***
— Слушай, а, прикинь ты с кем-нибудь замутишь с мюзикла? — Спросила Шура. У них часто такие разговоры перед сном, а теперь вот и причина появилась, чтобы пообсуждать личную жизнь. На вопрос Ева ответила заразительным хохотом, который эхом раздался в коридоре. — И с кем, к примеру? — Не скрывая иронию, спросила Ева. — Ну не знаю… — Лицо Саши приобрело задумчивый вид. — Как насчет Ожогина? Здесь Ева не смогла сдержаться, и ее разразил еще больший смех. Шура же недоумевала, почему вызвала такую реакцию своим вопросом. — Он староват для меня немного, — не убирая улыбку с лица ответила Ева. — Ну-у, да, но в Джейн Эйр разница у Джейн с Рочестером была двадцать лет, а у вас всего пятнадцать, — рассмеявшись в след подруге ответила Шура. — Освободи свою голову, Саша! Еще варианты есть? — Как насчет… Авдеева, к примеру? — Слишком сахарный, — не задумываясь ответила Ева. — Не в моем вкусе. — Сахарный… Ты не десерт выбираешь. Хм… — на долю минуты повисло молчание, но Саша быстро озарилась, — Худяков! Идеальный вариант! — Кто, прости? — Ху-дя-ков. Демон. — А-а, дошло. Я даже не знаю, как он выглядит без грима. — Ты в ансамбле МиМа работала! Как ты можешь не знать? — Сама удивляюсь! — С нескрываемым сарказмом сказала Ева. — Может, по внешности узнаю? Саша вдруг судорожно стала листать галерею своего телефона, каждую четверть минуты произнося: «Погоди». Спустя недолгое время она нашла фото Сергея Худякова, и показала его Еве. В ее лице сначала отразилось недоумение, а затем что-то похожее на озарение. — А-а, знаю, знаю. Мы с ним так и не пообщались, он в основном ни с кем и не контактировал. — Ну, в Онегине у вас будет полно контактов, — ехидно произнесла Саша, надеясь, что Ева ответит той же игривостью, но та оставалась серьезной. — Так, пора бы закончить этот разговор, а то тебя не в то русло понесло. Я на боковую. — Да ну тебя, — с наигранной обидой произнесла Шура, выключила свет и сделала вид, что легла спать. Ее подруга повторила те же действия, и они обе незаметно уснули сном младенца.***
7:00, будильник не сработал, но прозвучало громкое гудение из кухни, затем в коридоре, а потом и над ухом сладко спящей Евы, сон которой в ту же секунду прервался, и та от неожиданности закричала в унисон с гудением. Гудение прекратилось. Ева видит повисшую над ее кроватью Шуру с клаксоном в руках. Та быстро пришла в себя и закричала, что есть мочи: ПОНЕДЕЛЬНИК! ПОНЕДЕЛЬНИК! — Да заткнись ты уже! — Раздраженным и сонливым криком бросила Ева. — Знаю я! — Ты опоздаешь, если сейчас же не начнешь собираться. И я, кстати, тоже, — многозначительно произнесла Саша, вызвав у подруги состояние недоумения. — Что? В смысле? — Ну, — улыбнувшись начала Саша, — я пару месяцев назад пробовалась в Онегина, и рассчитывала на ансамбль, но взяли демонессой. — Почему ты сразу не сказала?! — Я хотела узнать, возьмут ли тебя, а затем уже сказать. Не хотелось твою грусть собственным счастьем портить, если бы тебя не взяли на Татьяну. Зато теперь все будем делать вместе! — Саша улыбнулась и рассмеялась, а после подошла к подруге и обняла ее. Ева была очень рада тому, что ей не придется одной быть на площадке, постоянно ощущая собственную ненужность и неловкость, пусть она и знала большинство из ее коллег. И несмотря на все произошедшее, эти обе счастливицы уже опаздывали на начало репетиции, и как бы бы такси не гнало, они уже были готовы к выговору, а Ева и к увольнению. Странно, что первая репетиция вызывала у нее столько волнения, ведь обычно она была