А ты знала, что жертв всегда неумолимо тянет к их насильникам?
— Я не помню, — Дюпэн-Чен покачала головой, а сама вспомнила обед в доме Агрестов, когда ледяной взгляд отца Адриана как будто медленно разрезал ее на куски, и она падала, падала, падала вниз, скрываясь от страшных картинок из детства. — Ты же хорошо общаешься с Адрианом Агрестом, не так ли? — игнорируя ее слова, продолжал Нессон. — Не очень разумно с твоей стороны. Маринетт остановилась. Девушка сжимала и разжимала кулаки, а тело было готово броситься на полицейского и выцарапать ему глаза. Зимний пейзаж сменился знойным летом. Под ногами шелестела мокрая трава после грозы. Короткие ноги девочки едва поспевали за шагами длинноногого высокого мужчины. Она не видела его лица, но невольно восхитилась стройной фигурой и безупречной осадкой — отец Маринетт был большим и грузным. Его облик не шёл ни в какое сравнение с этим мужчиной, шедшим с ней сейчас за руку. Он словно сошёл с глянцевой обложки маминого журнала. — Папа купит нам по вкусной вафле, — заверил её мальчик, шедший по другую руку мужчины. Маринетт завороженно смотрела в эти волшебные зелёные глаза. Такой редкий цвет, такой красивый. Он ей нравился намного сильнее голубого. Резкий удар по голове, и искалеченные колени со всей силы ударились о каменный пол. Незаживающие раны на ногах снова начали кровоточить, но девочка на тот момент так привыкла к боли, что даже не обратила на это никакого внимания. Вкрадчивый голос шептал ей на ухо: — Ты ни за что не расскажешь, да, девочка? Она отчаянно кивает, хотя чужие холодные пальцы уже скользят ей под юбку. Она закрывает глаза, стараясь забыться и не обращать внимания, ведь это не самая болезненная часть, но... это так неприятно. Грязно. Её рвёт желчью прямо на пол под ней. Задувающий морозный ветер заставляет обхватить себя руками. Маринетт моргает, возвращаясь в реальность, и неотрывно смотрит прямо в глаза месье Нессону. — Что вы имеете в виду?! — ее голос был похож на рык раненого зверя. Во рту появляется привкус металла. Маринетт достаёт руки из карманов лишь за тем, чтобы размазать кровь, что идёт из носа. — Ты опасалась внимания, потому что боялась. Боялась, что о твоей нелегкой доле разузнают, и пойдут разговоры. Но при этом ты выбрала себе весьма интересного спутника, сына известного модельера. Внимание — его постоянный спутник. Почему? — он начал издалека. Маринетт молилась всем богам, чтобы этот человек так и продолжал болтать всякую нелепицу, а не произнёс вслух самые худшие из мыслей, которые сейчас роились в голове Дюпэн-Чен. — Вам не кажется, что это не вашего ума дела? — Маринетт скинула руку Нессона, когда тот будто бы в знак утешения попытался обнять ее. — Маринетт, его отец откупился от полиции. А Адриан дал показания в защиту месье Агреста. Дело раскрыли, но его убрали вглубь стола, не предав преступника справедливому суду. Просто скинули вину на какого-то самоубийцу. Маринетт, вы меня слышите? — Вы. Кто. Такой? — ее покачивало и штормило. Сквозь завывания зимнего ветра то и дело пробивалось пение птиц. Перед глазами вращался мир: лето с зимой попеременно сменяли друг друга, возвращая воспоминания, которые девушка запрятала как можно дальше в своём сознании. — Бастиан Куффен. Запомни это имя, девочка. Ещё одну жертву того преступления, — мужчина расстегнул куртку. Маринетт не понимала ничего, но поняла, какой была дурой, когда поверила, что этот человек безоружен. Подмышкой «месье Нессона» (или как он там себя назвал в последний раз?) был закреплён пистолет. — Адриан знал о всех преступлениях своего отца. Адриан помогал отцу. Может, вспомнишь один-два эпизода, а, Маринетт? Это было похоже на очень плохое кино. Кем ни был этот безумец перед ней сейчас, он доставал пистолет. Трясущейся рукой мужчина целился в девушку, а она стояла на месте, как вкопанная, не в силах пошевелиться. — Вспоминай! Иначе я выстрелю! — прикрикнул Нессон-Куффен («Однофамилец Луки?» — между делом мелькнула странная в этот момент мысль в голове Маринетт). Этот тип был явно не в себе. Маринетт тоже — потому что, как ещё себя чувствовать, когда тебе говорят такие вещи? — Да черта с два! — Маринетт наклонилась и резко кинулась вперёд, бросившись на Нессона. Она поднырнула ему под руку, надеясь выхватить из трясущихся рук пистолет. Но мужчина был сильнее. Все, что ей удалось — это повалить его на снег. Пуля просвистела куда-то вверх. «Не в