***
Ветки оказались слишком сырыми. Ветер лёг на землю, но от того прохлада витавшая над озером не исчезла. Будущим солдатам 104 кадетского набора пришлось самим позаботиться о своём тепле. Уставшие ребята из последних сил поставили палатки и разбрелись по лесу, в поисках более менее сухих палок для костра. Начинало смеркаться. Бертольд с трудом переставлял ноги, подбирая очередную ветку. Медленно увеличивая свою небольшую охапку, он то и дело поглядывал на идущего впереди Райнера. Они забрели уже достаточно далеко, но судя по задумчивому лицу Брауна, он ещё не собирался поворачивать обратно. Бертольд смотрел под ноги, выискивая сухие ветви на влажной траве. Его зелёные глаза скользили между опалой листвой и кустами, то и дело поднимаясь на спину впереди идущего Райнера. — Райн, — позвал он и сделал пару длинных шагов, чтоб нагнать друга. — Думаю, можно возвращаться. — Этого слишком мало. — Райн... — Что? — Мы всё равно ничего больше не найдём, да и в руки уже не помещается. Райнер резко остановился и Бертольд едва не врезался в него. Удивлённые карии глаза блеснули совсем рядом с зелёными. Брови парня сошлись на переносице и Райнер чуть наклонил голову в сторону, заглядывая в лицо друга. — Что-то случилось? — тихо спросил он, скользя по лицу Бертольда внимательным взглядом. Скрывшееся за деревьями солнце окрашивало тучи в малиновый цвет и тускнееющие лучи слабо пробивались сквозь густую копну листьев. На лице Бертольда играл мягкий свет, освещая зардевшие щёки. Райнер неожиданно словил себя на мысли, что возможно, Бертольда смутил его взгляд, на секунд задержавшийся на нижней части его лица. «Вот же глупости», — раздражённо подумал он и развернулся. — Ладно, идём. Его движения были какими-то резкими, а шаги длинными. По пути он подобрал ещё пару веток и охапка в его руках затрещала от напряжённой хватки. Но когда они вошли на расчищеную поляну перед озером, хмурость с его лица исчезла, уступив место сосредоточенному дружелюбию. Костёр который разожгли на поляне, яркими огненными бликами освещал стоящие рядом палатки, которые раставили ребята не собиравшие хворост. Когда Бертольд с Райнером вернулись и посваливали добычу в общую кучу, кадеты сидящие у костра уже жарили грибы, нанизаные на длинные палки. — Райнер, ребята, идите сюда, — помахала им Криста рукой с палкой, на которой были несколько маслёнок. Браун схватил Бертольда за запястье, когда тот собрался спешно ретироваться и потащил за собой, отпустив его руку только когда они оказались около ребят. Он опустился рядом с улыбающийся Кристой, игнорируя сидящую по другую руку девушки Имир. Бертольд подавил вздох и оглядел гудящих друзей. Он опустился на притащенное бревно и в его руку кто-то всучил палку с парочкой уже чуть поджареных грибов. Колючая неловкость кажется, пробралась под рубаху и парень почувствовал себя лишним. Захотелось отправится в свою палатку и набраться сил, но вместо этого, он протянул руку к огню и языки пламени заиграли над палкой. Бертольд едва дождался отбоя. Трудно было выносить болтовню со всех сторон, и едва Кис приказал расходится, кадет поднялся на ноги и поспешил к указанному месту. В каждую палатку распределили по трое человек. К Райнеру и Бертольду лёг Конни, предложивший сыграть в карты. Трудно было даже представить, где он их взял, не то, что согласится поиграть и быть разоблачёнными. Широкая палатка ребят хоть и стояла самой крайней от остальных, но рисковать совершенно не хотелось. Бертольд отказался скорее по причине усталости, а не из-за страха перед инструктором. Тело буквально ломило от ежедневных нагрузок, а от сегодняшнего бега с широким кругом по лесу, даже ноги перестали держать. Бертольд завалился на боковую первым. Думать не о чём не хотелось, глаза слипались. Он отвернулся к тонкой стенке палатки и попробовал отвлечься от болтовни своих соседей. Конни возился со своим спальником, в то время как Райнер развернул свой, и они с Бертольдом им укрылись, постелив спальник Хувера под себя. Вместо подушек свёрнутые куртки, а киросиновую лампу заменил потухающий костёр снаружи. — Ох, парень, тебе не нужно так раскидывать ноги, — засмеялся Райнер и улёгся посередине, отодвинув ногу Конни, что б самому устроится удобнее посередине. Было слишком тесно, но от того чуть теплее. Возня Спрингера смешивалась со смехом Райнера, мешая уснуть. Бертольд едва удержался от тяжёлого вздоха и закрыл глаза. Лагерь ещё не спал, но разговоры снаружи быстро утихали и вскоре громкое бормотание Шадиса совсем прекратило все перешёптывания. А потом Бертольда одолела дрёма. Такая тяжёлая, словно несколько ватных одеял укрыли с головой. Уставшее тело наливалось приятной тяжестью и только осенний холод не давал