настроена как настоящий полководец. Только она могла захватить лишь сцену и публику, и никто не сомневался, что ей это удастся. Когда они вбежали, почему-то суета исчезла, вся труппа была приятно удивлена появлением своей знакомой. Манана и Вера тут же подбежали обниматься, стали расспрашивать о жизни, о делах. Ева невольно бросила Сашу в одиночестве, но та не обижалась, и лишь стояла снаружи толпы, чтобы не мешать знакомым подруги вдоволь с ней поболтать. — Какими судьбами? — Вдруг подошел Ожогин, — Ева, я уж думал, что больше не встретимся, — сказал Иван, изображая подавленность и переживание. — Ожогин, ты бы от меня так просто не отделался, — не растерявшись возразила Ева, тут же угодив в объятия старого знакомого. — Эй! Ева! А я? — Вдруг налетел на Еву с Ожогиным Гордеев, прижимая их так сильно, что даже Ивану стало неуютно. Когда ребята разжали объятия, они стали забрасывать мученицу вопросами, и их смех раздавался по всей аудитории. Большая часть труппы столпилась где-то в углу помещения, как хоровод, окружающий со всех сторон Еву, только несколько человек из ансамбля репетировали свои номера, а Сергей Худяков с Максимом Жилиным пили кофе, что-то оживленно обсуждая, и оба они изредка поглядывали на столпившуюся кучу людей. Вдруг в аудиторию вошел Костя — режиссер, и Света — его заместитель. Они, будто не замечая народ, прошли в центр зала, и стали призывающе хлопать. Первыми сели Макс и Сергей, дальше Шура, а затем расселись и Ева с остальными. Шура сидела прямо рядом с Ожогиным, от его волос пахло приятным шампунем, а одежда была пропитана одеколоном. Сегодня он был неухоженным, явно не выспался, но сидел он как ни в чем не бывало. Ева была далеко от подруги, но в ее поле зрения. Рядом с ней сели Свешникова и Манана, которые взяли свою знакомую под руку и с шутливой серьезностью смотрели на режиссера. — Ку всем, — это была обычная манера речи Кости, он чувствовал себя в труппе как дома, поэтому выражался не самыми литературными словечками. — Как многие уже приметили, в основном составе появилась долгожданная новенькая — Ева Никитина. — Костя сделал паузу, чтобы другие успели поаплодировать, и они, словив посыл, стали счастливо улыбаясь, хлопать. Не хлопали лишь те, кто не знал прежде Еву, и они лишь негодуя смотрели в ее строну. — Ева — старушка в своей профессии, участвовала в ансамбле мима, была дублером Кристин Даэ в «Призраке оперы», и, наконец, в ее руках оказалась главная роль в мюзикле — роль Татьяны Лариной. И да, первый блок спектаклей будет принадлежать всецело ей. — От этого объявления все опешили, и лишь только Вера радостно захохотала и дала начало для аплодисментов. Все подхватили, и Ожогин даже засвистел. От неожиданности Шура, сидевшая рядом с ним, обернулась в его сторону, но тот сделал вид, что не заметил этого. Спустя некоторое время Костя объявил перерыв, и труппа радостно пошла в ресторан неподалеку от Мюзик Холла. Шура, наконец, влилась в компанию и познакомилась с теми, кого не знала. Только Иван почему-то был неукротим: постоянно отстранялся, игнорировал ее шутки. Вся компания на него косилась с некоторой озадаченностью, но тот в ответ смотрел так, будто ничего не происходит. Даже Ева стала подкалывать Ожогина на эту тему, но тот лишь молча шутливо закатывал глаза. Самой Шуре было неловко, обидно и любопытно одновременно. Она видела, как тот косился на нее, но прямым взглядом не смотрел никогда. И так, слово за слово, труппа дошла до Olli’s Club. Ресторан был небольшой, но поскольку