[Чат был создан]
[Noelle присоединился (-ась) к чату]
[Noelle пригласил (-а) BBubbler]
[Noelle пригласил (-а) user1627282]
[Noelle пригласил (-а) AAgr]
Noelle [15:06:11] Ну что бандиты Noelle [15:06:45] Думаю, настало время…[user1627282 вышел (-а) из чата]
Noelle [15:07:01] Эээ… AAgr [15:07:17] Не думаю, что это хорошая идея. AAgr [15:07:57] Мы уже много раз говорили про это, но ты снова и снова настаиваешь на своём. BBubbler [15:08:21] Ты же понимаешь, что это не может продолжаться вечно BBubbler [15:08:35] Тебе нужно с ней поговорить BBubbler [15:08:46] Ты — единственный, кого она будет слушать AAgr [15:09:45] Она ещё не готова.
[AAgr вышел (-а) из чата]
Noelle [15:10:02] Ляиф, не подскажешь, когда твой лучший друг перестанет давать мне повод называть его полным идиотом? BBubbler [15:10:24] Мне кажется, в данный момент из всех нас он лучше всего понимает Маринетт Noelle [15:10:56] Понимает, но ничего не делает Какой тогда толк? BBubbler [15:11:34] Ты слишком много требуешь от него BBubbler [15:11:59] Им обоим нужно время Noelle [15:12:14] Я очень соскучилась по Маринетт, но с того дня перебросилась с ней всего парой фраз. Она не идёт на контакт. Совсем… BBubbler [15:12:48] Ты не психолог Но Ты можешь быть хорошей подругой Которая не врывается в её зону комфорта, пока она временно не готова выйти из неё сама BBubbler [15:13:04] Не пытайся её понять К твоему счастью, ты этого никогда не сможешь сделать Но просто будь рядом Пока она не почувствует себя в безопасности BBubbler [15:13:27] Это и делает сейчас Адриан Как может Но на него тоже навалилось много всего BBubbler [15:13:33] Но он офигеть какой сильный Раз выдерживает это BBubbler [15:13:38] Не называй его идиотом
***
Раньше Маринетт больше любила тихие места, так как ненавидела лишний шум, что неизменно следовал за толпой. Громкие разговоры, споры, визги детей, шуршание пакетов с едой — всё это смешивалось в невыносимую какофонию звуков, от которых у девушки сразу же начинала болеть голова. Сейчас все изменилось. В окружении людей она ощущала себя в безопасности. Десятки незнакомых лиц стали для неё своеобразным щитом, коконом, в котором можно было спрятаться, чтобы не оглядываться каждый раз по сторонам, пребывая в страхе того, что за тобой кто-то следит. Вместе с тем она практически полностью отказалась от социальных сетей, оставив себе пару мессенджеров, что были в этом мире первой необходимостью. Активная жизнь в Интернете словно могла снова приблизить к преследующему её в кошмарах маньяку, снова погрузить её жизнь в беспросветный хаос, когда каждый день мог стать последним. Маринетт просто предпочла потеряться. Стать безликим человеком, одной из семи миллиардов, ничего не значащей и ничего не решающей. И это было потрясающе. Сидя на мягкой кожаной кушетке в картинной галерее, она ощущала себя бесплотным духом, вокруг которого сгущаются тени окружающих, что проходят мимо и растворяются во тьме. Они были далеко-далеко, парили в воздухе, дымкой бродили по освещённым помещениям выставки. Вчера ей исполнилось двадцать два. Жизнь превратилась в неспешную волну, размеренно разливающейся на огромные расстояния, сродни цунами. Сродни цунами, она обладала неукротимой мощью и не была так же неотвратима. — Девушка, позволите присесть рядом? Маринетт подняла глаза и усмехнулась, увидев неизменную красную макушку. Натаниэль Куртцберг собственной персоной, виновник выставки, очень удачно пристроился рядом. Если бы Маринетт верила во всякую ерунду, она могла бы назвать Ната своим соулмейтом, настолько они были похожи по характеру и мировоззрению. И она скучала по нему. Всё время, которое они не общались после суда над отцом Адриана. Натаниэль признался ей в том, что был Акумой, а Маринетт в очередной раз почувствовала себя преданной — и отвернулась, отказавшись принять извинения. Наверно, больше её покоробил тот факт, что Нат не посвятил всю свою оставшуюся жизнь искуплению: жил дальше, не попадаясь ей на глаза, а чуть позже Дюпэн-Чен узнала, что он встречается с гребанной Хлоей Буржуа. Долгих четыре года ей потребовалось, чтобы сегодня прийти сюда. Долгих четыре года она боролась сама с собой, и устала настолько, что была готова простить весь мир, и даже Бражника, за то, что с ней произошло. Потому что нельзя