окончательно провалиться в царство Морфея. Сжимаясь от ночной прохлады, Бертольд натянул край спальника под самый нос и обхватил плечи руками. Кажется, уже перевалило за полночь, решил парень, когда рука Райнера легла на его бок, заставив вздрогнуть от неожиданности. Ещё секунда и Браун подвинулся ближе и прижался к спине друга. — Райн? — осторожно, чуть дыша шепнул в темноту Хувер. — Слишком холодно, Берт, — так же тихо отозвался Райнер, горячим дыханием коснувшись шеи друга. Хувер отрицать не стал. Костёр давно потух и перестал отгонять ночь от лагеря. Поздние осенние часы начали владычествовать над лесом, холодом обосновавшись между палатками. Желая хоть ненадолго избавится от осенней свежести, который не давал сомкнуть глаз, Бертольд поддался. Жар чужих объятий пробралось под рубашку, разливаясь по телу приятной теплотой и усталость повалила в крепкий сон. Утро разбудило приятным теплом птиц, пробуждающих своим пением ещё спящий лес. Это тепло не бросало в жар, не палило как возле источника огня. Лицо ласкал утренний холодок, а тело было словно завёрнуто в одеяло. Чертовски уютно, но слегка неудобно из-за ног, которые пришлось подтянуть к груди. И тут Бертольд вспомнив, что за "одеяло" его объяло, резко распахнул глаза и буквально подавился воздухом. Его лицо оказалось в паре дюймах от лица Райнера. Размеренное дыхание и плотно сомкнутые веки парня позволили Бертольду медленно выдохнуть. Затылок лизнул холодок, когда щеки коснулось тёплое дыхание друга. «Это совсем не хорошо», — пронеслось в голове и Хувер решил немедленно ретироваться. Между их телами оставалось расстояние, поэтому парню не составило труда приподняться на локте и оглядеться. Серый свет подсказывал, что солнце только начинало всходить и освещать влажную от росы траву. Но и этого хватило, что б разглядеть отвёрнутого от них Конни. Бертольд откинул с себя спальник и приклеил взгляд к Райнеру. Он практически не дышал, боясь сделать лишнее движение и разбудить ребят. Высвободившись из теплого плена, Бертольд перекинул ногу через Райнера и завозился с молнией на входе. Взявшись за бегунок, медленно потянул его вниз, слушая своё оглушающее сердцебиение. Это было то состояние, которое толкает на побег, да сам Хувер назвал бы это самым настоящим бегством. Как только вход зазиял дырой свободы, парень торопливо вылез из палатки, совершенно не замечая, в чём он одет. Кожа горела пламенем стыда и волнения, которые разгоняли под кожей адреналин. Бертольду захотелось скрыться, словно он боялся того, что глядя на него, другие поймут, что эту ночь он обнимал Райнера не так как раньше. Это пугало и заставляло бежать прочь от себя, только бы избавиться от постыдных мыслей. Тонкую сорочку трепало от лёгкого ветерка. Раскрасневшийся парень нашёл у палатки свои сапоги и, обув их, скользнул в чащу. Холод бодрил так, что мысли в голове начинали проясняться, а щеки побледнели от осеннего ветра. Под лёгкой тканью штанов, ноги мгновенно покрылись мурашками, погоняя вернуться и натянуть на себя форму. Бертольд расстегнул штаны и спешно справил нужду, но, не смотря на озябшее тело, торопится не стал. То ли тормозило нежелание сталкиваться ни с кем, то ли так угнетающе действовала погода. Определить откуда набегали тучи было не возможно, но понять то, что ветер сгонял их друг с другом, было ясно. Назревал очередной дождливый день. Возвращаться пришлось из-за голосов, которые вскоре начали доноситься из лагеря. Бертольд шёл медленно, сложив руки на груди и оглядываясь по сторонам. Его бесшумная поступь могла легко позволить скрыться между толстыми стволами и высокими кустарниками, но какой был толк скрываться тому, кого порой не замечают даже друзья? Правда, парень не спешил называть окружающих его ребят друзьями. Так, люди, с которыми приходится делить крышу и кое-какую еду. Порой незаметность играла на руку, позволяя слиться с толпой и без труда избегать ненужного общества. Погрузившись в мрачные мысли, Бертольд не сразу заметил, как вышел на поляну. Сонные ребята начинали натягивать одежду, кто-то собирал палатку. Парень посмотрел на своё спальное место, откуда зевая, вылезал Конни. Взгляд метнулся в сторону, выискивая знакомую светловолосую макушку. Он увидел Райнера среди других кадетов, где парень возвышался над ребятами, которые смеялись над какой-то шуткой. Под ложечкой неприятно засосало. Райнер уже надел форменные штаны и сапоги, стоял в широкой исподней кофте для сна и висящими на бедрах ремнями. Растрёпанные волосы трепал ветер, и весь его расслабленный добродушный вид заставлял кончики ушей зардеться. — Эй, Бертольд, — махнул перед лицом парня рукой проходящий мимо Эрен. — Одевайся, мы через пятнадцать минут выдвигаемся. Хувер