его администрация знала большую часть артистов, они закрывали на время ресторан и сдвигали столы, чтобы труппа в полном составе могла пообедать и пообщаться друг с другом. Ансамбли репетировали чуть ли не 24/7, они редко ходили с основным составом в рестораны, что упрощало работу персонала кафе. Все уже расселись за стол, и снова так вышло, что Ожогин сидел с Шурой рядом. Он хотел было отсесть, но понял, что все ближайшие места заняты. Шура заметила суетливость соседа, и, протянув руку, произнесла: — Здравствуйте. Нам не довелось познакомиться раньше, я — Саша. — Э-э… — Ожогин смутился. — Привет. Я — Иван, вам это, должно быть, известно. Рад знакомству, — он, наконец, протянул руку Шуре, и они слились в рукопожатии. Они жадно смотрели друг другу в глаза, пока Ева не сказала: — У-у… Когда свадьба? — Не смешно! — Смутившись бросила Шура, тут же отдернув руку от Ивана. Все ближайшие соседи рассмеялись и принялись утешать Шуру, но та продолжала смущаться. Вдруг Ева почувствовала движение за ее спиной и слабый аромат мужского одеколона. Она слегка обернулась и разглядела в мужчине Худякова. Тот тоже посмотрел в ее сторону, приветливо улыбнулся и пошел дальше. Шура с Евой переглянулись, и поняли, что думают об одном и том же: он идет к Ивану. К слову, они оказались правы: Сергей подошел к нему, что-то прошептал на ухо собеседнику, и они оба вышли на улицу. Через пару минут они вернулись, а Ева в этот момент вставала из-за стола, чтобы посетить уборную, и неудачно врезалась в Сергея. Он был на три головы выше нее самой, и она уперлась носом в его грудь. Они пытались отстраниться, но все время сталкивались, поэтому Сергей взял за плечи Еву, удерживая ее тем самым на месте, и прошел дальше. Ожогин сел быстро, в его глазах была тревога, задумчивость, раздражение, но сам он молчал.***
— Да твою мать, Ожогин! — Кричал режиссер. — Твой персонаж — сердцеед и дамский угодник, а ты похож на импотента. Соберись в конце концов! Ожогин закатил глаза, и посмотрел на реакцию Шуры. Та еле сдерживала улыбку, и Ожогин немного смутился. — Так, видимо, Онегин будет собираться с духом до второго пришествия. Давайте сцену «Сон Татьяны». Там хоть Онегин не поет, — Костя сказал последнюю фразу тихо, но достаточно, чтобы Ожогин услышал. Он немного оскорбился, но сразу подавил в себе это чувство. Ева легла на кровать и была готова начинать сцену, как вдруг послышался крик Кости: — Теперь и ты! Быстро отложи свой кофе, он никуда не денется, а время поджимает, поджимает. На сцену. Худяков нехотя поднялся на сцену. Еве было не по себе, она чувствовала себя неловко, а Худяков был более чем спокоен. Он касался бедер и всего тела Евы как ни в чем не бывало. В отличии от него, Ева каждое его прикосновение чувствовала всем телом. Ей казалось, будто она забыла всю хореографию на ближайшие несколько тактов. Сергей же в танце все время вел Еву, и благодаря ее некоторой озадаченности сцена выглядела еще более натурально. — Отлично! — Вскричал Костя. — Мо-ло-дцы, надеюсь, на премьере так же отыграете. Отдыхайте пока. Ева с Сергеем переглянулись, и что-то отдалось в груди Евы, когда тот сказал ей спасибо за хорошую работу. До конца репетиции они не разговаривали, но Ева придумала миллион диалогов с ним у себя в голове, и всякий раз его улыбка маячила перед закрытыми глазами, всякий раз она на секунду замирала, чтобы вспомнить форму каждого изгиба его лица. Это странное чувство охватила Еву с ног до головы, и ее уже мучил вопрос: «Испытывает ли он то же?»