постоянно жить в негативе. Прятаться в панцирь, уходя от проблем, и видя в мире только все самое плохое, даже если на твою долю выпала изрядная порция дерьма. Негатив разрушает изнутри; он хуже вредных привычек, он сродни медленному суициду. Маринетт не знала, сколько ей было отведено, и больше не хотела тратить время на обиды и расстройства. Она хотела просто жить. Дышать полной грудью, ощущать переполняющее её изнутри счастье, стоя на смотровой площадке Эйфелевой башни и смотря на горизонт. Почувствовать всеми фибрами души тот мир, который ей когда-то хотелось спасти — да, глупо и через бесполезные социальные сети, но мотивация была именно такой. — Тебе можно всё, — она похлопала ладонью по месту рядом с собой. — Запрыгивай на космический корабль и полетели. — Тогда я, пожалуй, воспользуюсь возможностью. Художник удобно устроился на соседнем сиденье, облокотившись на спинку. Как и всегда, им было уютно в их молчании; слова были излишни. Ни Нат, ни Маринетт не любили бессмысленных разговоров. — Как ты? — спросил Куртцберг спустя какое-то время. Ему непросто дался этот вопрос — ведь он подразумевал необходимость затронуть их прошлое, а значит — разбередить старые раны. Но он все равно задал его, потому что хотел знать ответ. Его интересовала судьба Маринетт даже тогда, когда сама девушка разорвала с ним все контакты. Маринетт была ему за это благодарна. — Я много думала, — призналась она после небольшой паузы. — Обо всем. Снова и снова прокручивая в голове произошедшее. И до сих пор не могу поверить в то, что это произошло на самом деле. И ещё меньше верится в то, что всё в итоге закончилось хорошо. — Нам крупно повезло, — согласился Натаниэль. — Шаг вправо, шаг влево — расстрел. — Чтобы сильный мира сего не смог выкрутиться и получил то, что заслужил… такое действительно бывает. До сих пор кажется… что мы рано радуемся. Что Бражник вернётся, и… и… Тёплая большая рука легла на её макушку, и растрепала ей всю прическу, возвращая её в нежный девчачий возраст, когда всё было так просто и так легко. — Он не вернётся. Наша история подошла к концу, хочешь ты в это верить или нет; и раз уж произошло сказочное чудо, так прими его достойно — не гневи великий мировой разум, который исключения ради решил отойти от суровых законов реальности. Маринетт закрыла глаза. Перед взором пронеслись лица всех, кто был так или иначе замешан в этом кошмаре, и, как ни печально, не все увидели счастливый конец. Но нельзя отрицать, что всё могло закончиться намного хуже. — Ты прав, — согласилась она выдохе, сглатывая подступивший в горлу всхлип. — Спасибо. Она пришла не за тем, чтобы нюни тут распускать. И вообще совершенно по другой, намного более радостной причине. Дюпэн-Чен зарылась в сумке, выуживая на свет два слегка помятых конверта, внутри которых покоились приглашения, подписанные идеальным почерком Адриана. Нат заглянул внутрь. Поморщился. Заглянул снова, словно надеясь, что ему показалось. — Дюпэн-Чен, ты серьезно? — он покачал головой. — А ведь день так хорошо начинался… — Чья бы корова мычала вообще, — она зеркально повторила его выражение лица, намекая на Хлою. Но решила не размусоливать больную для обоих тему. — Адриан хотел передать их через твою очаровательную возлюбленную, но раз уж у нас с тобой настало перемирие, я решила взять на себя роль гонца. В конце концов, лишний повод выйти из дома. — Не могу обещать, что приду добровольно, — покачал головой Натаниэль, убирая конверты в пиджак. — А и неважно, как, — рассмеялась Маринетт, поднимаясь на ноги. — Было приятно поболтать. Спасибо. Она почти не изменилась. В глазах Натаниэля Маринетт Дюпэн-Чен была все той же колючей девчонкой с целым выводком непонятных комплексов, но обладающая изрядной долей смелости, чтобы с ними бороться. Совсем скоро эта девчонка станет женой. — Ты хотела сказать «приятно было помолчать»? — саркастично заметил Нат. — Я хотела сказать «я пошла, так как у меня много работы». Что, опять нажала в переводе на человеческий? — В переводе на экстраверческий, — рассмеялся Куртцберг. — Беги, давай. Оставь меня на растерзание местный критиков. Ciao! Маринетт задорно ему отсалютовала. — А Буржуа передай пламенный привет. В своих статьях она уже давно пересекла черту между «критикой» и «критиканством». — «Чья бы корова мычала», — передразнил её Натаниэль, явно намекая на блог Ледибаг, но Маринетт уже успела затеряться в толпе посетителей.***
