Знакомьтесь, мистер Блэк

Через пару недель дедушка позвал меня к себе и начал издалека: -Не знаю, упоминал ли я, что у твоего отца был старший брат? -Нет, дедушка, - ответил я, - но я нечаянно услышал, как вы с бабушкой разговаривали... Дядя сидит в тюрьме, да? -Гхм... да, - произнес он. - Что еще ты слышал? -Всё, - честно сказал я. - Что ты хочешь выкупить его из тюрьмы, исправить ему память и поселить на нашей вилле в Калифорнии с моей мамой. А она будет думать, что это папа. -И тебе не кажется это... странным? - спросил дедушка. Я помотал головой. -Мама всё еще скучает по папе, - сказал я. - У нее везде его колдографии, хоть они были знакомы всего ничего. Если дядя похож на папу... -Не похож. В смысле, внешне они были почти одинаковы... Характер другой. Ты — вылитый отец, всё в себе, а у дяди твоего, - дедушка вздохнул, - наоборот, всё на виду. -У мамы не получается меня любить, - подумав, произнес я. - Она очень хочет, но мне это не нужно, и она огорчается... Может, с дядей выйдет? Если он другой? -Будем надеяться, - после паузы произнес он и встал. - Пойдем, я покажу тебе его комнату... Комната дяди — она тоже стояла запертой, как папина, - оказалась сверху донизу оклеена маггловскими плакатами с мотоциклами и даже с девушками в купальниках. И большая колдография тут тоже была. -Это он? - спросил я, указав на человека, страшно похожего на моего отца. Разве что он был постарше и... ярче, что ли? Нахальнее, вспомнил я подходящее слово. Рядом стоял какой-то очкастый взъерошенный тип, еще один, ниже на голову, пухлый, с водянистыми глазами, радостный. И еще один, потрепанный и какой-то удивленный. -Его однокурсники, - тихо пояснил дедушка. - Он единственный учился на другом факультете. -Я вижу... -Упустили... - он коснулся колдографии, и дядя на ней возмущенно отстранился. - Знаешь... я не стану ругаться, если ты попадешь на этот факультет. Я хотел было сказать, что не попаду туда, но промолчал. * Через несколько недель в нашем доме появился незнакомый мужчина. Вернее, сперва нарастало напряжение, как бывает перед грозой: воздух дрожит и вибрирует, волосы встают дыбом, если к ним прикоснуться... А потом дедушка пропал на два дня и вернулся не один. От гостя скверно пахло, он был лохматым и бородатым, а еще страшно худым, и босые ноги его казались черными от грязи. И бабушка, явно заготовившая приветственную речь вопреки данному дедушке обещанию, осеклась, увидев это пугало, и только приказала домовику приготовить ванну и привести в порядок «этого», после чего удалилась к себе. Отмытый и выбритый, «этот» оказался совсем молодым. Правильно, вспомнил я, папа же был всего на год с небольшим моложе брата... Почти неделю дядя просто спал, не просыпаясь. Если бы его не будили, чтобы накормить, он, наверно, и не пошевелился бы... Хотя нет, иногда по ночам я просыпался от жалобного собачьего воя, но думал, что мне чудится, а может, правда на улице собака тоскует... Но нет, домовик сказал, это дяде что-то снится, вот он и воет. Не хотел бы я видеть такие сны! Еще неделю дедушка вразумлял дядю. Я почти ничего не слышал, но, кажется, это оказалось не так-то просто: дяде непременно нужно было кого-то то ли спасти, то ли, наоборот, убить, я не всё уловил. Успокоился он далеко не сразу, и только после того, как дедушка пообещал разобраться в происходящем... ну, по мере возможностей. Прошло еще два месяца. За это время дядя перестал дергаться от каждого шороха и сделался похож на человека. Меня к нему не допускали, но я достаточно хорошо знал дом, чтобы потихоньку подглядывать. Он точно знал, что я подсматриваю, будто чуял: смотрел точно туда, где я прячусь, иногда даже улыбался... А я пытался представить, что это — мой папа, но у меня не выходило. Папа — каким я его узнал по рассказам дедушки, из записок в потертом блокноте — был намного холоднее и сдержаннее. -Послушай, я знаю, что ты там, - сказал однажды дядя. - Покажись хотя бы