Трасса А7

Небо над Дортмундом серое и низкое. Такой цвет называют свинцовым. Марко не любит такие цвета, они кажутся ему слишком тяжелыми. Такими же тяжелыми, как это небо. Марко поднимает голову и пристально смотрит на облака, как будто пытается отодвинуть их взглядом — как можно дальше. Может быть, вообще за пределы города. В ответ на его взгляд облака приходят в движение, закручиваются в медленную, уходящую в саму себя воронку, края которой постепенно темнеют еще сильнее. Марко смаргивает внезапно выступившие слезы и видит, что воронка распадается на отдельные точки. Это птицы. Стая теряет ровные очертания, но остается одним целым. Воронка превращается в ленту Мебиуса, вытягивается широкой лентой, рвется на несколько частей и снова соединяется в единое полотно: по краям темнее, в середине, где птиц меньше, светлее. Небо между крыльями уже не кажется таким темным, каким было до этого, наоборот, его серый цвет слепит, и Марко прикладывает руку козырьком ко лбу, защищая глаза. Еще не закончив это движение, он уже знает, что произойдет дальше. Птицы разом бросаются вниз, к земле. Марко закрывает глаза и вжимает голову в плечи, ожидая удара — одного, другого, множества ударов от острых клювов и мощных крыльев. Ударов, способных убить не только человека. Воздух вокруг него наполняется шелестом и шуршанием, по лицу проходит сильная теплая волна воздуха, и все стихает. Марко осторожно открывает глаза. Птицы сгинули, как будто их и не было, и он снова стоит один в центре совершенно пустого города. Только теперь Марко понимает, что город заполнен гулкой тишиной, которая кажется почти осязаемой после птичьего буйства. Он осторожно вдыхает густой воздух, сглатывает слюну — и не слышит сам себя. На мгновение Марко кажется, что он оглох, и он в панике несильно бьет себя руками по ушам, пытаясь прогнать засевшую в них пробку. Это почти помогает. Марко все еще не слышит ни своего дыхания, ни стука сердца, но его внимание привлекает другой звук. Звук, который идет прямо из воздуха перед ним. Тихий, на грани слышимости, неразборчивый шепот. Марко щурится, пытаясь разглядеть, откуда идет этот звук, и видит, как на расстоянии нескольких метров перед ним возникает смутное мерцание — или нечто другое, потому что цвет этого мерцания глубоко черный, в точности повторяющий цвет крыльев исчезнувших птиц. Марко даже не удивляется, когда оно принимает форму человеческой фигуры. Не удивляется и тому, что может разглядеть каждую черточку лица, хотя темнота слишком глубока, чтобы было видно тени. Черные губы, в очертаниях которых Марко чудится что-то неуловимо неправильное, раскрываются широко, а потом округляются, беззвучно выговаривая два слога. МАР. КО. В то мгновение, когда окружающая реальность рассыпается, Марко успевает заметить, как один уголок черного рта ползет вверх, к подмигивающему глазу.

***

Одеяло, конечно же, сбилось и плотно укутало голову. Марко сбросил его с себя и повернулся на бок, свесив одну руку к телефону, лежавшему на полу. Экран равнодушно мигнул белыми цифрами, подсказывая, что до звонка будильника осталось несколько минут. — Опять приснилось? Марко повозил щекой по подушке, ничего не отвечая. На экране загорелось стилизованное изображение часов с исходящими от них закругленными полосками. С запозданием на долю секунды телефон завибрировал в такт раздавшейся мелодии с такой силой, что едва не подпрыгнул. Марко медленно протянул руку и нажал на экран мизинцем. — Может, все-таки сходишь к врачу? Телефон забрала рука с тонкими наманикюренными пальцами. Марко полежал еще немного, тупо глядя на то место, где он лежал, и только потом сел на кровати и зевнул. — Обязательно, — лениво сказал он. — Но сначала заберу права. — О, ну да, конечно, — раздалось фырканье. — Решил наконец стать честным гражданином? — Все рано или поздно к этому приходят, Скарлетт, — философски ответил Марко и поднялся. Скарлетт фыркнула еще раз и отвернулась к зеркалу трюмо, возле которого сидела, наводя утренний марафет. Марко подошел сзади, наклонился и поцеловал ее в шею, вдыхая смешанные запахи косметики. — Тогда поторопись, — сказала Скарлетт, водя помадой по улыбающимся губам. — А то упустишь свой шанс. — Это будет очень обидно, — согласился Марко и подхватил ее на руки. До регистрационного отдела Скарлетт его довезла, но ждать отказалась. Марко