растерялся, словно его словили на чём-то постыдном и потупил взгляд, торопливо закивав в ответ. Он вытащил из палатки свои вещи и оделся, собирая рюкзак к обратной дороге. А когда Кис построил всех и проверил готовность к марш броску, Бертольд понял, что не особо готов к этому. Ранняя пробежка в три десятка километров как-то не особо могла помочь убежать от самого себя. Кадеты двинулись по влажной траве прочь от озера и он отчаянно хотел бы так же сбежать от своих мыслей. Но вот дыхание начинало сбиваться и тяжелеть, и сосредоточенный взгляд упал к ногам. А потом парень подумал о своей мечте. Тело рефлекторно делало шаг за шагом, а мысли улетучились куда-то далеко от высоких стен и людей, живущих в их хрупкой безопасности. Если бы кто-то спросил у Бертольда о его мечте, он бы описал её внешностью одного человека. Его мечта имела волосы цвета спелой пшеницы и внимательный медовый взгляд под нахмуренными бровями. Мечту свою он кликал именем Райнера Брауна, который был такой неосуществимой мечтой, которая может только дразнить своей близостью, но не даваться в руки и постоянно ускользать, но всё равно оставаться на не позволительно близком расстоянии. Если Бертольд решил быть с собой откровенно честным, он больше не боялся признаться себе в своей пагубной зависимости от человека, который для него плавно превращался в центр маленького закрытого от чужих глаз внутреннего мирка. Всё что было у Бертольда – это Райнер, а у Райнера – Бертольд и одна общая цель, ломающая тысячи жизней. А ещё, деланное отстранение, которые начинало превращаться в настоящее и Бертольд чувствовал, как в его душе прочно обосновывается страх неминуемой потери. Теперь в нём жило что-то своё, что он не мог доверить никому, даже Райнеру, с которым они делил не только еду, одну на двоих жизнь и тайны. В глубине души у Бертольда поселилась маленький и хрупкий секрет, который он был обязан беречь и прятать от всего мира.***
Пробравшись сквозь завесу пары прошедших дней, кадетам было объявлено об открытии сезона охоты. В это пасмурное время года охотники, жители города и солдаты выбирались в лес Гигантских Деревьев и начинали запасаться на зиму не только мясом диких обитателей лесной чащи, но и грибами, остатками поздних ягод и полезных кореньев. Охота для будущих солдат снова превращалась в тренировку и приспособлению к жизни в условиях отдалённых от существования в человеческих жилищах. Начало было запланировано через четыре дня, независимо от погодных условий. Всю неделю шли дожди, заливая землю и постройки, едва ли не по порог зданий. Высокие ступеньки кадетских построек скрывались под мутной водой, а крыши начинали течь. Сарай с постельным, одеждой и прочим инвентарём был затоплен, ибо фундамент ни на миллиметр не приподнимал его над землёй, которая стремительно превращалась в болото. Кадетам прибывшим сразу после марш броска в лагерь, был дан приказ заняться этим, и последующие несколько часов ребята перетаскивали всё в учебный корпус. Латанием крыш занялся командный состав. Большего от этого дня добиться не удалось и пришло время внеплановых занятий теорией. Бертольд всегда втайне гордился своим умением бегло читать и писать, что отличало его от многих сверстников. Знания хранящиеся в книгах и умения письма были доступны далеко ни каждому и многие из взрослых и совсем древних стариков, не обладали этими навыками. Посещать занятия, нанимать учителей или покупать книги – были привилегиями людей из высших слоёв общества. Но скромно живущая семья Бертольда привила сыну любовь к написанным вручную книгам, обтянутых мягким сафьяном. Миссис Хувер выучила своего маленького Берта разбирать закарлючки на жёлтых листках и воспроизводить их чернильными перьями на чистой бумаге. Она подарила ему мир хранимый людьми в толстых переплётах редких и толстых учебников и романах. Поэтому посещение класса с длинными столами и скамейками, не было для него чем-то скучным или тягостным. Это скорее радовало возможностью отдохнуть и лишний раз корявым и мелким почерком пройтись по бумаге. Следующие дни превратились в вынужденные выходные. Кто-то всё же заболел и этих ребят поселили в отдельную маленькую казарменную комнату. Кто-то заикнулся об увале и возможности выбраться в город, но Шадис не разрешил. Приходилось целыми днями слушать дождливый грохот снаружи, зубрить теоретические задачи и выполнять мелкие поручения на кухне и в мастерских. Спустя нескольких дней, похожих на ленивое заточение, многие начинали завывать от скуки и однообразия. Накануне начала охотничьих тренеровок, чёрные тучи выпустили первые солнечные лучи сквозь свои прорехи. Погода с ощутимой влажной тяжестью подарила отдых от непрекращающихся дождей и новый день, наполненный