Не в службу

Юра повертел в руках пилотку, чувствуя себя героем плохого анекдота. Ну дед Коля, конечно, отжёг. Нашёл, говорит, в сундуке твоей бабушки среди тяжеленных бус и самодельного вина. Гнуться пришлось, а радикулит, зараза, дал о себе вспомнить. Юра порывался дед Колю осмотреть, но тот от заботы отказывался, одаривал почти оскорбленным взглядом и кривил рот в убедительном «норма-а-ально». Юра верил, Юра просто для профилактики предлагал мазь втереть, для профилактики-то можно. Юра поднёс головной убор к лицу. Цвет свежей грязи и специфичный запах, которым пахла любая ткань в бабушкином сундуке. Нормально, мы не брезгливые, бабушка-то родная. Красавица такая, рассказывал дед Коля, пока Юра заваривал чай и с удовольствием слушал. Все рассказы о бабушке до жути романтичные, светлые, о чистой и настоящей любви с держанием за руку под луной и кружением в вальсе. Джей-Джей его тоже за руку держал, только ведь это не по-настоящему. Романтично, да, даже баба с дедой не прятались от посторонних глаз, чтобы просто посмотреть друг на друга. Хотя им-то чего прятаться... Юра напоминал себе, что баба с дедой под луной, наверно, не только танцы танцевали, а они с Джей-Джеем и не целовались ни разу. Потому что не по-настоящему у них все. Джей-Джей один раз потянулся целоваться, так Юра от неожиданности его треснул, о чем корил себя позже. Ну как натуральная девица испугался, а Джей-Джей больше не рисковал и вылавливал его на улице просто так, за руку подержать, пока никто не видит. Тебе что, десять лет, хотелось спросить Юре, за руку-то. Джей-Джей в ответ гладил его ладони, целовал пальцы, переплетал со своими и улыбался: — У тебя очень красивые руки. — Отпусти, нас увидят сейчас. — За мной не увидят. Тут не поспоришь, Джей-Джей своей широкой спиной спасал их обоих от посторонних глаз. Но что боец делает у кустов, отстав от взвода — другой вопрос. — Ты заканчивай с этим, — предупреждал Отабек. — Офицер пройдёт - хана. — Там не с чем заканчивать. — Я что ли с ним по углам целуюсь? — Я с ним не целуюсь, Бек. — А он и не лезет ко мне больше с поцелуями, у них там в Канаде все такие джентльмены? Бек, я не хочу так попадать. Я уже попал, раз жду только его и рассказов его дурацких. Джей-Джей наконец поведал о том, что у них там в Торонто достаточно много русских, а у него самого превосходно с языками. Сказал что-то на английском, на испанском, но мурашками тело прошило только после того, как он заговорил на родном французском. Родился он в звучном городе Монреаль, как понял Юра, в богатой семье. Юра не понял только, зачем с такой влиятельной семьёй — и в армию. — Чтобы тебя встретить, — ответил ему Джей-Джей. — И видеть. Каждый день. Каждый день не получалось. Джей-Джея, бывало, гоняли с особым зверством, чтобы громкость свою убавил и про понты забыл. Старлей Тищенко его не взлюбил, заставлял чуть ли не все занятия выполнять в противогазе. Джей-Джей в тот день впервые сдох на беге с препятствиями, и то потому, что помог одному туловищу. Был там один пухлый в роте, вечно брюхом страдал. Само благородие. Да только ничего Джей-Джей своей добротой не добился. Лейтенант помощь не оценил, приказал отжаться, и тут-то Джей-Джей выдохся. Из бойцов его тоже никто благодарить не спешил. Как будто без него не было бы таких мероприятий. Юра тогда сильно разозлился. Че за гниль ты у себя в роте воспитываешь, Отабек. Благодарностей за выручку не нужно, да просто чтоб косо уже не смотрели. Не говорили, что он чужой, даже после того, как он их практически спас на полигоне. Инцидент с гранатой до сих пор временами мелькал перед глазами, а у них там, видите ли, забыть решили. Замять. Охуели. Поздним вечером в медпункт прокрался Джей-Джей. Юра уснул за столом с лампой, причём уснул основательно, раз проснулся лишь в тот момент, когда Джей-Джей уже держал его на руках. Юра встрепенулся, ухватился двумя руками за воротник с испугу, дернул на себя: — Блядь, боец! — Юрочка, не кричи. — Джей-Джей! — Я просто переложу тебя на диван, спящая красавица. Юра мог начать брыкаться, если бы не захотел впитать этот момент. Такого контакта между ними ещё не было. Нет, вру, со стетоскопом был в первый