не настаивал — во-первых, еще в самом начале их общения, когда они оба даже не думали о том, что кто-то из них вообще будет ночевать у другого, Скарлетт довольно четко донесла до него, что работа для нее всегда останется на первом месте. Она и так рисковала опоздать. — Из-за того, что кое-кто слишком любвеобилен с утра пораньше, — сказала она, повернув зеркало заднего вида, чтобы поправить выбившуюся прядь. — А кое-кто, по-моему, совсем даже не возражал, — ответил Марко, осклабившись. — Разве я могу устоять перед такой настойчивостью? Скарлетт вернула зеркало на прежнее место, поцеловала Марко в щеку над уголком рта и вышла из машины. Марко, высунувшись из окна, проводил ее взглядом. Он в этом был не одинок — парочка подростков, тусовавшихся рядом, засвистели ей вслед, но тут же осеклись, когда Скарлетт, не оборачиваясь, изящно вскинула руку с выставленным средним пальцем. — Женщины, — сказал Марко подросткам, захлопывая за собой дверцу. — Никогда не знаешь, что им не понравится. Подростки посмотрели на него довольно хмуро, подхватили свои скейтборды и были таковы. В отделе все прошло на удивление быстро. Марко даже особо ждать не пришлось — к машине он вернулся меньше, чем через полчаса, уже с розовой карточкой, закатанной в пластик. Сев за руль, первым делом он врубил магнитолу, пощелкал немного клавишами и только потом принялся настраивать под себя сиденье, руль и зеркало. Разница в росте между ним и Скарлетт хотя и была всего сантиметров пять и не могла сильно повлиять на удобство в автомобиле, но Марко не мог просто взять и поехать — слишком сильно он скучал по рулю и педалям. Точнее, по рулю и педалям, к которым он мог прикасаться, не боясь очередного штрафа. Наконец Марко наигрался и, пристегнувшись (надо же привыкать быть законопослушным), вырулил с парковки под как нельзя более вовремя заигравшую по радио песню. — И я шлялся в поисках тебя по всем переулкам, — немузыкально подпел он певцу, поворачивая на последних секундах зеленого света на светофоре. Перед глазами на долю секунды возникла стая птиц в небе, складывающаяся в улыбку черных губ, но Марко тряхнул головой и поехал дальше, даже почти не нарушая правил. Как всегда, первым, кто встретил его на рабочей парковке, был Усман — его белозубая улыбка сияла так открыто и восторженно, что Марко даже прикрыл рукой глаза, притворяясь, что ослеплен. Ауба, вылезший из-под машины следом за Усманом, улыбнулся чуть менее солнечно, словно чувство собственного достоинства не позволяло ему показывать эмоции с такой же непосредственностью — что не помешало Марко обнять его не менее сердечно. — Получил? — коротко спросил Ауба. Марко шагнул назад, хитро улыбнулся и, покачивая плечами, как будто пританцовывал, достал из заднего кармана заветную розовую карточку — на что получил одобрительное «о-о!» в два голоса и похлопывания по обоим плечам, как будто он показал медаль или орден. Оставив за спиной «черный экипаж» — как абсолютно нетолерантно называли команду грузовика под номером семь, — Марко походкой победителя проследовал в сторону склада. — Патолог о тебе спрашивал, кстати, — сказал ему в спину Ауба, и Марко резко остановился. — Сколько раз? — осторожно поинтересовался он, оглядываясь через плечо. Ауба переглянулся с Усманом. Тот очень выразительно пожал плечами. — Ой-ой, — озабоченно сказал Марко и свернул с намеченного пути. Как бы ни манил его склад с полученной еще в конце прошлой недели и до сих пор недоразобранной партией посылок, но проблема под названием «Патолог о тебе спрашивал» была гораздо серьезнее. Патолог — сокращенное от «Патологоанатом» — это было прозвище начальника их точки, данное за въедливость, придирчивость к мелким деталям и занудство. Марко полушутя уверял, что еще и за то, что в сейфе за спинкой своего кресла Патолог хранит полный набор инструментов для вскрытия трупа, но тут ему никто не верил. Или почти никто. Почти не верил. На подходе к кабинету Марко одернул куртку и остановился, на миг задумавшись, не стоит ли быстро метнуться в раздевалку и переодеться в форму. С одной стороны, к внешнему виду Патолог всегда был очень строг. С другой, можно было бы сыграть на том, что Марко так торопился, так торопился под светлые очи начальства, что аж даже переодеться не успел. И вот тут Марко даже не особо погрешил бы против истины. Его