всех убью! Всех до одного! Заставлю вас харкать собственной кровью! — не унимаясь, орал Бакуго даже после того, как фургон тронулся с места. Какой смысл орать, если он не может дать отпор? Теперь Бакуго не может с высоко поднятой головой идти один против десятерых, раскидывая врагов налево и направо. Теперь, судя по всему, даже еще не полностью лишившись способностью, он может лишь истошно ругаться и бить кулаками до крови, думая, что это что-то исправит. От такого на душе становилось невыносимо тошно. Катсуки опустился на колени, прижимаясь руками и лбом к закрытой двери трясущегося фургона. Массивные наручники, оплетающие кисти, больно давили на руки, утяжеляя их, сковывая движения. Юноша пустыми глазами смотрел вниз, тяжело дыша. Что теперь с ним будет? Кем теперь он будет? Впервые Бакуго изо всех сил желал своей собственной смерти, ибо в голове не укладывалась мысль о том, что он сможет как-то в дальнейшем жить без квирка. Он и так потерял слишком много, лишиться квирка он просто не мог. Лучше лишиться жизни, чем одной из самых важных составляющих себя.«У Каччана самая сильная способность в мире!»
Бакуго не хочет быть таким же никчемным, как Деку, нет, никогда такое не случиться. Блондин прислушался к звукам в машине, пытаясь хотя бы примерно понять, где едет фургон. Снаружи был слышен шум проезжающих мимо машин, а, значит, они все еще в черте города. Вновь ударив в закрытую дверь, в попытках высвободиться, Катсуки обреченно взвыл, оборачиваясь, изучая помещение. Даже подобраться к водителю было невозможно. Пространство, где сидел блондин, и пространство, где сидел водитель, было разделено стеной. Бакуго сорвался с места, кулаком ударяя в ту самую стенку, желая ее пробить. Удар за ударом, ругань, но поверхность не поддавалась, так и оставаясь в нормальном недеформированном состоянии. Притихнув, Катсуки лишь смог расслышать музыку, играющую у водителя, которую тот явно сделал громче, дабы заглушить бушующего пассажира. Внешний шум и рев двигателя разбавляла своим мелодичным звучанием переливающаяся классическая музыка, мотив которой, кажется, знал каждый второй. (2)