ненадолго... Тебе запретили ко мне приближаться и разговаривать со мной, я в курсе, а ты послушный ребенок, как твой отец, но... увидеть-то тебя я могу? Я подумал, что от этого вреда точно не будет (и неужели дядя не видел меня на колдографиях, когда был в кабинете у дедушки?), поэтому вышел из тени. Это не обычная тень, хотя их в доме тоже в избытке, а моя собственная, в ней очень удобно прятаться: ты вроде бы и здесь, а тебя не то чтобы не видят, а просто не замечают. (Дядя, однако, заметил, но я уже понял, что у него очень хороший слух и обоняние, так что он просто мог услышать мои шаги или даже дыхание.) На ярком солнце такое не получится, конечно, если вокруг нет чего-то, отбрасывающего тени: на пустынном пляже не спрячешься, а вот в саду — запросто. А уж в доме — тем более, он и сам иногда меня прятал, если я ухитрялся зазеваться. Дядя вздрогнул, когда я появился на площадке второго этажа, и вгляделся в мое лицо, запрокинув голову. -До чего похож... - прошептал он. - Жаль, нельзя поговорить с тобой. Понять, такой же ты или нет... Я уловил, как вдалеке хлопнула дверь, и поспешил отступить в тень, а дядя, понурившись, пошел к себе. Ему в самом деле было не по себе в нашем доме. Лучше, чем в тюрьме, но всё равно плохо. И тогда, поразмыслив, я пошел к дедушке. -Что такое? - спросил он. -Дедушка, - сказал я, - разреши мне поговорить с дядей. От неожиданности он чуть не выронил газету, которую внимательно читал. -Тебе, кажется, запрещено приближаться к нему? -Я и не приближался, дедушка, - пожал я плечами, - и я же пришел просить позволения поговорить с ним, а не пробрался в его комнату среди ночи! -Гм... - он отложил газету. - Хорошо, тогда скажи, для чего это тебе понадобилось? -Я хочу, чтобы он рассказал мне о папе, - ответил я. -Будто ты мало о нем знаешь! -Мало, - сказал я. - Вернее... я помню всё, что рассказали вы с бабушкой, но вы наверняка не знали всего. Каким он был в школе, что делал, с кем дружил... Вряд ли он рассказывал вам всё-всё-всё! А дядя сам это видел. А когда вы измените ему память, он может об этом уже и не вспомнить, верно ведь? -Память... - проворчал дедушка. - Мы никак не можем определиться, что с ним делать! По мне — милосерднее было бы вовсе эту память стереть и заменить... ничем не заменять. Лежал без сознания все эти годы после тяжелого ранения, вот и всё! -И еще мама, - напомнил я. - Ее же тоже надо как-то... ну... убедить. И непонятно будет, кем тогда я им прихожусь? -Вот-вот. Я бы вовсе оставил ее в покое, но... ты ведь знаешь, они с твоим отцом не были женаты. Формально она даже не вдова, а если бы и считалась ею, так все сроки траура давно вышли, и она вольна выйти замуж. И неизвестно, кем может оказаться ее избранник! Я задумался, потом спросил: -Дедушка, а за что дядю посадили в тюрьму? -Официально — за массовое убийство посреди людной маггловской улицы, предательство соратников и пособничество Темному лорду, - спокойно ответил он, - ты в курсе, надеюсь, кто это такой? -Конечно, - ответил я. - В папиной комнате уйма вырезок из газет, и все о нём. -Вот-вот... Это твой отец, а вовсе не дядя был его приверженцем, - сказал дедушка, - а мы, представь себе, даже одобряли, когда он, еще не окончив школу, вступил в ряды Пожирателей смерти! Кто это, ты знаешь? Я кивнул. -Ну а дядя твой был по другую сторону баррикад, - добавил он. - И каким образом он угодил в тюрьму... мы с бабушкой теперь понимаем, но тебе еще рано знать о подобном. -То есть о Темном лорде и Пожирателях — не рано, а об этом - рано? - удивился я. -Ты всё равно ничего не поймешь. -Значит, пойму позже, - упрямо сказал я. - Дедушка, пожалуйста, разреши мне поговорить с дядей! -Иначе ты проберешься к нему тайком, я верно понял? - приподнял он густые брови. -Я не хотел бы так поступать, - подумав, ответил я. -Поэтому не оставляешь мне выбора, - вздохнул дедушка. - Учти, бабушка будет категорически против! -Ну ты же ее уговоришь, правда? - сказал