Андертейл, ты ли это?

Белые стены палаты оглашает размеренный писк кардиомонитора. На кровати покоится красноволосая девушка, в которой из-за пугающе бледного лица с тёмными кругами под глазами, многочисленных капельниц и трубок, воткнутых в её тело, измученные горем родители с трудом узнают родную дочь. — Доктор, вы уверены? Быть может, это временное последствие травмы или… — отец выглядит сейчас чуть более хладнокровным, нежели мать, которая едва сдерживает слёзы, чтобы не разрыдаться вновь. — Я сожалею, но это определённо коматозное состояние. Это в принципе удивительно: она упала с такой высоты и не разбилась, оставшись живой. Считайте, вашей дочери уже повезло. И если повезёт ещё больше, то она сможет очнуться. Однако на это мы, к сожалению, не можем дать никаких гарантий. Женщина не сдерживается, громко всхлипывает и содрогается в беззвучных рыданиях, утирая красные опухшие глаза. Мужчина тут же подбегает, приобнимает дрожащие плечи и утешающе поглаживает жену по волосам, небрежно стянутым в тугой хвост. Та прячется в плечо мужа, пока на ощупь достаёт из сумочки белый носовой платок и шумно сморкается в него. Сами они одеты в белые халаты, белые маски стянуты на подбородок, белая шапочка врача и белая пациентка на не менее белых простынях, и все они — в окружении таких же белых стен. Всё кругом такое белоснежное, будто бы пациентка уже вознеслась в мир иной, оказавшись в раю. И лишь ярко окрашенные пряди волос, разбросанные по белой подушке, контрастируют, выбиваясь из этого больничного рая. — Сколько раз я говорила ей не лазать на крыши, сколько раз запрещала, а она всё равно меня не слушала! — женщина на миг отвлекается от плача, чтобы со слезящимися глазами и покрасневшими щеками высказать отрешённому врачу свой праведный гнев. — Это всё её дружки, вот до чего они довели нашу дочь! — теперь она поворачивается к мужу, злобно упирается пальцем ему в грудь, а потом вдруг резко теряет весь свой гнев и снова в тихих рыданиях падает ему в объятия, — тот извиняющимся взглядом смотрит поверх подрагивающей макушки на врача. Врач — женщина со строгим лицом и файликом в руках — лишь смотрит молча в бумаги, никак не комментируя ни слова несчастной матери, ни немые извинения её мужа. Когда женщина совсем затихает, она лишь говорит с всё той же дежурно-сочувствующей интонацией. — Сейчас она должна бороться. Её организму нужно сохранять стойкость, лишь тогда она сможет выжить. От этих слов мать заходится в новых рыданиях, уже не сдерживаясь и плача вслух, — муж отчаянно пытается её успокоить, с потерянным видом осторожно поглаживая её по трясущимся плечам — словно те в любой момент могут ударить током. — Дорогая, пожалуйста, успокойся. Вспомни, это же наша Рейчел. Она сможет, я верю в неё. Она не может погибнуть вот так, — мужчина говорит это ласковым голосом, продолжая мягко поглаживать жену по голове, будто утешает маленького ребёнка, однако без особого труда можно понять, что он и сам мало верит своим словам.

* * *

— Пожалуйста, не умирай, вернись к нам. Тихий отчаянный плач оглашает стены палаты, заглушая монотонный писк.

* * *

— Я сожалею, но я, как врач, обязана оповестить Вас о наших прогнозах. Ей недолго осталось. Решите сами на своё усмотрение, стоит ли осведомлять об этом вашу жену.

* * *

— Не плачь, дорогая. Она не умрёт. Она останется с нами навсегда в наших сердцах. Писк наконец прекращается, а на мониторе вырисовывается сплошная прямая линия. Сердце Рейчел останавливается.

* * *

— Я останусь с вами навсегда, — с этими словами Рейчел вкладывает руку в ладонь Папируса. Рука проходит сквозь нужную кнопку, и та с тихим щелчком растворяется.