трудом и подготовкой к скорым занятиям. Бертольд натягивал форму и путался в ремнях, наблюдая за остальными гудящими кадетами. Парня тяготила его роль. Вынужденная игра в будущего солдата, пафосные речи о геройстве других ребят, их мечты о достижениях на службе и в своей жизни – всё казалось фальшивым и до чёртиков дешёвым. Он смотрел в их лица и видел тень смерти, лежащую на них и что-то внутри начинало болезненно скулить. Пусть многие не знают, на что они подписались и что их ждёт, но острые когти вины впивающиеся в сердце, не давали свободно выдохнуть. Откровенная глупость и рвение к службе удивляли, заставляли прятать раздражённое выражение лица. Но что бы не терзало душу, Бертольд не мог отделаться от чувства, что всё происходящее вот-вот закончится и ему удастся забыть о смерти, боли и страхе. Сколько бы он на это не надеялся, парень всё же знал, что он сам должен стать причиной этих смертей и ужаса, убивающего всё людское в человеческих сердцах. — Бертольд, ты идёшь? — послышался рядом мягкий голос Марко, выдернувший из мысленной паутины. — Да-да, я почти. Зажим на спине зажевал кожу ремня и никак не поддавался. Руки дотягивались до металлической детали, но соскальзовали с неё. — Дай помогу, — вызвался Марко, заметив неловкие попытки справится с амуницией. Бертольд хотел было отмахнуться и сослаться на очередную бессонную ночь, из-за которой всё валилось из рук, но он не стал этого делать. Вместо ненужных оправданий и увёрток, он позволил Ботту помочь и в одно движение натянуть ремни, защёлкнув их на лопатках. — Спасибо, — в уголках его губ милькнула улыбка. — Было бы за что! — воскликнул Марко и хлопнул Бертольда по плечу. Этот маленький приятельский жест заставил потупить взор и уронить его к трещинам в дощатом полу. Марко словно олицетворял всё дружелюбие, преданность и заботу, которая только могла уместиться в одном человеке, чем так удивлял окружающих. Вот такое дружеское отношение и поглощало Райнера, отталкивая его от Бертольда, а последнего, в свою очередь, подобное проявление миролюбия и желания помогать, отдаляло от всего мира. Бертольд просто не хотел пререступать черту, что заставляло его ломать себя и зарываться глубже в недры своих мыслей и переживаний. Куртку он натягивал уже на ходу. — Дни, которые вы провели без тренировок, будете навёрстывать с удвоенной силой, — "обрадовал" Шадис, всех выстроившихся ребят, которые остались после последнего отсеивания. — Ещё несколько дней в лесу. Ваше задание состоит в том, что б разбиться по группам из четырёх человек и рассеяться по лесу. С собой нельзя будет брать еду и всё, что будет у вас из съестного – это желание добыть что-то съедобное и не сдохнуть. За три дня, которые вы проведёте в лесу, вы должны доказать, что можете выжить в дикой природе. Начинаем у леса, а выйти вы обязаны у западной его части, возле поселения Рихарда, на всё у вас есть три дня и потом вас там заберут. Результаты отразятся на вашей характеристике. Инструктор внимательным взглядом ощупал лица своих подопечных и довольный их терпеливым молчанием, добавил: — Сейчас завтрак и выдвигаемся. Решайте, кого возьмёте с собой. Он всех распустил и ребята словно по команде выдохнули и заговорили между собой. Бертольд вздрогнул, когда его за запястье схватил воодушевлённый Райнер, сверкнувший белозубой улыбкой. — Берём Кристу,— шепнул он и огляделся по сторонам. — А как же Имир? — Я позобочусь об этом. А потом тёплое прикосновение покинуло руку и Райнер исчез. Бертольд не стал разыскивать его, глазея по сторонам. Он неспеша вошёл в столовую, точно во сне подошёл к раздаче и получил свой поднос с первым и вторым. Запах свежеиспечённого хлеба не волновал желудок и сам парень не вбирал в себя этот пряный аромат. Только усевшись за стол, он понял, какая должно быть бледность осела на его щеках. За крайним столом больше никого не оказалось. Парень сел напротив стены, повернувшись спиной к залу столовой. Детство Бертольда пахло хлебом. Чёрный, сладкий как булка и горячий. Такой свежеиспиченный мякиш таял во рту, а с молоком сочетался лучше любого диликатесного блюда. Это было так давно, что воспоминания практически стёрлись, их вытеснили ночи проведенные под открытым небом в обнимку с другими ребятами. То были ночи полные холода и голода, но парень тщательно вспоминал вкус хлеба с орехами или с кусочком сыра. Пусть те сктальчиские дни закончились, но они навсегда остались с Бертольдом, потому что вскоре они сменились приютом, а потом такими же серыми днями в кадетском лагере. Сироты, добровольцы, бродяги. Они с Райнером не помнили своих домов, родительских лиц и доброты родственников. Бертольд знал только руки Брауна, которые всегда так отчаянно спасали его