размышления прервал вывалившийся из кабинета Феликс — красный как рак и пыхтящий, но все равно улыбающийся, как всегда. — Марко! — радостно сказал он, ощутимо похлопав Марко пониже лопаток — докуда достал. — Патолог о тебе спрашивал. Марко скривил рот в типа улыбке. Сегодня все были как-то очень ему рады. И тут же говорили о том, что о нем спрашивало начальство. Это не могло не настораживать. Феликс еще раз хлопнул его по спине и умчался куда-то, оставив после себя резкий запах машинного масла и пота. Марко потоптался на пороге, почесал нос и наконец вошел в кабинет. — Явился по первому зову, герр Тухель! — рявкнул он во всю глотку. — Слушаю ваши приказания! Патолог поднял голову от бумаг и посмотрел на него, задумчиво жуя свою вечную жвачку. — Интересное у тебя представление о первом зове, Ройс, — спокойно сказал он. — А еще о времени начала рабочего дня. — Виноват, герр Тухель! — Марко попытался щелкнуть каблуками и поморщился, больно стукнув одной пяткой о другую. Патолог покивал и приглашающе махнул на стул перед своим столом. Марко убрал со стула стопку бумаг и осторожно приземлился, всем своим видом показывая готовность немедленно сорваться с места и тут же помчаться выполнять полученные указания. Указания Патолог выдавать не спешил, вместо этого отъехал на кресле от стола и вытянул длинные ноги вбок — в крохотном кабинете, бОльшую часть которого занимали шкафы с кипами бумажных и пластиковых папок, только в такой позе он мог выпрямиться во весь рост. — Получил? — коротко спросил он. Марко осклабился и кивнул, похлопав себя по карману куртки, где лежала заветная карточка. — Надеюсь, это не значит, что ты еще чаще начнешь брать больничный, — сказал Патолог, вытаскивая из кармана пачку жвачки и отправляя в рот пластинку. Марко лицом, руками и вообще всем видом изобразил, что нет, ни за что, да как можно вообще такое подумать. Патолог еще покивал и сказал: — Вот и славно. Значит, в Гамбург поедешь один. Марко моргнул. — У них какие-то проблемы на складе, просят помощи. Романа я отправить никак не могу, придется ехать тебе. Так что права ты получил как раз кстати, — невозмутимо сказал Патолог. Марко моргнул еще раз. — Нет, по удаленке не решишь, с админом у них тоже проблемы, — ответил Патолог на невысказанный вопрос. — Мне уже мозг выели, требуют помощи прямо сегодня и сейчас. Кофе выпить успеешь. Командировочные получишь в бухгалтерии, я уже все подписал. Про чеки знаешь, да? Марко грустно кивнул. Про чеки он знал прекрасно — что не мешало ему радостно терять примерно половину из подотчетных финансовых документов и расплачиваться за это зарплатой. Впрочем, ее размер это вполне позволял, потому что своих начсклада Патолог ценил и не обижал. Как и всех, кто под его началом работал — если работал хорошо, конечно. При этом условии Патолог мог закрыть глаза и на некоторое пренебрежение дисциплинарными требованиями. Но только на некоторое. К зарвавшимся отношение было совсем другое — и это не так давно вся их команда воочию увидела на примере Аубы. Марко поежился и отогнал нехорошие мысли, вместо этого выпрямившись и приложив руку козырьком к голове. — Так точно, герр Тухель! — весело сказал он. — К пустой голове руку не прикладывают, — лениво ответил Патолог. — Хотя тебе и фуражка не поможет, все равно в черепушке дупло как у дятла. Свободен. Покидал начальнический кабинет Марко даже в еще более приподнятом настроении, чем то, которое у него было после получения прав. Он радостно сообщил Роману, что тому предстоит в одиночку справляться с завалами на складе, стащил с его стола стаканчик с недопитым кофе и сбежал, пока Роман хватался за голову и вопрошал, за что ему это — вопрошал, конечно же, чисто заради эффекта, потому что работу свою любил едва ли не больше, чем Марко любил автомобили. И то, что никто не будет мешаться под рукой во время «приведения в порядок», как туманно называл Роман свою чисто швейцарскую страсть к упорядочиванию посылок на складе по одной ему ведомой системе (которая менялась не реже раза в две недели) — было только плюсом. В бухгалтерии у Марко сухо спросили, на какой машине он поедет, постучали печатью по бумажкам и выдали ворох налички — на банковские операции уже не оставалось времени. Марко расписался везде, где было нужно, послал бухгалтерше воздушный поцелуй напоследок и скорее свалил на