я и посмотрел на него так выразительно, как только умел. -Постараюсь... - пробормотал он. - И не вздумай предложить ни о чем ей не говорить! Она все равно узнает. -Я и не собирался такое предлагать, домовик ведь немедленно доложит... И вообще, зачем обманывать, если можно всё сделать честно? Дедушка только вздохнул, поманил меня к себе и взъерошил мне волосы. -Всё-таки ты не совсем такой, как твой отец, - сказал он. - Тот сделал бы всё тайком. -Но зачем? - повторил я. - Это ведь намного сложнее. А когда всё откроется, будет только хуже. -А правду говорить легко и приятно, - непонятно пробормотал дедушка и подтолкнул меня: - Иди к себе. Я поговорю с бабушкой. Переговоры длились неделю. Всю эту неделю я старался отсиживаться у себя в комнате, выбираясь только к столу и на занятия. Бабушка была мрачна, как грозовая туча (до меня время от времени доносились громовые раскаты), но в один прекрасный день всё-таки дала свое дозволение. Тем же вечером я постучал в дверь дядиной комнаты. -Неужели все-таки разрешили? - спросил он, увидев меня на пороге. -Да, - ответил я. - Можно войти? Он пропустил меня внутрь и замер, явно не зная, что сказать и что вообще со мной делать. -Дядя, - сказал я, посмотрев на него снизу вверх, - пожалуйста, расскажи мне о папе. -А... ты разве мало знаешь? - он присел на кровать, чтобы не возвышаться надо мной. - Я думал, матушка только о нем и может говорить, были бы свободные уши! -Конечно, бабушка много рассказывала, - осторожно сказал я, - но папа был очень скрытным. Вряд ли она знает всё. И уж точно она не знает, как он вел себя в школе, с кем общался и как именно стал... известно, кем. -А ты думаешь, мы так тесно общались с ним, особенно на старших курсах? Я ведь ушел из дома, еще не окончив школу! -А до того? - я без приглашения занял стул. - Даже если он ничего не рассказывал, со стороны всё равно многое видно. Особенно, если ты сам еще не взрослый. -Я расскажу, конечно, - дядя запустил пальцы в густые волосы, обильно подернутые сединой. - Но вряд ли ты многое поймешь. -Я запомню, - сказал я, как уже говорил дедушке, - а разберусь потом, когда вырасту. Он помолчал, потом начал говорить, и говорил долго, до тех пор, пока не явился домовик и не увел меня спать. То же самое повторилось и на другой вечер, и на следующий — не так-то просто вспомнить и пересказать много лет жизни, особенно если никогда не думал о том, что вроде бы ничего не значащие подробности могут оказаться важными! Рассказывал дядя и о своих однокурсниках — тех, что были на колдографии. Оказалось, у него даже есть крестник, сын того очкастого парня... -Погоди, я покажу, - сказал дядя, порылся в книгах на полке и вытащил из одной старое письмо, - вот, гляди! На маленькой колдографии черноволосый мальчик на игрушечной метле носился туда-сюда, за ним бегали мужские ноги, а в углу смеялась рыжеволосая женщина. -Ему тут год, - сказал дядя, прикоснувшись к снимку, - я ему прислал эту метлу в подарок. Как странно... ты ведь родился раньше, а я о тебе и не знал! -А если б знал, что-то бы изменилось? - спросил я с интересом. -Вряд ли, - честно ответил он и отошел к окну. - Да и разве матушка подпустила бы меня к тебе? Меня вообще ни к кому нельзя подпускать... Так и Джеймс с Лили - через несколько дней их не стало... Я их убил. -Как так? - я невольно вздрогнул, потому что помнил — в тюрьму дядя попал за убийство. -Всё равно, что убил, - поправился он, отодвинув штору и глядя в ночную темень. - За ними охотился сам-знаешь-кто, они прятались под Фиделиусом... слышал, что это такое? -Конечно, - ответил я, потому что давно прочитал об этом в дедушкиных книгах, - не очень надежная штука. То ли дело наш дом! -Да, пожалуй... - дядя взял конверт, из которого прежде вынул фотографию и пояснил, - это последнее письмо Лили. Она пишет, что к ним заглядывала на чай соседка, старушка Батильда, и еще Питер... -А какой тогда смысл прятать дом под