мою голову — хорошая новость», — хмыкнула Дюпэн-Чен. Но эта была единственная хорошая новость на данный момент. — Сука! — рявкнул Нессон, пытаясь развернуться к Маринетт. Она оказалась позади него, придавленная его тучным телом. Снег попал заворот и жёг кожу шеи. Дюпэн-Чен не давала ему подняться, всеми силами пытаясь потянуть время. — Помогите! Кто-нибудь!!! — кричала она в пустоту, надеясь, что кто-нибудь будет идти с ярмарки и пройдёт мимо. Это был не тот человек, которого она ожидала увидеть. Глаза Маринетт в страхе расширились, когда над ней склонилась маска клоуна. Маска маниакально улыбалась. Уже знакомый клоун щелкнул перочинным ножиком, открывая его. Дюпэн-Чен зажмурилась. Это был конец. Не пуля, так нож — девушка не знала, что было лучше, что было хуже. Если бы пришлось покончить с собственной жизнью, она предпочла бы наглотаться снотворного. Тёплая кровь скользнула по шее, смешиваясь со снегом за шиворотом. Туша на Маринетт расслабилась и стала тяжелее. Пистолет выпал из обмякших рук Нессона и покатился по заледеневшей дорожке. Маринетт не чувствовала боли. Смерть, наверно, так и наступает — лишает всех чувств. Но она все ещё могла открыть глаза и увидеть, как все выглядело со стороны. Руки клоуна скинули тело псевдополицейского с девушки, и Дюпэн-Чен смогла подняться, удивлённо оглядываясь. Нессон не шевелился. Из перерезанного горла сочилась кровь, окрашивая дорожку сквера в ярко-красный. Человек в маске подал Маринетт руку, но Дюпэн-Чен не осмелилась принять ее, поднявшись сама. Ноги была ватные. — Теперь ты знаешь, — сказала «маска». Маринетт хотела бы поспорить, возразить, что все сказанное этим человеком — полнейший бред. Но она действительно знала. Нужно было всего-навсего подтолкнуть заржавевшие механизмы памяти, чтобы она заработала вновь. «Маске» было понятно все без слов. — Пойдём, — носком зимних ботинок он подтолкнул в сторону Маринетт пистолет, выпавший из рук Нессона. — И это возьми. Пригодится. Он говорил ровно, четко расставляя точки-паузы между предложениями. Маринетт наклонилась и взяла в руки пистолет. Нессон выпустил всего одну пулю. Значит, патронов должно было остаться ещё по меньшей мере пять — если магазин был заряжен полностью. — Теперь тебе предстоит ответить на вопрос. Ты же уже знаешь ответ? Маринетт посмотрела на пистолет в своих руках и кивнула.***
От отца осталось не так много вещей: пара коробок в кладовке, заваленные всяким хламом, по типу старых тряпок, колотой посуды и иных вещей, объединённых под названием «жалко выбрасывать». Мать сделала все, чтобы их маленькая квартира и все в ней живущие забыли о том, что здесь когда-то жил Бастиан Куффен, слишком честный следователь, который шальным деньгам предпочёл мыло и веревку. Наверно, именно смерть отца повлияла на выбор профессии его сыном. Лука не боялся замарать руки грязью, с недавнего времени ещё и кровью, и, в общем-то, совесть его по этому поводу мучила весьма и весьма недостаточно. Точнее, совершенно не мучила. Однако, визит старого коллеги отца заставил Луку задумать: а что, если из всей этой ситуации есть более очевидный выход? Не тот путь, по которому сейчас уверенно шагал юноша, а что-то более простое, банальное... как бы поточнее выразиться? «Действенное». Да, Луке удавалось задействовать свои таланты в деле, а между тем неплохо прокормить семью, но как бы помягче сказать... ему это не приносило никакого удовлетворения. Луке казалось, что он топчется на месте, заглядываясь на милых старшеклассниц (на старшеклассницу), с которыми он по злому року судьбы оказался по разные стороны баррикад. Коробки были набиты всяким барахлом. Исписанные нечитабельным почерком пожелтевшие листы бумаги, канцелярские принадлежности, набор не распакованных стикеров... Лука деловито осмотрел бумажки, наскоро перелистав их и, по сути, не заглянув ни в одну. В самом низу лежала скреплённая скрепкой увесистая стопка документов с печатью врача. То была история болезни. Лука, не удержавшись, присвистнул, раздумываю, в какую стопку отправить этот клад. «Компромат» или «улика»? На титульном листе было отпечатано имя Габриэля Агреста. Честно говоря, Луке даже никогда не приходило в голову, что его отец вёл то самое дело. До этого он считал себя весьма... смышлёным малым, но сейчас засомневался. Знал ли Агрест эту интересную деталь родословной Луки, когда принимал талантливого программиста на работу? Наверняка. А