день, но он уже давно не в счёт. Не после бесконечных залётов и торопливых взглядов, которые можно кожей почувствовать. Джей-Джей держал его с такой лёгкостью, что на первый момент показалось: свистит. Рисуется. Как говорится, оказалось, показалось, а Юра для него действительно как пёрышко. Конечно, накачал себе плечи, вот зачем они ему такие широченные, зачем ему руки такие сильные, зачем ему шея такая крепкая и длинная, а глаза ему такие зачем. Зачем такой высокий и красивый к нам приехал, идеал мужика для любой женщины, блядь, пока не откроет рот. Канадских телок соблазняй, лось, меня только не трогай. Ладно, трогай. И рот можешь открыть. — Сильно устал? — спросил Джей-Джей, бережно уложив Юру на диван. — Я-то? Не ты сегодня весь день в газе пропахал? — Было дело, — вяло улыбнулся Джей-Джей. Сгноить его тут хотят, что ли. — Чего ты приперся тогда? Давно бы уже в казарме харю плющил. — Я тебя весь день не видел. Юра поспешно отвёл взгляд. Ну зачем он такое говорит. Джей-Джей тут же легонько коснулся его пальцев. Ну зачем он такое делает. — Завтра бы увидел. — Я сегодня хотел. — Как тебе хотелку ещё не отбили? Давай, кругом марш. — Юра, посмотри на меня. Глаза у него совсем уставшие, но все равно мерцают. А на него даже свет от лампы не падает. — Джей-Джей, — сказал Юра. — Иди спать. Тебе отдохнуть надо. Джей-Джей проморгался, улыбнулся чуть живее: — Что, я настолько страшный? — А кто тебе говорил, что ты красивый? — Есть такие люди на свете. — Они тебе польстили. Или просто наебали. — А кто для тебя красивый? Отабек? Юра аж присел. — Причём тут Отабек вообще? — Ни при чем. В самом деле, чего это я. — С сержантом Алтыном меня связывают чисто дружеские отношения, и вся часть об этом давно уже знает. Опять эта пластинка с Отабеком, господи, Джей-Джей, и ты туда же. Джей-Джей реагировал несколько по-другому: отводил взгляд и играл желваками. Пытался устроить сцену ревности, как понял Юра. Юра понял, что нихуя не понял, когда Джей-Джей вдруг встал, приставил руку к голове и холодно попрощался. И впрямь ревнует, что за дурак. Юра сам чувствовал себя дураком, решив остановить Джей-Джея, пока тот не вышел из медпункта и не натворил делов, за которые огреб бы потом по полной. — Стой! Стоять, я сказал! Джей-Джей нехотя остановился, повернулся. Ладно, может и впрямь в байки поверил, вон, в глаза смотреть не хочет. Ну и пусть верит, раз дурак. — Товарищ старший сержант, вы уж определитесь. То кругом марш, то стоять. Нифига себе как мы заговорили. Сделать бы ему прививку от борзости, да ведь на сегодня он своё отпахал. И все равно после отбоя приперся, дубина. Юра уже не удивлялся его вылазкам, напротив — боялся привыкнуть. Временами они действительно не пересекались днём, не было возможности, и Джей-Джей приходил к нему ночью. Не за просто так, естественно, Джей-Джей обещал дневальному дать попробовать дорогих канадских сигарет за пятнадцать долларов, если тот будет держать рот на замке. Плата, вообще-то, так себе, особенно если поймают. Не поймают, заверял Джей-Джей. — Ты куришь? — спрашивал Юра. Джей-Джей мотал головой и отвечал, мол, только когда выпью. Ну-ну, Отабек тоже так говорил, а потом его научили. Вот и вернулись к теме. — Я не собираюсь перед тобой оправдываться, солдат, — отрезал Юра, успешно заразившись холодом от тона Джей-Джея. — Всё. Теперь свободен. Уж лучше бы сказал, как есть. Джей-Джей не приходил два дня. Целых два дня. Обиделся. Зато Отабек являлся в свободное время и рассказывал о происходящем в роте. Юра давал ему дедушкины пирожки, слышал привычное «Юр, ты волшебник», потому что от еды в столовой и даже в чепке скоро желудком убиться можно будет. Юра спрашивал, как там с питанием у бойцов, выделял страдающего брюхом пухляка и, невзначай, Джей-Джея. — Завтра марш-бросок бежим, — поведал Отабек, уминая пирожки. — Пухлый пусть не завтракает, — посоветовал Юра. — Кстати, Леруа там хоть нормально ест? Отабек пожал плечами: — Да как все. В основном в чепке догоняется. К Миле зачастил, значит. Юра оставил себе пару пирожков, подозревая, что вновь останется допоздна. Надо было привить от ветрянки две роты и управиться со списком до