от холода и страшных зубастых чудовищ. А сейчас друг радовался тому, что сможет побыть наедине с Кристой. Вот что способно было отбить всякий вкус к еде и ко сну. Поэтому горячий столовский хлеб казался пресным, суп пересоленным, рис переваренным, а компот приторным. Нет, Бертольд не ревновал, скорее беспокоился за Райнера, который сам того не понимая, затягивал на их шеях петли. Он совершенно не распробовал то, что было в тарелках. Наспех проглотил всё, что было и вернув посуду на раздачу, вышел из столовой, намереваясь скорее выскочить наружу и подождать у выхода. Уже на выходе до него донёсся смех Райнера, смешанный в гуще других голосов. Всё оказалось не так уж плохо, если учесть, что ребятам разрешили взять, воду, топор и один котелок на команду. Каждому можно было взять по ножу и кремню с огнивом. Бертольду трудно было представить, как Райнеру удалось отвоевать Кристу у Имир. По виду голубоглазой девушки нельзя было сказать, что она против разделить с ними эти три учебных дня. Марко легко согласился на предложение Хувера присоединиться к ним, он даже почти не заметил обиженного взгляда со стороны Жана. Выдвинулись они через пятнадцать минут после завтрака, а в лес вошли уже через полтора часа пешей ходьбы. В этой части леса деревья разбавлялись низкими кустарниками и только звериные тропы виднелись между стволами и пожелтевшей травой. Прохладный воздух шевелил ветки, смахивая с них последнюю листву. Но холод не лизал лица и шею, солнечные лучи всё ещё грели забывающую летний жар землю, давая время привыкнуть к пасмурным дням, которые вскоре сменятся первыми заморозками. — Три дня, — с мечтательным смешком протянул Райнер, шагая рядом. — Три дня с Кристой. Как думаешь, у меня выйдет за ней приударить? Бертольд огляделся на идущих позади Кристу и Марко и повернулся к Райнеру, который внимательно смотрел в карту, но по виду его было похоже, что он вглядывается куда-то сквозь неё. Парень знал, какое у Райнера собачье чутьё и как безошибочно он находил нужные тропы. Было ли это опытом или титанической способностью – парни не знали, но то, что карта Брауну не нужна была, никогда не было для них чем-то удивительным. — Попробуй, — рассеяно буркнул Бертольд, пнув ногой камень. Боковым зрением парень заметил настороженный взгляд, которым его одарил Райнер, но ничего больше не добавил. Узкая едва заметная тропа, по которой они шли, быстро сужалась и Бертольду пришлось стать за Райнером и они вчетвером пошли друг за другом. Хувер буровил спину друга взглядом, рассматривая то капюшон плаща, то эмблему кадетского корпуса. И чего только ждать от этой тренировки? Скоро должно было начать смеркаться, а они не обсуждали ночлег. Карманы наполненные кизилом опустели, но привыкшим к скудным пайкам желудкам этого хватило. В руках Кристы зеленел изумрудный пучок мяты, который она часто подносила к лицу и с улыбкой вдыхала свежий аромат, благодаря Райнера за этот "букет". Бертольду стоило посмотреть на этот зелёный жест внимания, как внутри начинал пробуждаться ревнивый голосок. Но это была не злобная ревность, скорее грустная, пропитаная одиночеством и тихой печалью. — Слышите? — с толикой самодовольства воскликнул Райнер, резко остановившись, от чего Бертольд едва не врезался в него. — Здесь можно будет остановится отдохнуть. Это было журчание ручья. Шум узкой водяной нитки, которая расчерчивала лесные дебри. — Берт, сходи с Марко поищи чего-нибудь, а мы с Кристой займёмся костром. Никто и не спорил. Марко кивнул и развернулся обратно на тропинке, Бертольд скользнул задумчивым взглядом по лицу Райнера и поспешил за Марко. Внутри словно зажевало старую пластинку и внутренний голос растянуто заворчал. Можно было бы заупрямиться и остаться, но смысла в этом парень не видел. Смысл оспаривать решения, которые Райнер уже принял? Оставалось надеяться, что он знал, что делал. Ветер не сгонял потеплевший воздух, подавая признаки жизни где-то вверху над высокими деревьями. Бертольд почувствовал себя дьявольски скверно, желудок скрутило точно в узел. Марко что-то говорил, похоже размышлял над тем, что съедобного можно было бы найти, что-то про ловушку для зайца или про дикую вишню. Хувер ощутил, какой кипяток обдал кожу изнутри, опаливая тело и бросая в жар. — Марко, иди, я тебя догоню, — тихо попросил парень, остановившись. — Мне не хорошо. Ботт обернулся, взволнованно взглянув на бледное лицо парня. — Давай вернёмся... — Нет, — перебил кадет, кивнув на тропу вперёд. — Иди, я отойду, я тебя догоню. Он понимал, насколько глупой была идея терять друг друга из виду, но ничего лучшего голову не пришло. Можно было попросить Марко подождать, но Бертольд об этом уже не думал. Он подтолкнул его, побуждая идти