Маринетт зашла в комнату и, поставив на пол сумку и пакеты с едой, подошла к столу. Во всем помещении горела лишь настольная лампа. Адриан тихо посапывал, удобно устроившись на конспектах. Совмещать учебу с работой было нелегко, но он отлично справлялся, благо, с самого детства привык к высокой загруженности в течение дня. Компания Габриэля Агреста продолжила своё существование. Ребрендинг и глубокие структурные изменения позволили ей удержаться на плаву даже после громкого дела бывшего владельца. Было сделано всё ради того, чтобы компания никак не ассоциировалась с маньяком, получившим своё прозвище по последнему псевдониму в сети — Бражником. Адриану перешла доля отца. Акционеры были против такого развития событий, но благодаря новому Генеральному директору ситуацию удалось уладить. Агресту-младшему предложили выбрать: либо отказаться от доли, продав её в добровольно-принудительном порядке, либо остаться, начав работать с самых низов, не имея никаких преимуществ перед другими рядовыми клерками. Он выбрал второе. Ресницы парня затрепетали. Он сонно потёр глаза, не поднимаясь со своего места. Хрипло спросил: — Я опять уснул? — Тссс, — прервала его Маринетт, усаживаясь рядом. Принялась гладить по волосам, осторожно, словно убаюкивая. — Отдыхай. Я пойду разберу кровать. — Я не… — Сегодня суббота. Твой заслуженный выходной. Ты имеешь право просто выспаться, — она улыбнулась, не без удовольствия подметив, что он даже не пытается спорить. — Сейчас приду. На цыпочках прошествовав к двери, она прислушалась. Где-то там слышался скрип половиц, и хотя Маринетт прекрасно понимала, что в многоквартирном доме скрипеть могло всё, что угодно, старые привычки брали верх. Ругая себя за паранойю, Маринетт повернула ручку двери, но та внезапно распахнулась сама, заставляя девушку покачнуться вперёд и чуть не упасть. — А вот и мы! Кулаком рубанув по выключателю, Нино гордо прошествовал вперёд с бутылкой шампанского наперевес, издав при это столько шума, что с таким же успехом в квартире мог пройти бульдозер. Следом за ним прошествовала не испытывающая никакого чувства вины Алья, лишь с сомнением глядя на вынужденного подняться Адриана. Маринет сделала глубокий вдох, изо всех сил силясь подавить растущее в геометрической прогрессии раздражение. Не получилось. — А вы тут что забыли? — спросила она угрожающе, складывая руки на груди. — Мы тут это… тортик принесли. Шампанское. У Адриана повышение, и ты как раз говорила… — Я говорила, что Адриану нужно отдохнуть. Что я непонятного сказала? — Мы как раз за этим. Мы пришли о-т-д-ы-х-а-т-ь, — пропела Алья, выхватывая у Нино из рук бутылку шампанского и нежно её обнимая, как новорожденного младенца. — Прости, Маринетт, но мы не можем позволить вам профукать собственную молодость. Пока Маринетт, потерявшая дар речи от такой наглости, бессильно открывала и закрывала рот, не в силах подобрать слова, Адриан спокойно поднялся со стола, меланхолично бросив взгляд на недоделанное задание, и сообщил: — Надеюсь, отдых дождётся, пока я схожу и почищу зубы, — проходя мимо Маринетт, он тихо шепнул ей на ухо, чтобы слышала только она. — Дорогая, в следующий раз, возвратившись домой, убедись, что дверь действительно закрыта. Маринетт стыдливо опустила взгляд. Что ж, кажется, здоровый сон откладывался на неопределенное время.***
Панорамное окно нью-йоркского небоскреба дарило иллюзию полёта, но оставляло привкуса свободы, как бывает тогда, когда забираешься на самую крышу и переваливаешься через перилла, а перед тобой простирается целый неисследованный мир, что шумит, манит. Требует. Лука скинул капюшон. Стянул зубами с запястья резинку для волос, чтобы собрать взлохмаченное нечто на голове в короткий хвост. За тысячи километров от Парижа он мог вдохнуть наконец полной грудью, оставив ошибки прошлого позади, и начать всё с чистого листа. Мог. Но смог ли в итоге? — Алло, Бертран? Нет, не срочно. Просто соскучился, — рассмеялся он в трубку. — Если не срочно, кончай тратить бабки в роуминге и звонить мне по ночам, — сонно пробурчал следователь. На том конце провода Куффен услышал смачное «ува-а-а-а». — Прости, до сих пор