Фиделиусом, если в гости ходит вся округа? - не понял я. -Спроси что полегче... На чем я остановился? Ах да... Все полагали, что Хранителем тайны был я. Ну как же — лучший друг, крестный ребенка... А я знал, что решат именно так, поэтому предложил в Хранители человека, на которого подумают в последнюю очередь. Вот этого, - он развернулся и ткнул пальцем в колдографию, - Питера Петтигрю, мы звали его Хвостом, он вечно таскался за нами... Лили его жалела — ни талантов, ни внешности, ни храбрости... Но внешность обманчива! -Это он их выдал? - спросил я. -Да. Когда я это понял, когда увидел разрушенный дом и убитых Джеймса с Лили, то бросился за ним, но он успел уйти, крыса... - дядя явно сдержал ругательство, помолчал и пояснил: - Он анимаг. Мы все были анимагами, кроме Люпина. Научились еще на пятом курсе... -Это же очень сложно, - нахмурился я, - а ты говоришь, этот Питер был бесталанным! -Ему выгодно было казаться таким, однако анимагию он освоил наравне с нами, - ответил он. - А потом... не знаю, почему он переметнулся. Возможно, решил, что мы больше не можем служить ему защитой и опорой, выбрал более сильного покровителя, только просчитался: покровитель исчез той ночью... И Питер исчез тоже. Превратился и шмыгнул в канализацию, а перед тем оттяпал себе палец и устроил взрыв! А я... последнее, что я помню — развороченная улица, тела убитых... потом авроры, а я смеюсь и кричу, что это всё моя вина... А потом уж была тюрьма. -То есть вышло, как будто ты сознался сам? - подумав, спросил я. -Да. А пересматривать дело... Отец сказал, что это безнадежно, - дядя помолчал, потом сказал: - Больше я ничего не могу тебе рассказать. Не получал, понимаешь ли, свежих газет с утра пораньше... А ты... ты знаешь, куда пропал твой отец? Я покачал головой. -Только то, что он затеял какое-то очень опасное дело, когда разочаровался в Темном лорде. Ну и, - я вздохнул, - он догадывался, что может не вернуться. И, чтобы род не прервался... -Узнаю братца, - усмехнулся дядя, - всё-то всегда рассчитает! Воцарилось молчание, потом я сказал: -Дедушка говорит, что не знает, как поступить. -Со мной? -Да. -Я тоже не знаю. Так заманчиво — взять и забыть обо всем! - он снова взялся за голову. - И о крестнике тоже... Я ведь даже не видел его с той самой ночи, не знаю, как он живет... Отец обещал выяснить, но так ничего и не сказал! -Может, не успел еще? - осторожно сказал я. - Если это тот самый мальчик, о котором написано в книгах, то его должны очень хорошо охранять! -Чего уж проще — послать домовика... я бы сам послал, да меня он не слушается! Хотя ты прав. Если кое-кто прознал о том, что я вышел из тюрьмы... На самом деле я знал, что дедушка уже всё выяснил и поделился с бабушкой, которая сперва пришла в ужас, а потом в крайнее негодование, но... беда в том, что поделать они ничего не могли. И дяде говорить ни о чем не собирались, потому что он был способен наделать больших глупостей, и тогда... тогда вся эта история с вызволением его из тюрьмы лишилась бы всякого смысла. Это даже я понимал, в моем-то возрасте! -Я не хочу лишаться памяти, - сказал вдруг дядя. - Даже такой скверной. Но я знаю, что выхода нет: Обет или сведет меня с ума, или убьет, когда я попытаюсь его нарушить. А я попытаюсь. -А просто удержаться и не делать ничего такого... ну... ты не сможешь? - спросил я. -Нет, - честно ответил он. - Не смогу. Не сдержусь, а в итоге подставлю всю семью. Поэтому... соглашусь на то, что предлагает отец, но при одном условии — он приглядит за моим крестником. И ты... ты же пойдешь в школу в один год с ним! Ты... -Я не стану ничего обещать, - перебил я. - Я с ним даже не знаком. И вообще, еще неизвестно, пойду ли я именно в эту школу! -Ясно... - дядя понурился. - Хорошо... Тебе, наверно, уже пора спать? -Да, я пойду. Доброй ночи, - кивнул я и вышел. Больше мы с ним не разговаривали до того самого дня, когда бабушка с дедушкой все-таки пригласили в гости маму.