вперёд, а сам сошёл с тропины и двинулся сам не зная куда. В глазах рябило зелёными вспышками листьев, которые милькали перед лицом, ветки царапали плащ, и Бертольд мог бы поклясться, что его сейчас вывернет наизнанку. Или спина встретится с влажной землёй и глаза сомкнуться от вселенской усталости, которая давила на плечи всё сильнее с каждым пройденным шагом. А потом он отпустил все свои волнения и земля просто исчезла из под ног. Парень не сразу понял, что произошло, но когда гуща листьев под его ногой растворилась и он шагнул в пустоту, в горле застрял удивленный крик. Рука взмахнули в воздухе, словно пытаясь за него ухватиться, но в следующую секунду ногу пронзила такая жгучая боль, что спасительная темнота обрушившаяся на Бертольда, показалась самым лучшим спасением. Спасением от себя и проклятой реальности. Когда перед глазами стоит густой мрак и боль совершенно не ощущается, кажется, её просто нет, начинают возвращаться мысли о смерти. Бертольд часто о ней думал, даже наверное ждал. Когда она дышала в затылок, бежал от неё, но вряд ли боялся. А потом где-то зажёгся огонёк боли, отрывающий от всех размышлений. Робкий, нарастающий, будто эти болезненные ощущения принадлежали кому-то другому. Бертольд пошевелил пальцем и точно электрический заряд прошёлся по телу. Он лежал на земле, парализованный жгучим холодом и с ужасом смотрел в чернь перед собой. Его била крупная дрож, воздух рваными кусками вырывался из лёгких. А потом он осознал, что его глаза открыты. Чернь перед взором не была безсознанием, все это время он вглядывался в ночное небо, закрытое ветками деревьев. — Райнер... — тихо выдохнул Бертольд, не отискав сил на что-то большее. Несколько минут обнимаясь с ночью, кадет вспомнил о том, как сдесь оказался. Яркие слайды прошедшего мимо дня, тренеровка, пучок мяты, источающий бодрящий запах весны. Всё превратилось в мешанину голосов, лиц, а этот пряный мятный аромат, сводящий с ума... Бертольд ясно его чувствовал, словно лежал в кустах этого ненавистного растения. — Райнер... Имя которое оживало на языке, не приносило ничего, кроме скрипущей боли, когда срывалось с губ тихим хрипом. Мята, мята, мята. Она ореолом кружила над заветным именем, марая ту силу, которую оно источало. Злость иголками колола кожу, пока не появилось дикое желание избавится от воспоминаний о всяких запахах. Бертольд выгнулся всем телом, и тогда пришла невыносимая боль, искрами осыпающая с макушки до пят. Солёная влага застилила глаза нечего невидящей пеленой. В ночной тени невозможно было разглядеть даже вытянутую перед собой руку. Бертольд со стоном попытался сесть и правую ногу мгновенно окутала ужасающая волна боли. Кол. Парень потянулся руками до короткой тонкой палки, которая торчала из земли, окровавленным острием глядя верх. Эта тишина буквально орала, оглушая треском молчаливого окружения и собственным громким дыханием. Бертольду было жутко, его пугало всё: начиная от начавшейся ночи и перебитой ногой, заканчивая отсутствием помощи. Сжимая окрававленную порванную ткань штанов, он со слезами на глазах уж в сотый раз проклял свою слабость. Стоило взять себя в руки и дёрнуть пострадавшую конечность, но парень продолжал глотать слёзы и стыдить себя за собственное существование. Переполненная чаша терпения треснула и всё накопленное вышло наружу. Молчаливое принятие своей судьбы, нехватка сил для борьбы с ней и безответные чувства, провонявшие горечью мяты, которую сжимала ладонь голубоглазой девушки. Почему-то раньше эта запретная теплота к Райнеру не казалась такой грязной и порочной. Неожиданно Бертольд понял, что ему во что бы то ни стало, нужно избавится от этих чувств, так же, как от охотничьего кола, пронзившего ногу. И начинать нужно было немедленно. Бертольд удобнее уселся и руками крепко обхватил ногу, его резкий рывок разорвал ночное пространство высокой ямы воплем. Он завывая рухнул на спину, а трясущиеся руки начало покрывать теплом, испаряющейся горячей крови. Его трусило, из горла рвался крик, разрывая лёгкие на части, но всё, что он мог, так это давиться дыханием и шептать заветное имя. Бертольд фокусировался на боли, точно пытаясь пропустить через себя каждое мгновение, только бы прекратить звать Райнера. Но постепенно пульсация в ноге утихала, а медовые глаза перед сомкнутыми веками не исчезали. Понадобилось несколько бесконечно долгих минут, что б прийти в себя. Хувер повернулся на бок и обессиленно потянул носом сырой запах земли. На его перепачканном лице высыхали слёзы, смешавшееся с грязью. Медленно приходя в себя, парень уже не всхлипывал и не ждал чудесного спасения. «Тряпка, — презрительно подумал Бертольд, впиваясь зубами в нижнюю губу, сжимая руки в кулаки. — Не могу даже