это значило, что Лука все это время ходил «под колпаком», позволяя крутить старом психопату собой, как вздумается, да ещё и за определённую плату. Отец там наверно перевернулся в гробу. Пару сотен раз. Что-то в жизни Луки определенно шло не так. Неправильно. Он отложил в сторону историю болезни. Документ был откопирован, а это значит, что где-то все ещё лежал оригинал... в психиатрической больнице? Либо, может быть, для пущей безопастности, у Агреста дома? Как бы то ни было, Лука должен был заполучить его. Копия отправится в руки следователя — это само собой, но у Куффена должна быть подушка безопасности и для себя любимого. Было бы глупо отправиться в тюрьму за соучастие. За Лукой никогда не наблюдалось привычки рыть себе могилу. — Брат? — Джулека мягкой поступью зашла в комнату. На ней была ее любимая чёрная пижама, висевшая на ее тощем подростковом теле мешком. — Что ты тут делаешь в темноте? Единственным источником света была стоявшая на рабочем столе лампа, уже раскалённая до предела. Лука не любил включать верхний свет. Да, пусть он и портил себе зрение, но полумрак был ему милей и уютней. — Хм... ничего особенного, — Лука сложил документы обратно по коробкам. — Работа-работа-работа. Сестра лишь изогнула бровь, не поверив Луке ни на йоту. Своего брата она знала, как свои пять пальцев, и то, что тот врал, как дышал, ей было прекрасно известно. — Расскажи-ка мне лучше... о своих одноклассниках, — Лука ушёл от опасной темы прежде, чем Джулека успела усомниться в его словах. — Например... ммм... допустим, о Куртцберге. Я готовлю для всех персональное задание к выпускным экзаменам, а про этого скрытного парня ничего не знаю. Лицо сестры смягчилось. Лука облегченно вздохнул, мысленно хваля себя за находчивость. Ещё секунду назад у него не было совершенно никакого плана, но, благодаря Джулеке, будущее медленно, но верно обретало свои очертания. Натаниэль Куртцберг мог бы отлично ему помочь. Особенно учитывая тот факт, что прислуживать Бражнику ему не особо и нравится — судя по кислому выражению лица на последнем занятии. И, пожалуй, для успешного исполнения плана под кодовым названием «Предательство», Луке могли понадобиться ещё пара заинтересованных лиц, слишком незначительных, чтобы месье Агрест обратил на них должное внимание, но достаточно отчаянных, чтобы попытаться помочь подруге снова. Лука пока не знал, сколько у него будет времени, прежде чем Бражник поймёт, что лишился одной из своих пешек, но ему хотелось бы растянуть этот срок как можно больше, чтобы сдать Агреста со всеми потрохами полиции. «Поэтому, простите, милая мадмуазель Дюпэн-Чен и Агрест-младший, из этой передряги вам придётся выбираться самостоятельно», — расстроенно хмыкнул он, но тут же постарался подавить в себе эти эмоции. Останови Куффен весь механизм испытания — и Бражник тут же поймёт, что дело нечисто. Он и так поймёт, но позже. К тому же, между этими двумя определённо есть неразрешенные вопросы, которые было бы полезно решить до того момента, как о подробностях узнает весь Париж.***
Никогда ещё Нино не желал так отчаянно проснуться. Между реальностью и сновидением есть весьма ощутимая грань. Утром, по звонку будильника, мало кто из нас спешит её пересечь, желая как можно дольше сохранить это волшебное состояние тягучей дремоты. Если Нино удастся попасть на ту сторону в этот раз, он поклялся, что отныне будет всегда встать по будильнику. Что не будет больше откладывать звонок на «ещё 5 минут», «ещё 10 минут», «ещё 15 минут». Потому что никогда ранее он не желал так отчаянно вернуться в реальность, боясь, что этого никогда не случится. Если бы кто-то попросил описать то место, где он сейчас находился, он бы сравнил его с темными водами океана. В которых он тонул. Солнечный свет не проникал так глубоко; Нино рисковал больше никогда не увидеть солнца. Больше никогда не почувствовать прохладу ветра не лице. Никогда не посмотреть в лучистые озорные глаза Альи. Не обнять родителей. Не посмеяться над непроходимой тормознутостью Маринетт и Адриане. Больше никогда не... Он не смирился. Не перестал барахтаться в непроглядной тьме, потому что не хотел терять надежду. Едва надежда угаснет — и он вместе с ней; замедлится его сердцебиение на аппарате в больнице, пауза между пронзительным звуком «пи-и» станет длиннее. А потом настанет тишина. — Нино? Нино, вставай... «Вставай, вставай, вставай» — эхом разнеслось по