не могу привыкнуть к разнице часовых поясов. — За целый год? Пацан, прекращай трепать мне нервы. — Ты же не один, да? Молчание. — Вот нахал! — рявкнул Бертран. — Найди уже себе кого-нибудь, и перестань лезть не в своё дело! — Лезть не в своё дело — это моя работа, — легко парировал Лука, на которого возмущения Бертрана не произвели ровным счетом никакого впечатления. Впрочем, он мог себе это позволить. Следователь относился к нему по-отцовски, а если злился на что-то всерьёз, то легко отходил. Это он помог Луке отмазаться после ареста Габриэля, и даже в такой патовой ситуации с Куффен в итоге сняли часть обвинений, и он отделался условным сроком в пару лет — не без давления сверху, разумеется. Лука не считал, что это пошло на благо их весьма не законопослушному обществу, но принял поблажку, как подарок судьбы. Едва истёк условный срок, он воспользовался возможностью и уехал из страны. Здесь, в США, бывших киберпреступников относили к какой-то совершенно другой касте людей. Луку умилял контроль со стороны властей, но мирился с ним, пока ему платили. Он так и не смог изменить старым привычкам. — Ты как вообще? — Бертран сменил гнев на милость. — Удалось освоиться? Лука задумался. — Ну, кошку я себе завёл. Пентхаус снял. Бургерами питаюсь раз в две недели — иначе пришлось бы переплачивать за спортзал. Так что, думаю, да. Удалось. — Что-то не слышу уверенности в голосе… А уверенности и не было. Лука никак не мог разглядеть в стране возможностей возможности, безумно скучал по семье и впустую проводил время, скучая по жизни, оставшейся позади. Штаты действовали на него, как удавка на горле. Но при этом хорошо кормили. Так чувствует себя пёс в будке, который привязан к цепи, но получает еду из собачьего ресторана трижды в день и довольно тявкает. Говорить Бертрану он это, конечно, не стал. — Да вот, не хочу, чтобы ты завидовал шибко. А то ещё решишь, что я тут как в сказке живу, хотя должен был гнить в тюрьме — и пожалеешь. Я же не хочу проблем. — Но всегда их ищешь. Боже, будь там аккуратнее. Не хочу услышать в новостях про то, как какой-то француз взломал Пентагон. — Я свалю всё на русских, и дело в шляпе. Даже разбираться не будут, — Лука рассмеялся. — Как Эмили? — Хватается за сердце. Сын женится, а она причитает, что, мол, «ох, как рано, как рано!» Ого. — Вот так новость… полагаю, мне тоже нужно поздравить Маринетт и Адриана с этим радостным событием? — Ну, поздравь, — не учуяв подвоха, поддержал Луку Бертран. — Девочка, конечно, немного странная, но и Агрест тот ещё кадр. Гармоничная пара получится. — Не сомневаюсь. Куффен почему-то думал, что успел перерасти свою странно возникшую симпатию к жертве Бражника, но сейчас вновь ощутил поднимающуюся изнутри непонятную ярость, хотя не видел Маринетт уже вот несколько лет. Может быть, она набрала в весе, раздобрела и утратила свой саркастичный ядовитый шарм, который когда-то зацепил его. А может быть и нет. Отключая телефон, ему понадобилась вся его сила воли, чтобы не броситься к компьютеру прямо сейчас — ему пришла просто гениальная идея для поздравления. Люди не меняются — это Лука уже давно понял на собственном примере. Вредные привычки рано или поздно берут верх: так алкоголик в завязке тянется за новой бутылкой спустя много лет, а наркоману требуется доза, даже когда физическая зависимости уже иссякла. За 5 824 километра девушка неожиданно икнула, хватаясь за грудь. Пузырьки шампанского в бокале размеренно стремились вверх под поддразнивающее улюлюканье друзей. «Это кто же меня добрым словом вспоминает?» — хмыкнула Маринетт. После половины бутылки раздражение постепенно сходило на нет; более того, сквозь пелену привычного занудства стало пробиваться заливистое веселье. Она рассматривала людей, сидящих рядом с ней, и ощущала тихое и спокойное счастье. Она любила свою жизнь. Любила рутину, которая окружала её. И ни за что бы не променяла эту умиротворенность на приключения, в какую бы авантюру её ни пыталась втянуть Алья. Экран телефона ожил, уведомляя о новом сообщении от незнакомого номера. Unknown [03:42:00] Может быть, сыграем в игру? — Что там, Маринетт? — Адриан заглянул ей за плечо. Его тёплое дыхание коснулось щеки девушки, вызвав мелкие мурашки. — Да спам какой-то, — отозвалась она и выключила телефон.