Дом Пепла

      Ей всегда было приятно проводить выходные в особняке, что в Садовом квартале.       Какой бы маленькой ни казалась оставленная для Летиции комната, она была её собственностью от трещинки на дощатом полу до плетёной под потолком паутинки. Всегда с открытыми настежь окнами, чтобы хоть сколько-то воздуха проникало с улицы, и вечно дымная из-за раскуриваемых ароматических палочек, которыми Ция отчаянно пыталась задушить сладковатый магнолиевый дух.       Сейчас в комнате витала горечь пачули, изредка мешаясь с уличными цветами, а видеть можно было не дальше собственной вытянутой руки из-за плотной дымной пелены.       — Ты опять устроила газовую атаку!       Голос матери из-за запертой двери отвлекает, Летиция посылает Лукрецию к чёрту, где той самое место. Снова пытается вернуться к оставленному делу.       — Ция, открой дверь!       В уши, сплетаясь с материнским голосом, ненавязчиво толкается Clamor, сливаясь органной музыкой с общим шумом. Ция сквозь зубы цедит тихо: «Отвали».       Зажигает уже порядком оплывшие свечи по бокам небольшого трюмо и пристально вглядывается в собственное отражение.       Отвлечься от мыслей сложнее, чем кажется. Труднее обыкновенного. Приходится тратить драгоценное время, минута за минутой, чтобы прекратить внутренний диалог, перестать различать запахи, отдельные ноты, цвета, чтобы самой стать звуком, цветом, запахом, частью окружающего. И уже не руки шарят по гладкой поверхности, а шкатулка сама распахивается, и сами толкаются в пальцы и охотничий нож, завёрнутый в мерлушку — Летиция впервые сама перерезала кому-то горло, и глиняный амулет со знаком Guede. И обернувшаяся вокруг надгробия змея с амулета словно бы шипит одобрительно. А полоски человечьей кожи под пальцами телячьей шкуркой кажутся, обхватывая вкруг рукоять.       Летиция бездумно смотрит в зеркало на саму себя, на пляшущие в отражении крохотные язычки пламени уже почти до конца стаявших свечек. Вертит в руках охотничий нож в мерлушке, с привязанным к рукояти кровью окрашенным амулетом. И улыбается самой себе. Не зря, видать, ходила на кладбище, искала свежий труп. Не зря поборола жалость к чужой скотине. Недолго осталось Эмилии Хилл пустословить о ней, Ции, недолго хаять Эшей…       В ушах шипит тихо закончившаяся кассета.