сознанию. Кому бы ни принадлежал этот голос, Нино не мог позволить себе сдаться. Он не хотел умирать. — Нино, просыпайся, все уже позади. Ты не умираешь, — обеспокоено запричитал голос. Нино ощутил прохладное касание на своей руке, а чуть погодя — на щеке. — Нино, ты меня слышишь? Глаза пронзила острая боль, и он зажмурился снова. Ощущения были такие, словно его, как рыбу, выбросило на берег, и теперь ему категорически не хватало воздуха. А ещё жутко хотелось пить. — Во-ды, — прохрипел он сухими губами. В горле будто бы обосновалась пустыня Сахара. Но... он был жив? — Я жив? В вопросе прозвучало искреннее удивление. Глаза более-менее привыкли к свету, и Нино поспешил осмотреться. — Живее всех живым, — рассмеялась рядом сидевшая Алья. Одним рукавом она утирала слёзы, всеми силами стараясь скрыть это от Нино. — Я... позову медсестру. Не засыпай пока больше, хорошо?.. — Хорошо... Собственный голос показался чужим. Когда дверь за девушкой захлопнулась, Нино поспешил присесть на своей койке — и тут же об этом пожалел. Затылок, казалось, взвыл вместе с ним. «Да что за чертовщина со мной произошла?» — хмурился он, силясь припомнить события прошедших дней. Мозг вяло подчинялся командам, и Нино то и дело терял ход рассуждений. В палате горела только настольная лампа. Судя по темноте за окном, ранний зимний вечер уже вступил в свои владения. Нино, обреченно вздохнув, оперся на руку, надеясь принять позу поудобнее. И тут его взгляд упал на повязку. Школа, последний урок перед Рождеством, порез... а дальше все, что он помнил, так это то, что ему было очень, очень плохо. «Неужели, действительно яд?» Эта мысль мелькала у него и до того, как его увезли на скорой, но она казалась до ужаса абсурдной. В конце концов, на дворе 21-й век, а не темные века Средневековья, и во Франции - республика, так что травить кого-то в имя дворцовых интриг тоже никого не нужно было. Ляиф в очередной раз убедился, что Бражник — полный психопат. Откуда-то со стороны послышалась вибрация, звучавшая в тишине палаты особенно оглушающе. От неожиданном парень дрогнул, затем повернул голову и увидел одиноко лежавший мобильник. Его мобильник. Честно говоря, Нино не знал, его оставил его в последний раз. Возможно, то подсуетилась Алья, а может быть — одна из медсестёр. Было забавным то, что всех остальных своих вещей Нино нигде не видел, а телефон — вот он, родимый. «Действительно, 21-й век», — Нино покачал головой, перехватывая немеющими пальцами продолжение своей руки. Тело все ещё подчинялось неохотно. Он даже не знал, сколько времени (дней, недель?) провёл без сознания.[Неизвестный номер]
Не сомневаясь ни секунды, Нино скинул звонок. Он уже был научен горьким опытом, причём не раз и не два: его палата была просторной и довольно-таки приятной, но снова оказаться в коме из-за отравления ему не хотелось. Звонок повторился снова. Потом ещё и ещё. Секунды тянулись раздражающе долго, казалось, даже часы на стене стали тикать медленнее. «Ну куда же запропастилась Алья?» — нахмурился Нино, снова и снова нажимая красную кнопку на сенсорном экране. Звонивший оказался до глупости настойчивым. Ляиф уже решил выключить телефон, но тут, вместо очередного вызова, высветилось уведомление о новом сообщении. «Отправитель неизвестен», — все так же упрямо гласила прямоугольная табличка. Не в силах побороть любопытство, парень все-таки открыл приложение с смс. [Отправитель неизвестен] У меня есть деловое предложение. Кем бы ни был человек по ту сторону экрана, он не страдал из-за неуверенности в себе. Разумеется, Нино не собирался реагировать. Но любопытство все же взяло своё: он ждал следующего хода отправителя. [Отправитель неизвестен] Можешь сколько угодно притворяться, что игнорируешь меня. Я все вижу. Невольно Нино осмотрелся. Ну, конечно. Наверняка, в каждой палате были установлены камеры наблюдения, а взломать компьютер охранника не составляет никакого труда. Тут бы и Нино справился, а их хакер был опытнее. Но Ляиф все равно не спешил отвечать. Нет уж, пусть этот человек выкладывает все, что у него есть, а Нино ещё подумает, как на это реагировать. [Отправитель неизвестен] У меня есть кое-что, что поможет вам вывести Бражника на чистую воду. Нино вскинул бровь. До этого момента он был уверен, что ведёт беседу (слушает монолог?) именно с Бражником. Но если на том конце не Бражник, тогда, кто? Или ему в очередной раз хотят запудрить мозги?[Нино Л.]