воздух. «Черный экипаж» уже уехал, так что Марко никто и не провожал — остальные тоже давно колесили по городу и его окрестностям, развозя очень нужные и ожидаемые всеми товары. Марко обошел кругом свой порш, постучал носком кроссовка по колесам и только после этого сел за руль. Его ждала дорога — пусть всего три с половиной часа, но все же дорога. И это было охренеть как здорово. Марко бросил куртку на заднее сиденье — и тут же полез за ней обратно, вспомнив, что забыл флэшку с саундтреком к ФИФА-17. Скарлетт вчера намекнула ему, что он немного нарушает авторские права, но Марко только отмахнулся. Возвращаться за руль он хотел под ту музыку, которая ему нравилась. — О-отложи-и это, — мурлыкал он себе под нос, постукивая большими пальцами по рулю и двигаясь в неспешном ритме послеполуденного города. Слева замаячил стадион: отличное визуальное сопровождение к музыке, о лучшем и мечтать нельзя было. Стадион то терялся за верхушками деревьев, то снова появлялся в окне, пока Марко, почти не сбавляя скорости, катился по широкому кругу к съезду с Рураллее на Райнланддамм. Кинув последний взгляд на верхушку стадиона в зеркале заднего вида, Марко полностью сосредоточился на дороге. Улицы города стелились перед ним, соединяясь друг с другом, и вот уже по бокам побежали поля с редкими домиками. Дорога разрослась вширь. Над головой у Марко поперек дороги проплыл самолет — казалось, совсем низко и совсем крохотный, больше похожий на модель, чем на настоящую громадину, опустившуюся с высоты над облаками. Марко на ходу высунулся из окна и отчаянно замахал самолету рукой, не снижая скорости. Машина нырнула вправо, но Марко тут же выправил ход, возвращаясь на сиденье. Проехав вторую развязку, уже после Бремена, он все еще не терял прекрасного расположения духа, хотя уже немного начинал жалеть, что взял с собой всего одну бутылку воды — весеннее солнце, уже перевалившее за отметку зенита, жарило сквозь оконные стекла так, что футболка Марко пропиталась потом. И все же, когда машина нырнула под мост с безликими указателями, Марко забыл и о жаре, и о работе, и о Патологе — вообще обо всем. Ему на миг показалось, что с обочин снялась и тут же исчезла стая птиц — не черных, а прозрачных. Как будто солнце нагрело воздух над дорогой до такой степени, что он начал дрожать — но вот это уже совершенно точно было невозможно. Марко прогнал непрошеные мысли — улыбка — и снова замурлыкал, не попадая ни в ритм, ни в слова песни, да и особенно об этом не заботясь. Гораздо его больше занимало то, что колеса его автомобиля шуршали по легендарной трассе А7. И хотя бы ради этого стоило согласиться на внезапную командировку. Правда, ничем особенным этот легендарный автобан от других дорог, по которым Марко уже успел поездить (в том числе и сегодня) не отличался. Разве что лесов было чуть больше, но и они то и дело сменялись полями с периодически возникающими заправками и придорожными забегаловками. У одной из них Марко остановился размять ноги. На улице оказалось довольно прохладно после салона автомобиля, и он прихватил куртку, поленившись вытаскивать из нее бумажник. Купив воды и бургер, который тут же отправился на сиденье рядом, Марко поехал дальше. И только уже въехав в Гамбург, обнаружил, что его телефон пропал. Попытавшись вспомнить, где видел телефон в последний раз, Марко осознал, что, похоже, оставил его на той заправке: вытащил вместе с бумажником, а в куртку обратно положить забыл. Большой проблемой это не стало: Скарлетт он предупредил еще перед отъездом, а в Гамбурге его и так ждали, так что предварительного звонка не требовалось. Ждали, кстати, было не совсем подходящим словом. Нетерпеливо поджидали, выглядывали, схватили под белы ручки и вытащили из машины, не дав даже заглушить двигатель — вот это да. Но для всего этого в немецком языке вряд ли можно было бы найти одно подходящее слово (или оно было бы длиной с полкилометра). И причин у такого нетерпения было предостаточно, в этом Марко убедился с первых же слов гамбургского начсклада, который начал «вводить его в курс дела» еще на пути на склад. Они провозились почти до глубокой ночи: приходилось одновременно вносить правки в программу учета и руководить грузчиками, растаскивающими туда-сюда посылки, переклеивающими ярлычки и — наверняка — матерящими про себя и Марко, и свое начальство, и