выбраться из этой дрянной ловушки. Такая мелочь. Нужно просто подняться и вылезти из ямы, а я продолжаю валяться здесь, как кусок бесполезного дерьма». Думая об этом, он всеми фибрами своей души чувствовал, как неименуемо приближался провал. Поднимаясь на подгибающихся ногах, оглядываясь и хватаясь за край ямы – чувство потерь укоренялось, словно на него сошло озарение. Но ничего подобного не было, просто Бертольд осознал, что катется по наклонной, а его никто не может остановить. Или не хочет. Подтянуться верх оказалось труднее. Несколько попыток и кадет упал на влажную траву. Капельки росы под щекой холодной влагой защекотали кожу, проникая за воротник и вызывая неприятную волну мурашек. Кадет тяжело дышал, оглядывая окружающие его деревья и тени, путающиеся между стволов, переплетающиеся в жуткие силуэты. — Райн, Райнер! Ну где ты? Бертольд не ждал никакого ответа, просто пытался успокоить себя звуками этого имени. Он поднялся на ноги, ещё раз шёпотом позвав друга. Каким скверным не было его положение, единственное, в чём парень был уверен, так это в том, что его ищут. Пусть его команда и отходит глубже в лес и дальше от него, но они его ищут, зовут и не прекращают выглядывать его высокую фигуру в чаще. Глаза успели привыкнуть к темноте, но ноги постоянно перециплялись за торчащие из земли корни. Бертольд то чертыхался, то обнимал руками плечи, то ли от холода, то ли от липкого страха. Страх скорее был привычкой, чем истинным чувством. Опасаться в лесу можно было диких животных, новых ям, но парень особо об этом не задумывался. Он привык боятся титанов, провала миссии, потерь и теперь, кажется, просто не мог обойтись без опасливых взглядов по сторонам. Малейший шорох, хруст ветки заставлял его остановится и вслушиваться в окружение, которое впрочем, отвечало неизменной тишиной. А потом небо осветил электрический разряд, пронзивший плотную чёрную тучу. На секунду стало светлее, а в следующую, на лес обрушилась стена воды. Дождь хлынул так внезапно и с такой силой, что Бертольд едва не упал на ровном месте. Раскат грома прокотился над кронами деревьев, точно лениво оповещая землю о намерении снова повторить недавнешний потоп. Неудача за неудачей обрушивались на голову кадета. Но тот стискивая зубы и вытянув перед собой руки, на ощупь продолжал двигаться вперёд. С волос мгновенно начало течь, заливая глаза водой. Одежда намокла как и сапоги, которые теперь скользили по скользкой земле. Бертольд двигался сам не зная куда. Нужно было звать ребят, силясь перекричать шум дождя и громовые раскаты, но тот молчал, поджимая дрожащие губы. Когда нога с громким хлюпом погрязла в глубокой луже, парень не удержал равновесие и рухнул в грязь. Рука на которую он упал, скользнула вперёд и Бертольд животом лёг в лужу. Кажется, он весь покрылся густым слоем грязи и глаза снова защипало от слёз. Своя никчёмность и жуткая неловкость убивали всякое желание двигаться дальше. Кадет обессиленно положил голову на изгиб локтя и закрыл глаза. Не хотелось никого искать. Хотелось умереть. Бертольду снилось прохладное утро. Казармы, наполненные запахом сена и древесины. В своё последнее нежное утро Бертольд знал, что Райнер принадлежит ему и их общей постели на втором ярусе деревянной кровати. Когда колокол своим звоном будил кадетов и сонные лица начинали собираться на построение, Хувер всегда неизменно его терял и начинал делить со всеми остальными, тем самым позволяя стене расти между ними. Точно они стояли по обе стороны от Сины и Бертольд тянул Райнера в сторону свободы, полей и опасностей, а тот оставался с людьми, которые завладевали его сердцем. Тогда приходило сильное желание уйти. Неважно куда, только бы стало легче дышать и тяжесть отпустила сердце. Эта тяжесть и боль потерь присутствовали даже во снах, в которых он подолгу бродил в одиночестве и будто со стороны наблюдал за своей жизнью. За любовью, которая медленно убивала все воспоминания о прошлом и надежды на будущее, за увядающей дружбой и за самим собой, который с каким-то садиским удовольствием уничтожал сам себя. Его резко тряхнули за плечи. Издалека донёсся взволнованный голос и ответом ему послужил болезненный стон. Но нежелание пробуждаться легло кровавым пятном на сердце, покрывая cтрахом всё нутро. Бертольд не вслушивался в этот голос, который звал его, подавляя истерические нотки. Не слушал его, но знал лучше, чем свой собственный. Тогда в затуманенном рассудке пронеслась одна единственная мысль, подавляющая все остальные – наверное, он был нужен. Сильные непонятные чувства жили в груди другого человека к нему, чувства чего-то большего, чем сама любовь. Бертольд знал, что нужно вернуться к Райнеру, что он нужен ему, но не хотел. Это