С кем имею честь вести беседу? Разве ты — не Бражник?
«Не слишком ли высокопарно?» — запоздало подумал парень, отправив сообщение. И вообще, тот факт, что эти звонки, возможно, поступали не от Бражника, заставил его несколько расслабиться. Но совсем чуть-чуть. [Отправитель неизвестен] Его доверенное лицо.[Нино Л.]
Достаточное основание не доверять тебе. Разве не так?
[Отправитель неизвестен] Зависит от того, какие цели ты преследуешь. Иногда стоит рискнуть. Он даже не отрицал правоты Нино. Ляиф на секунду заблокировал телефон, задумавшись. Честность подкупала... в этом было что-то такое волнительное. Помнится, на тот момент, когда Нино был ещё в сознании, у них не было никаких зацепок. Друзья зашли в тупик: никаких зацепок, улик, догадок... за исключением разве что тех, которые Нино так и не отважился высказать вслух из-за Адриана. Тут же — реальная возможность сдвинуть дело с мертвой точки.[Нино Л.]
Допустим, я рискну. Что дальше? Какой смысл тебе вообще помогать нам?
[Отправитель неизвестен] Это личное. Если рискнёшь, будешь полнейшим придурком. А если нет — упустишь восхитительную возможность сдать мудака в полицию.[Нино Л.]
Звучит интригующе. И все же, почему именно я?
[Отправитель неизвестен] У тебя есть необходимые навыки. Ты сможешь это сделать. Нино даже не удивился, прочитав, что ему снова придётся что-то делать. Ну, конечно, просто снабдить его сведениями нельзя — решит, что в сказку попал. С другой стороны, Ляифу было лестно, что его навыки признали... Если этот человек написал про навыки, значит, это был тот самый хакер, с которым Нино уже имел несчастье столкнуться. Но в то же время, он написал, что не является Бражником... это было интересно. Сколько у Бражника было вот таких «доверенных лиц»? Как же понять, где действовал непосредственно босс, а где — безвольные пешки? И делал ли вообще Бражник что-то сам, не прячась ни за чьими спинами? Один ответ породил множество вопросов, и Нино только лишь сильнее запутался. Опять эти странные, нелепые игры, делающие из него посмешище. Нелёгкие размышления Нино прервал скрип двери. Парень тут же спрятал телефон под одеяло и неловко улыбнулся вошедшим девушкам. Алья что-то рассказывала молоденькой медсестре и, кажется, не заметила странного поведения своего молодого человека. — У вас все хорошо? — поинтересовалась медсестра, и Нино быстро, подобно болванчику, закивал головой. Хотя вопрос был скорее дежурный. — Мне нужно вас осмотреть. Осмотр проходил молча. Сестра оказалась несловоохотливой, и вообще производила впечатление крайне недружелюбного человека — по крайней мере, она так себя вела с Нино. Алья категорично следила за действиями медсестры, будто бы та могла из-за пазухи достать нож — Нино даже не удивился бы такой ситуации после всего пережитого. Но нет, осмотр прошёл спокойно. Его не заставили съесть ничего подозрительного, не ввели никаких инъекций. Ничего, что могло бы снова угрожать его жизни. Закончив осмотр, медсестра ушла, а Алья, закрыв покрепче дверь, развернулась к Нино и упёрла руки в боки. Вид у неё при этом был крайне воинственный. — А теперь показывай, что ты там прячешь, — безапелляционно потребовала она. И у Нино не было никаких других вариантов, кроме как подчиниться.