завтра. Оборудование присылали, как обычно, ближе к вечеру, и Юра уже не видел смысла ругаться — без толку. После процедур к нему забежал Абрамов, пожаловаться на головную боль и прерваться на рассказ о драке. Сегодня такое было, Юрка, прикинь, на рукопашке поставили на спарринг Отабека с этим пиндосом, ну, который гранатомёт, а они там всерьёз вцепились, еле разняли. Вы заебали у меня аспирин клянчить, ворчал Юра, пока копошился в блистерах, прежде чем замереть. — Кто подрался? — переспросил он. — Бек и, ну, этот, Леруа. Пиндос ещё до этого какой-то смурной ходил, а тут Бек ему приказывает, типа, не тормози давай, и они сцепились. Главное, зрелищно так, как в кино прям, Бек наш с рукопашкой дружит, а этот походу тоже не первый раз морды бьет. Изрисовали друг друга, пока мы их разняли, старлей пиздец рассердился, Леруа этой выходкой его конкретно довёл. Ну и всобачил ему наряд на хоздвор, одного вообще, без помощника. Готов был на губу отправить, Юрка, честное слово, ты бы это видел. Какая губа, вы все тут ебанулись? Юра вскочил со стула, решительно направившись в казарму, только у выхода расслышал «Юр, дубак на улице!», плюнул, вышел на воздух, охуел от пронизывающего ветра, добрался до расположения шестой роты, заткнув дневального и потребовав Отабека на выход. Отабек оказался в бытовке. — Какого хуя, Бек? Бек прогнал молодых, закрыл за ними дверь и уставился — зло, недоумевающе: — Ты у меня спрашиваешь? У этого придурка не хочешь спросить? На обоих скулах и под правым глазом синело. И впрямь хорошо его Джей-Джей приложил. — Я бы и спросил, если бы его не отправили на хоздвор. Почему-то одного. — С такими претензиями обращайся к старлею. Не я это приказал. — Кто это вообще начал? Из-за чего? Отабек глянул на него с интересом, скрестил руки: — Раз уж ты здесь, то, полагаю, знаешь, из-за чего. У Юры кружилась голова. Нет, он подозревал, разумеется, краешком сознания думал о своём варианте, но тут же его отодвигал. Абрамов сказал, что Леруа, скорее всего, не понравилось то, что им скомандовал сержант. Он это и имел в виду, да. А Юра тут никаким боком. Джей-Джей сказал «разрешите идти», после той псевдосцены ревности к Отабеку. Перед тем, как дуться ещё два дня. Блядь, Джей-Джей. — Юра, — позвал Отабек. — Ему башню снесло. От ревности. Да я понял, вашу мать. — Ты нахера с ним драться стал? Чтобы слухи подтвердить? — Пусть думает, что это правда. Юру огорошило. — Что? — Зато к тебе не будет лезть. Господи, да вы все тут спятили. Ладно Джей-Джей, он болван тот ещё, хотя и не заслуживает такого наказания за драку. Хоздвор, сука, там же вольеры одни, комната маленькая с еле дышащими печками, там в середине лета солдат от холода трясло, а уж в начале осени, да с таким ветром... Ещё и с весёлой компанией прапора и крыс. — Почему только его в наряд? — спросил Юра. — Потому что старлея довёл, — незамедлительно ответил Отабек. — А попросить его нельзя? Раз он так хорошо к тебе относится. — С какой радости я буду просить за того, кто на меня с кулаками накинулся? Тоже верно. Пусть и несправедливо. — Увидел бы майор, отправили бы двоих. Или вообще под трибунал, — сказал Отабек. Юра его плохо слушал. Юра думал, из-за него весь сыр-бор. Из-за него Джей-Джей будет переживать ночь на холоде и в дерьме, из-за него Отабек красуется синяками. С другой стороны, Джей-Джей сам заварил эту кашу, сам себе понапридумывал, сам на Отабека полез, а Отабек терпеть не стал. Юра бы не злился на Отабека, если бы не знал, что сам Отабек был только рад такому стечению обстоятельств. «Будет обижать — приходи, не нравится он мне, я сам разберусь». Разобрался. А ведь завтрашний марш-бросок никто не отменял, значит и Джей-Джея дернут. Джей-Джей сдохнет и снова залетит. — Его ведь заставят бежать марш-бросок? Отабек кивнул: — С полной боевой выкладкой. Пиздец, подумал Юра, откуда ты на меня такой проблемный свалился, Леруа. Мозги себе прочистишь на хоздворе, никто за тебя просить не станет, сам свои грехи замаливай. Юра поёжился от холода, добежал до медпункта, надел водолазку под халат, подождал, пока стемнеет и достал из шкафа бушлат. Подумал, голодный совсем, наверное, и взял оставшиеся пирожки.