было другое. Райнеру нужен друг детства, а не влюбленный парень. Он был противен даже себе, что тогда говорить о Райнере? — Берт, ну же, Берт! От этого можно сойти с ума. Веки парня затрепетали, в сером утреннем пробуждении туманного дня, он увидел склоненного над собой Райнера. Была здесь и Криста и испуганный Марко, но их лица казались ненастоящими, они сливались с фоном, с листвой и всем лесом, точно части незаметной массовки. Стоящий же на коленях Райнер выглядел так живо и близко, что сердце сводило от этой близости. Расфокусированный зелёноглазый взгляд прилип к его лицу, замечая лихорадочный румянец на скулах, взволнованный блеск в медовых глазах. Губы Райнера выдыхали его имя и Бертольд не мог отвести от них глаз. Вот, всего стоило приподнять голову и коснуться их своими, но всё что он мог, так это смотреть в родное лицо и мысленно вопить, в миллионный раз проклиная несправедливость судьбы, которая над ним так насмехалась. — Райнер... — О господи, Берт! — прохрипел Браун, усадив друга и прижавшись к нему. — Слава богу, я нашёл тебя... Его нос уткнулся в покрытую грязью шею Бертольда, а руки точно не его, зажили своей жизнью, блуждая по плечам и спине. Райнер радостно шептал слова благодарности, взывая то к небу, то к смиловавшейся судьбе. — Райнер, — со слезами в голосе пробормотал Бертольд, робко обнимая в ответ. Сквозь дымку перед глазами, он различил два силуэта, скрывшиеся в чаще и прикусил губу, подавляя скулёж. Исчезли и стыд и боль, ломившие терзающие тело. — Ох, Райнер... А потом он сделал это. Просто закрыл глаза, устыдившись себя, что б не видеть осуждения в светлых глазах напротив и слепо ткнулся губами к губам друга. Он сжал пальцы на его запястье и оба замерли. Его холодная ладонь точно обжглась о горячую кожу и он понял, что родился только для того,что б прожить это мгновение. Бертольд жил поцелуем, которого никогда не было. Прокручивал его в голове, запоминаю каждую деталь и малейший чувственный отклик. Но это всё было не таким, здесь не было чувств, только один страх и горечь. Райнер распахнутыми глазами смотрел на бледного Бертольда, который с зажмурившись продолжал прижиматься к нему, на его перепачканные щеки и дрожащие веки. Ещё мгновение и Браун отстранился. — Бертольд... — в его голосе звенело понимание, болью отражающееся на лице Хувера. Это было схоже с потерей. Райнер встал, потянул его за собой и начал стряхивать с грязной влажной одежды листья. Заботливые движения и опущенный взгляд. Но Бертольд видел, как похолодело родное лицо, каким отрёшонным светом наполнились медовые глаза. — Пойдём, — тёплая рука Райнера нашла холодные пальцы Бертольда и сжала вспотевшую и грязную ладонь. Тот бессознательно вцепился в его руку, сплетая пальцы в один костяной замок, так отчаянно нуждаясь в опоре, в поддержке. Они вцепилась в друг друга как обречённые перед гибелью, Райнер сжимал пальцы Бертольда между своими ободряюще, а тот – с застревающем ужасом в горле. — Ты никогда меня не подпустишь к себе, — прошептал Хувер, шагнув в чащу за Райнером. — Я уже подпустил тебя. — Нет, ты не... — Послушай, Берт, — Райнер обернулся и заговорил очень тихо, приковывая внимание друга к себе вкрадчивым и удивительно спокойным голосом. — Страх глупая и бесполезная эмоция, понимаешь? Он только сбивает с толку и загоняет в угол. Нас всегда учили избавлялся от этого чувства, потому что он способен всё испортить, так чего ты боишься сейчас? Мы уже всё потеряли, нам не за что держаться и нечего стыдится. Широко распахнутые глаза Бертольда неотрывно следили за Райнером, улавливая малейшее изменение в нём. Парень ловил каждое слово, жадно хватаясь за их смысл. В какое-то мгновение серьезность сползла с лица светловолосого кадета и он улыбнулся. — Хватит ли у тебя наглости поцеловать меня ещё раз? Бертольд задохнулся, ощутив жар, в который его бросило. Краска прилела к щекам, которые тут же поалели от хриплых слов. Но отвечать он ничего не стал. Пальцы тронула лёгкая дрож, парень сделал шаг ближе, не разрывая сцепленных пальцев. Бертольд хотел любви. Он никогда её не искал и не выпрашивал, не дарил и не впускал в своё сердце. Но он не боялся любить, поэтому и поцеловал Райнера. Наклонил голову и оставил лёгкий чмок в углу его рта. — Ox, Берт... — Браун со смешком хмыкнул и обхватил его лицо руками и притянул к себе. — Я не потереяю тебя в следующий раз. Бертольд смотрел в его лицо и задыхался. Он не слышал тихих разговоров Марко и Кристы, которые доносились обрывками далёких фраз. Он опустил веки и погрузился в ощущения, которые горячим маслом растекались по телу от прикосновений Райнера. Сильные объятия и поцелуи, такие реальные, которые наконец-то заставили очнуться от тягостного сна.