Луну в Козероге, и вообще все на свете. Наконец последняя посылка заняла свое место (и виртуальное, и физическое), и Марко удовлетворенно откинулся на спинку кресла. Ему тут же пришлось резко выпрямиться и ухватиться за край столешницы, чтобы не упасть — кресло было давно и безнадежно поломано, но выкинуть его начсклада в Гамбурге не позволял, ведь «его еще можно было починить». С одной стороны, Марко такой практичный подход одобрял, с другой — если можно было починить, так хрена ли не починили, пока никто не убился. С третьей — сам Марко на это кресло садиться больше не собирался, так что ему было по барабану. Выходя со склада, он машинально похлопал себя по карманам, вспомнил о пропаже телефона и слегка приуныл. Номер в гостинице ему на всякий случай забронировали еще днем, начальство в Дортмунде тоже предупредили (а оно, в свою очередь, пообещало передать Скарлетт о том, что Марко вернется только завтра), но без связи было немного… непривычно. Тем более в кафе, куда Марко завернул перед гостиницей, чтобы перекусить. Ждать официанта и не утыкаться при этом в экран с чатом, новостями или мемами Марко не привык, потому принялся разглядывать посетителей. Их в этот час было не так уж много, и свое любопытство Марко удовлетворил очень быстро — да и что могло быть интересного в незнакомых людях. Марко переключился на стоячее меню, немного поразвлекался, поворачивая его то одной стороной, то другой и разглядывая отблески разноцветных огоньков от подсветки над барной стойкой, переливающиеся на прозрачной пластиковой поверхности. Его мысли прервал официант, бухнувший перед ним массивный фолиант в претенциозной кожаной (потертой) обложке и стакан. — Это от господина за тем столиком, — сказал официант, прежде чем Марко успел что-то спросить. Марко поднял глаза, проследив за жестом официанта, и уперся взглядом в «господина». «Господин» сдержанно улыбался и глядел на него в упор. Марко вздохнул. Поскреб затылок. Прикинул расстояние между их столиками. Вздохнул еще раз, встал и подошел. — Ты ошибся, дядя, — фамильярно сказал он, плюхаясь на стул напротив «господина». — Я не ищу знакомств. Тем более с мужиками. Вблизи оказалось, что его обращение было не совсем верным: «господин» был младше, чем казался от столика, за которым сначала сидел Марко. Скорее всего, они с Марко вообще были примерно одного возраста, что не мешало «господину» глядеть с трудно уловимым выражением, от которого казалось, что он смотрит на Марко сверху вниз. — Иногда знакомства сами тебя находят, — сказал он, снова улыбнувшись. Марко почудилось какое-то движение за окном. Он быстро взглянул туда, но ничего не разглядел, хотя где-то в подсознании осталась уверенность в том, что по темной улице только что пролетела птица. — Чува-ак, — протянул он, снова посмотрев на «господина», — это худший подкат из всех… Не дав Марко закончить фразу, «господин» вытащил из кармана продолговатый сверток и подтолкнул его по столу. Еще в самом начале его движения Марко уже знал, что окажется внутри свертка. И да — это был его телефон. Последние сомнения развеялись, стоило Марко увидеть длинную царапину на задней крышке от объектива камеры, почти точно повторяющую очертания египетской реки Нил. — Значит так, чувак, — негромко сказал Марко, подкидывая телефон на ладони и не спеша его включать. — У нас есть два варианта. Я выхожу из этого кафе и иду в полицию, где катаю на тебя заявление о преследовании. Или же ты выходишь из этого кафе и забываешь о том, что вообще когда-либо меня видел. Мне только сталкеров не хватало для полного счастья. «Господин» пожал плечами и снова улыбнулся. — Как скажешь, — легко согласился он. Марко моргнул и понял, что сидит уже за своим столиком, на котором покоилось все то же меню в потертой обложке и… И больше ничего. «Господина» в кафе уже не наблюдалось. Марко тряхнул головой и сделал заказ официанту, бесшумно нарисовавшемуся рядом с таким видом, как будто всегда только здесь и стоял. Мысль о том, что, похоже, следует все-таки сходить к врачу, как советовала Скарлетт, Марко успешно прогонял до самой гостиницы. Да и тут, уже упав лицом в подушку, лениво подумал, что все дело в переутомлении — а что еще могло быть виной тому, что ему снятся странные сны уже и наяву, прямо за столиком в кафе. Не успев додумать эту мысль до конца, Марко уснул.